Мара - Уолкер Руфь. Страница 7

— Если ты и дальше будешь себя так вести, то получишь еще. Ты должна быть просто счастлива, что такой богатый человек, как Ласло, женится на тебе, на полукровке!

— Да к тому же еще и без сумаджии, — вставила Анна.

Она удовлетворенно посмотрела на Мару. Анна имела в виду, что каждая цыганская девушка надевает в день своей свадьбы на шею ожерелье из монет, перешедшее ей в наследство от матери. Перса же, сбежавшая с моряком, вернулась в свою кумпаниютолько в поношенной одежде и не оставила дочери сумаджии. И это считалось позором.

— Твоя бабка уже толкует с матерью Ласло о приданом, — сказал дедушка. — Едва ли старухе удастся выторговать еще что-нибудь, но я думаю, они договорятся. — Он потер руки. — Мы подарим тебе новую одежду, чтобы ты не думала, что мы для тебя ничего не делаем. Ты же должна…

— Нет, нет и нет! Можете бить меня сколько угодно, а я все равно скажу «нет». Я просто буду сидеть молча и закрою глаза, когда придет Ласло со своими дружками, и он наверняка тут же потребует свой выкуп обратно. Вам не удастся меня заставить.

Ее угроза действительно была серьезной. Обряд свадьбы совершается строго по старой традиции. Сначала Яддо и старший мужчина из семьи Ласло устроят пляшку, а затем обнимутся и начнется «похищение» невесты женихом и его дружками, и честь ее семьи будет считаться тем выше, чем сильнее она будет сопротивляться. А если Мара будет тихо, смирно сидеть, когда в их табор придет Ласло с дружками, она опозорит свою кумпанию, потому что в таком случае будет считаться, что невеста не так чиста, как говорят ее родственники. И это может привести даже к кровной вражде. Во всяком случае, Разамоны уж точно потребуют назад свой выкуп.

— Ты что же, решила меня испугать? — зарычал дед. — А как ты запоешь, если я возьму сейчас нож и искромсаю тебе лицо так, что ни один мужчина на тебя больше и не взглянет?

— Не знаю, — пробормотала Мара, вдруг не на шутку испугавшись. Она знала, что если дед выйдет из себя, то потеряет над собой контроль и может и впрямь сделать с ней все что угодно. Была и другая опасность, о которой Маре тоже не следовало забывать. У деда были специальные травы, которые приводят человека в такое состояние, что он и сам не понимает, что делает. Что, если ей подсыплют такой травы?

— Неблагодарная тварь! — подала голос тетя Чармано. Она показала пальцем на девушку и сказала, обращаясь к Яддо:

— Это все кровь гаджов ней говорит! Что я тебе твердила, когда Перса вернулась с этим отродьем гаджов пузе? Я заклинала тебя прогнать ее! Я сказала тебе, что она принесет нам только несчастья. А ты что? Ты не послушал меня. Ты считал ее своей любимой дочерью, ты простил ее, и с тех пор начались все наши беды! Да еще мы перебрались в эту чертову страну, и…

Мара вскочила на ноги.

— Все несчастья, которые у вас были, вы сами заслужили!.. — крикнула она. — И, по-моему, вы достаточно попользовались с тех пор моей матерью, и мною тоже! И никогда мы не слышали ни от кого из вас даже слова благодарности!

— Это был ее долг! И никто не обязан был ее за это благодарить — ведь она была нечистой! Это она должна была благодарить нас всю жизнь за то, что Яддо разрешил ей вернуться, — встряла Анна.

Кровь неожиданно ударила Маре в голову. Она набросилась на Анну, вцепилась ей в волосы, впилась ногтями в лицо. Они упали на пол и покатились под стол, но тут подоспел Яддо и разнял их. Его лицо исказилось от гнева, он схватил Мару за шиворот и встряхнул так, что у нее закружилась голова. Но когда Анна снова попыталась наброситься на Мару, он остановил ее.

— Нельзя портить ей лицо, — объяснил он. — Ласло не понравится, если его невеста будет выглядеть небезупречно.

— Она еще получит свое, когда предстанет перед его матерью… — успокоила Чармано свою дочку; ее черные глаза сверкали от злобы. — Старуха сразу поймет, что к чему. Стоит только Маре открыть рот, как старуха швырнет ее на пол. Как бы мне хотелось на это посмотреть!

Когда Яддо немного успокоился, он велел Чармано и Анне заняться приготовлением угощения к свадьбе. А Мару поволок к автобусу и запер там, предупредив обо всем, что ее ждет, если ей вдруг вздумается сбежать. И хотя она твердила, что нисколько его не боится, — это была неправда. Яддо здорово запугал ее. И вот теперь она лежала тихонько и прислушивалась к тому, что происходило на улице.

Скоро начнется пляшка— когда старики из каждой кумпанииотпоют свои песни. А завтра будет пир, потому что Яддо скорее даст себя прирезать, чем пожалеет свадебного угощения.

Накроют столы, поставят на них жареных кур и приготовленные с анисом говядину и свинину — все это запеченное на раскаленных углях. Гуси, конечно же, тоже будут — с хрустящей кожицей; ну и, разумеется, множество огурцов и помидоров, да еще, конечно, ее любимые буклеты— блинчики с мясом. Понятно, что дело не обойдется и без бобов — зеленых в сметане и белых под уксусом, и нута, тушенного с кусочками жирной свинины.

У Мары при мысли об этом даже слюнки потекли. Да, они порядочно налопаются, а Ласло, эта старая свинья, уж, разумеется, набьет себе брюхо больше других. Она мысленно представила себе жениха — его маленькие, как у поросенка, глазки, его похотливые взгляды, его ехидный смешок — нет, уж лучше всю жизнь терпеть побои деда, чем разделить свою судьбу с таким…

Не то чтобы Мара никогда не задумывалась о любви… Она понимала, что для женщины естественно спать с мужчиной. Но ведь при этом он должен быть хоть капельку симпатичным, таким, с кем было бы не противно связать свою жизнь. Как жаль, что ее хотят отдать замуж за Ласло, а не за его младшего сына Йоло — стройного темноглазого парня, украдкой страстно поглядывавшего на нее.

От одной мысли о том, что она могла бы разделить постель с Йоло, у Мары начинало биться сердце и учащалось дыхание. Она впервые увидела Йоло на поминках в Цинциннати, и с тех пор он не выходил у нее из головы. Причем она была уверена, что и он постоянно думает о ней. Йоло не сводил с нее глаз, а однажды, когда поблизости никого не было, тихонько шепнул ей, что без ума от нее. На лбу его от волнения выступил пот, а Мара почувствовала, как тепло разливается по ее телу.

Да, он хотел ее, она это понимала. В свои пятнадцать лет она достаточно много успела узнать о мужчинах. Маре едва сравнялось одиннадцать, когда она впервые заметила, что мужчины кидают на нее страстные взгляды. Даже ее собственные дядья всякий раз находили повод, чтобы прикоснуться к ней, взять за руку — разумеется, когда никто не видел. Она прекрасно понимала, что имеет над Йоло власть, и эта мысль очень нравилась ей. Она знала, что он возбуждается при одном взгляде на нее, и чувствовала себя счастливой от этого. Она хотеластать женщиной, хотела отдаться мужчине — но только не Ласло, а его сыну.

Маре было хорошо известно, чем занимаются мужчина и женщина вдвоем в темноте. Старухи не раз стрекотали об этом в ее присутствии, отпускали разные шуточки по поводу формы и размеров половых членов, судачили о том, куда девается с возрастом мужская сила, и о том, как может мужчина порадовать женщину, а женщина — мужчину.

Стук двери прервал размышления девушки. Пришла София, ее двоюродная бабка. София давно овдовела и из-за своей бездетности перестала считаться настоящим членом семьи. Они были не особенно близки с Марой, но бабка почти никогда всерьез не бранила девочку и часто помогала ей советом. Когда наступал черед Софии делить еду, Мара всегда получала побольше и повкуснее. А однажды бабушка даже подарила ей почти совсем не изношенную вышитую рубашку.

Но сейчас у Мары не было настроения с ней разговаривать, и она притворилась, что спит. Сквозь полуопущенные ресницы она увидела, как вспыхнула спичка. Фонарь София зажигать не стала — видно боялась, что может устроить пожар: Мара заметила, что старуха выпила немало вина. С трудом держась на ногах, она раздевалась, бормоча что-то себе под нос.