Больше, чем ты желаешь - Гудмэн Джо. Страница 9

— Наверное, потому, что я янки?

Джеб фыркнул.

— Было бы гораздо проще, если бы она пустила вас на ночь в дом. — Он изогнул кустистые брови, и в его черных глазах появилось что-то заговорщицкое. — Хотите знать, что я думаю? — неожиданно сказал он.

— Я уже спрашивал об этом.

— Подгнило что-то в Датском королевстве.

Люк захлопал ресницами. Джеб цитировал Шекспира! Но прежде чем он успел спросить, откуда у него такие познания, старик, согнувшись, вышел из хижины.

Люк скинул сюртук и аккуратно повесил его на стуле. Сняв рубашку, он взял мыло и начал отстирывать травяные пятна. Повесив рубашку сушиться, тщательно умылся. Его занятие было прервано появлением молодых негритянок. Они сразу принялись наводить в хижине порядок, время от времени лукаво поглядывая на Люка. Самая молоденькая из них захихикала, когда он, схватив мокрую рубашку, попытался натянуть ее на себя.

Одна негритянка была высокой, вторая маленькой и приятно-округлой. Две другие были очень похожи на Джеба. Они работали быстро, и вскоре жилище стало вполне уютным. Девушки отскоблили пол, налили свежей воды, кровать застелили чистыми простынями, а на прикроватную тумбочку положили какой-то сверток.

— Мисс Бри сказала, чтобы вы это наделив — объявила дочь Джеба и убежала.

Люк развернул узел и, присвистнув, почесал в затылке. Несмотря на то, что девушка предупредила его, он был готов обнаружить в свертке змею, а не эту роскошную одежду.

Люк взял лежавший сверху летний сюртук и, приложив его к себе, решил, что он будет ему впору. Панталоны были сшиты из той же ткани, что и сюртук. Нижнее белье было шелковым, а белая рубашка — из тончайшего батиста. Брай — если это она подбирала одежду — прислала ему и коричневые высокие ботинки, и черный атласный жилет.

Закрыв дверь от непрошеных посетителей. Люк быстро переоделся, не переставая удивляться, что одежда сидела на нем как влитая, как будто была сшита на заказ. В хижине не было зеркала, и Люк, посмотрев на свое отражение в окне, остался весьма доволен собой. В таком виде не стыдно идти на обед в Большой дом.

На этот раз он подошел к дому со стороны реки. Брай сидела на веранде и пила лимонад. Она слегка вздрогнула, когда он стал подниматься по широким ступеням.

— О, мистер Кинкейд! — произнесла она быстро придя в себя. — Я не слышала, как вы подошли.

Люк подумал, что она вздрогнула вовсе не оттого, что он ее напугал, а оттого, что надел этот костюм. Возможно, ей и хотелось, чтобы он надел все эти вещи, но она не была готова к тому, чтобы увидеть его в них. Лукас Кинкейд не принадлежал к тому типу мужчин, которые не задумываются о своей внешности. У него были мать и полдюжины теток, которые не упускали случая напомнить ему, что он красив. Он принимал это как должное, хотя и не особенно им верил. Мать его приятеля говорила сыну те же самые слова, хотя у того было лошадиное лицо. Но когда Нана Дирборн подтвердила мнение его матери, он не расценил это как лесть. Она заявила ему, что его можно назвать красивым, но он не должен из-за этого распускать перья, как павлин.

— Я вас правильно понял? — спросил он. — Вы хотели, чтобы я надел этот костюм, не так ли?

— Вы меня поняли правильно. Можете считать его своим.

— Спасибо. Хорошая одежда.

— Сначала я хотела предложить вам одежду Дэвида, но потом вспомнила о сундуке, куда мама сложила вещи Шелби. Хотите выпить? Лично я предпочитаю лимонад.

Люк заметил, что на столе стоял второй стакан. Кивнув, он взял его.

— Не хотите присесть?

Люк сел на плетеный стул. Их разделял только маленький столик, на котором стоял кувшин с лимонадом. Он пил лимонад и надеялся, что она расскажет что-нибудь о Дэвиде и Шелби, но Брай молчала. Он не знал подробностей их смерти, кроме того, что они и их отец не дожили до конца войны. Из всех мужчин в этой семье выжил только Рэнд. Брай и Элизабет смирились с потерями.

Поставив стакан на стол, Брай взяла веер и начала обмахиваться им, задрав голову, чтобы воздух охлаждал ее стройную шею.

— Хотите веер? — спросила она Люка. — Представляю, как удручающе действует на вас такая жара.

— Какое-то время я работал на Юге, мисс Гамильтон, и привык к жаре.

— Мой отчим ее ненавидит.

— Это потому, что он слишком много пьет. Как он себя чувствует? Он составит нам компанию за обедом?

— О да. Правда, у него на голове шишка.

— Он знает, откуда она?

— Он получил ее, когда вы пытались его убить.

Глава 3

— Когда я пытался его убить? — изумленно переспросил Люк. — Помнится, вы говорили, что он и не вспомнит об этом.

— Помилуйте, мистер Кинкейд! Вы должны более внимательно относиться к своим словам. Вы выразились так, будто действительно намеревались его убить.

Люк поднял стакан. Она снова подловила его! А ведь он считал себя продувной бестией. Возможно, ему пора пересмотреть свое мнение о себе.

Улыбаясь, он откинулся на стуле, довольный установившимся между ними взаимопониманием. Легкий ветерок с реки принес запах роз, который смешивался с нежным запахом лаванды, исходившим от ее волос.

Так же как и он, она сменила одежду, вычесала из волос застрявшие там травинки, и обруч, поддерживающий прическу, был теперь голубым, а не красным. Даже под сильными взмахами веера ни один волосок не выпал из ее прически. На ней было муслиновое платье с рисунком в голубой и белый цветочек. Жакет был оторочен тремя оборками из той же ткани, что и платье. Голубые цветочки не очень сочетались с ее глазами, но оттеняли их цвет и придавали им загадочность.

Она смотрела на реку, казалось, забыв о его присутствии. Из-под опущенных ресниц Лукас изучал ее нежный профиль, сожалея о том, что не может прочесть ее мысли. Холодное лицо Брай ничего не выражало.

На ее щеках был слабый румянец, но Люк полагал, что это — следствие духоты, но никак не смущения или, не дай Бог, возбуждения. У нее были полные губы, сейчас слегка приоткрытые и еще влажные от лимонада. Они представлялись ему более терпкими и менее сладкими, чем выпитый ею лимонад, хотя ему очень хотелось, чтобы он ошибался.

— Снова ваша бабушка? — спросила она, повернувшись к нему. — У вас довольно странное выражение лица.

— Нет, в данный момент я думал о другом, а вот сейчас, когда вы о ней заговорили, я вспомнил, что она сидела так же, как и вы. С такой же надменностью. В этом вы очень на нее похожи.

— Кажется, мне начинает нравиться ваша дорогая Нана.

— Она никогда не была «моей дорогой Наной». Она с трудом меня выносила.

— Жаль. Бабушки для того и существуют, чтобы идти к ним, когда никто тебя не понимает.

— У вас были такие бабушки?

— Мать моей матери умерла, когда я была еще подростком. Бабушка Гамильтон умерла незадолго до того, как мои родители решили пожениться. Я никогда не знала ее. Но у меня была няня-негритянка Комати, и в ней было все то, что мне хотелось видеть в бабушке. Моему отцу пришлось принять ее, когда он женился, так как моя мать ни за что не хотела переезжать в «Хенли» без нее. Отец говорил, что ему всегда приходилось считаться с ней, и она не одобряла, что у них долго не было детей. «Дай моему ребенку побольше ребятишек, — говорила она, — иначе ты потеряешь ее, маета Эндрю. Попомни мои слова». Случайно или следуя ее совету, мой отец произвел на свет Дэвида, Рэнди, Шелби, и только спустя несколько лет появилась я, чем няня была очень недовольна. «Надо было сначала родить девочку, — говорила она. — Не знаю, о чем ты думал, рожая этих хулиганов». Отцу казалось, что она никогда не будет довольна им, но он ее уважал. А мы с братьями так просто обожали нашу няню. Она была строгой, но любящей и рассказывала нам замечательные истории об Африке. Она была христианкой. Мы приносили ей птиц с поломанными крыльями, раненых животных, и она всегда их вылечивала. Она старалась держать молодых хулиганов в узде, но со мной у нее это плохо получалось.