Молодая элита (ЛП) - Лу Мари. Страница 11

Аделина Амутеру

Неделю я не выхожу из своей спальни. Я погружаюсь и выплываю из сна, просыпаясь только для того, чтобы полакомиться сладостями и жареным мясом, ежедневно приносимым в мою комнату, и позволить служанке сменить мне повязки и одежду.

Иногда меня заходит проведать Энцо, всегда с непроницаемым лицом и в перчатках. Больше меня никто не беспокоит. Больше мне ничего не говорят об обществе «Кинжала». Я понятия не имею, что они будут со мной делать.

Проходят дни — проспери, эва, мора, сапьен [2]. Я представляю, чем сейчас занята Виолетта, и гадаю: думает ли она обо мне? В безопасности она или нет? Ищет меня или спокойно живет себе дальше?

Когда снова наступает проспери, я оправляюсь достаточно для того, чтобы снять все повязки. Синяки на запястьях и лодыжках побледнели, и кожа на них зажила. Со щеки спала опухоль, и лицо вновь стало нормальным. Но я похудела, и волосы свалялись в колтуны, а место на голове, где отец выдрал волосы, всё еще ноет.

Я каждый вечер рассматриваю свое отражение в зеркале, наблюдая за тем, как оранжевый отсвет свечей играет на моем лице, как он высвечивает шрамированную кожу поверх потерянного глаза. В уголках сознания всплывают темные мысли. Я слышу шепот, и что-то в нем живет, требует моего внимания, манит меня в самую глубину теней, и я боюсь его слушать.

Я выгляжу так же, как раньше. И в то же время сама себя не узнаю.

* * *

Разговор у моей спальни пробуждает меня ото сна, окуная в золотистый свет утра. Неподвижно лежа в постели, я прислушиваюсь к доносящимся из-за двери голосам и тут же их узнаю. Это Энцо и моя служанка.

— … неотложные дела. Госпожа Амутеру. Как она?

— Намного лучше. — Пауза. — Чем мне занять ее сегодня, Ваше Высочество? Она выздоровела и не находит себе места. Может быть, показать ей дворец?

Короткое молчание. Я представляю Энцо, отвернувшегося от служанки и сжимающего в руке перчатки, с лицом столь же равнодушным, как и его голос.

— Отведи ее к Рафаэлю, — наконец отвечает он.

— Да, Ваше Высочество.

На этом разговор окончен. Я слышу удаляющиеся шаги, звук которых сначала затихает, а потом и вовсе пропадает. Меня пронзает странное разочарование от мысли, что Энцо не будет рядом со мной. Я надеялась порасспрашивать его. Служанка хотела показать мне дворец. Что это за дворец? Королевский? И кто такой Рафаэль?

Я остаюсь в постели в ожидании служанки.

— Доброе утро, госпожа, — входит она с шелками и кувшином горячей воды, над которым поднимается пар. — Поглядите-ка! Да ваши щечки порозовели! Это очаровательно.

Мне непривычно, что кто-то всё время говорит мне комплименты и выполняет любую мою прихоть. Я благодарно улыбаюсь.

После того как служанка помогает мне вымыться и надеть бело-голубое платье, я закрываю волосами отсутствующий глаз и морщусь, когда она проводит расческой по больному месту на коже головы.

Наконец, я готова. Подойдя к двери, я останавливаюсь и делаю глубокий вдох. Затем впервые выхожу из своей спальни.

Идя по узкому коридору, рассматриваю стены. Их украшают картины с изображением богов — восходящий из моря прекрасный Пулькритас и падающий с небес юный Лаэтес. Краски на картинах столь ярки и свежи, словно их рисовали совсем недавно. Сводчатый потолок очерчивает мраморный бордюр. Я так увлекаюсь разглядыванием всего этого богатства, что отстаю от служанки, и лишь после ее просьбы поторопиться, отвожу взгляд от окружающей меня красоты и ускоряю шаг. Догнав девушку, я пытаюсь придумать, что ей сказать, но каждый раз, как открываю рот, она вежливо улыбается мне и смотрит в сторону, не проявляя ни малейшего интереса. Я решаю, что лучше мне помолчать. После очередного поворота мы внезапно останавливаемся перед сплошной стеной с колоннами.

Проведя ладонью по одной из колонн, служанка толкает стену рукой, и я потрясенно вижу, как та разворачивается, открывая за собой еще один коридор.

— Идемте, молодая госпожа, — зовет меня девушка через плечо.

Ошеломленная, я следую за ней. Стена за нашими спинами возвращается на свое место, словно за ней ничего не существует.

Чем дальше мы идем, тем сильнее меня одолевает любопытство. Такая планировка дворца, конечно же, не случайна. Если здесь прячется Молодая Элита — ассасины, разыскиваемые Инквизицией, — то вполне понятно, что к ним нельзя запросто войти через дверь с улицы. Элита скрывается за стенами другого здания. Но что же это за дворец такой?

Служанка останавливается у высоких двойных дверей в конце коридора. На них искусно выгравированы страстно обнимающиеся Амаре с Фортуной — бог любви и богиня удачи и процветания. У меня перехватывает дыхание. Теперь я знаю, где нахожусь.

В борделе.

Служанка открывает двери, и мы входим в пышно убранную гостиную с еще одной дверью, вероятно ведущей в спальню. От этой мысли у меня вспыхивают щеки. Часть комнаты открывает вид на полный зелени внутренний дворик. Чуть колышутся полупрозрачные шелковые занавески, на легком ветерке поют серебряные колокольчики. В воздухе пахнет жасмином.

Служанка стучит в дверь спальни.

— Да? — отвечает ей кто-то.

Голос приглушен, но несмотря на это я слышу, что он необычайно красив. Как у менестрелей.

Девушка склоняет голову, хотя кроме меня ее никто не видит.

— К вам пришла госпожа Амутеру.

Молчание. Затем раздаются тихие шаги. Через мгновение дверь распахивается, и я, потеряв дар речи, во все глаза смотрю на появившегося парня.

Знаменитый поэт из Солнечных земель в своей оде нашим трем лунам восхвалял их чудесный свет, отражающийся в морской воде. Красивое лицо «поцеловано луной и водой», — писал он. И в его устах это был комплимент всего лишь двум людям: его матери и последней принцессе империи Фейсен. Если бы он еще жил и видел того, на кого я сейчас смотрю, то этой поэтической похвалы удостоился бы и третий человек. Луна с водой, должно быть, зацеловали этого парня.

Его блестящие черные волосы собраны в свободную косу. Оливковая кожа гладка и без единого изъяна. Он окутан слабым мускусным ароматом ночных лилий — дурманящим и обещающим запретные удовольствия.

Я настолько потрясена его внешностью, что не сразу замечаю его метку — разного цвета глаза под завесой длинных, темных ресниц: один — медово-золотистый, а другой — изумрудно-зеленый, как летняя листва.

Служанка склоняет голову в знак прощания с нами и поспешно выходит в коридор, оставляя нас наедине. Парень улыбается мне, и на его щеках появляются ямочки.

— Рад познакомиться с тобой, Аделинетта.

Он берет меня за руки и, наклонившись, целует в обе щеки. От прикосновения его мягких губ по коже пробегают мурашки. У него прохладные нежные руки, на узких пальцах тонкие золотые кольца, ногти блестят. А голос такой же мелодичный, каким слышался из-за двери.

— Я Рафаэль.

Меня отвлекает движение за его спиной. Спальня тускло освещена, но тем не менее я отчетливо вижу очертания переворачивающегося на постели мужчины и его каштановые волосы. Я перевожу взгляд на Рафаэля. Это, и правда, бордель. А Рафаэль, должно быть, — клиент.

Рафаэль замечает мое смятение и, покраснев, опускает пушистые ресницы. Никогда еще такое простое действие не казалось мне столь соблазнительным.

— Прошу меня простить. Зачастую приходится работать до самого утра.

— О, — удается выдавить мне. Я идиотка. Он вовсе не клиент. Это мужчина в спальне — клиент, а Рафаэль — его консорт. Я должна была бы сразу это понять, но для меня консорт — это человек, занимающийся уличной проституцией. Бедный и отчаявшийся, продающий себя на обочине или в борделях. Но никак не парень с лицом, являющимся практически произведением искусства.

Рафаэль оглядывается и, убедившись, что его клиент снова погрузился в глубокий сон, выходит из своей спальни и неслышно притворяет дверь.

— Меркантские принцы имеют обыкновение долго спать по утрам, — мягко улыбнувшись, объясняет он и кивком зовет меня за собой.