Пророчество - Горъ Василий. Страница 45
- Ни хера себе! - мгновенно вскинулся уязвленный до глубины души Щепкин. - Я вам что, сержант учебки? Смотреть какого-то салабона?
- Приказ с самого верха! - нахмурился Нестеров и зло щелкнул костяшками пальцев. - Говорят, что он далеко не лох, и чем-то очень нужен Самому!
- Все равно! - обиженно надулся лейтенант. - Пацаны там греют пузо, а я тут буду по полигону лазить!
- Во-первых, пузо не греет никто, - перебил его капитан. - И Сему, и Гарика, и Костяна тоже дернули из отпуска. Как ты знаешь, у нас неожиданно образовался дикий некомплект личного состава. Ребята прилетают вечером. Отправятся вместе с тобой. А во-вторых, пойдете не на полигон, а в Африку.
- Ку-у-уда? - на миг онемел Глаз. - А какую Африку?
- Самую, что ни на есть Африканскую! Во вполне реальный рейд!
- Ни хера себе! - только и смог, что сказать Вова. - Дела-а-а…
- Кстати, - ухмыльнулся почти скрывшийся за дверями уходящий капитан. - Говорят, особо прописывать его не надо…
- Ну, это мы еще посмотрим! - хмыкнул пришедший в себя старлей и побрел за ножами. - Прописку в Конторе еще никто не отменял!
- Я тебя предупредил! - донесся из коридора смех Нестерова, и где-то далеко в коридоре гулко хлопнула дверь…
…Выскочив в коридор, я в первый момент чуть не упала в обморок: окровавленное, покрытое лохмотьями тело на полу не могло принадлежать Деду! Не могло! Но все таки это был он! Олег, спокойный, как скала, захлопнув входную дверь, и уже рвал на части кусок простыни… Поняв, что от меня требуется, я, борясь с подступающей тошнотой, начала перевязывать безумно кровоточащие руки, а Олежка споро бинтовал живот и ноги… Судя по его сноровке, этот процесс был ему неплохо знаком: к тому моменту, когда я справилась с руками, он уже закончил перевязку и набирал какой-то номер на своем мобильном:
- Алло! Михаил Вениаминович? Это Коренев! У меня тут Деда ранили! Это, случайно, не работа Кормухинских людей?…Нет! Не знаю… - отрывисто говорил он в трубку, отвечая на вопросы своего собеседника… - Без сознания… Пришел сам… Хорошо… Двадцать минут? - он посмотрел на Деда, хрипло дышащего в беспамятстве и, на миг зло оскалившись, рявкнул: - Двадцать минут, я думаю, что удержу… Понял… Жду…Что? Телевизор?! Зачем?… Понял, спасибо, жду!!!
Бросив мобильный на тумбочку, Олег метнулся в комнату и через мгновение там заорал включенный на полную громкость телевизор:
…нес восемнадцать жизней! Сорок два человека получило ранения… На месте взрыва находится наш специальный корреспондент! - взволнованно вещала диктор, и по моей спине поползли мурашки. Олег, возникший рядом с баночкой дедовой мази и еще одной простыней, принялся колдовать над Марком Ивановичем, не прекращая прислушиваться к телевизору:
- …Как говорят свидетели, воскликнув "Аллах Акбар", смертница потянулась рукой к животу, и произошел взрыв! Судя по мнению случайного свидетеля, бывшего сапера МВД, мощность подрывного устройства эквивалентна взрыву как минимум восьмисот граммов тротила. Ударной волной и разлетевшимися стальными шариками выбило все стекла в радиусе двухсот метров. Стены кафе и корпуса изуродованных автомобилей напоминают репортажи из Грозного!…
Олег, продолжая колдовать над ранами Деда, мрачно играл желваками, и на миг я вдруг почувствовала, что боюсь этого погруженного в свои мысли парня… А потом затрезвонил звонок входной двери, в квартиру ввалились врачи в белых халатах, вокруг тела мгновенно началась суета, и я почувствовала себя лишней…
Однако про меня не забыли: через пару минут я пришла в себя в машине, с диким воем сирены несущейся по Сущевскому Валу в направлении проспекта Мира, между двух здоровых мрачных ребят в темных костюмах, сложением чем-то напоминающих Олега и его деда…
…Следующее связное воспоминание - коридор Склифа. Осунувшееся лицо Олега, беседующего с его шефом и каким-то военным, прибывшими некоторое время назад. Судя по всему, их аргументы кажутся Олегу достаточно вескими, потому что к концу разговора его лицо становится мягче, и из глаз почти пропадает то выражение металлического блеска, которое меня так испугало дома… А потом в коридоре возникает врач, и все снова превращается в безумный калейдоскоп - Олег, схватив меня за руку, несется куда-то за врачом, я, стараясь не упасть, лечу за ним, потом - какая-то палата, белое, без единой кровинки, лицо Деда, куча врачей в халатах вокруг, слезы на моем лице и горечь на губах…
…Марк Иванович пришел в себя утром… Первым на шевеление его ресниц отреагировал, естественно, Олежка: не смотря на то, что практически всю ночь он провел в коридоре, беседуя с тем самым военным, который прибыл вместе с Кирилловым, парень будто почувствовал, что Дед приходит в себя и возник в палате в самый нужный момент. Впрочем, сил удивляться у меня не было: бессонная ночь и то и дело возвращающиеся отголоски какого-то непонятного страха измучили меня так, что я плакала не переставая… Кроме того, здорово налилась грудь, и от ощущения, что все это случается так не вовремя, я безумно злилась…
А Марк Иванович открыл глаза, посмотрел на наши испуганные лица, облизнул пересохшие губы и вдруг ехидно ухмыльнулся:
- Ну, что, напугал я вас?
Ощущая, как из глаз снова полились слезы, я кивнула головой.
- Сам испугался! - хмыкнул Дед и скривился от боли…
- Ты особенно не болтай, Учитель! - буркнул Олег, заботливо протирая его губы смоченной водой марлей. - В тебе было больше сорока осколков! Ты потерял много крови. Но небо еще покоптишь, старая ты развалина!
- Кто развалина, я? - деланно возмутился Дед. - Ты, молокосос, еще толком ходить не умеешь, а строишь из себя невесть что! Вот когда начнешь со мной справляться, поговорим…
…Я слушала их дружескую перепалку, и понимала, что в моей душе медленно восстанавливается нарушенное спокойствие: столько тепла сквозило в каждом слове этих, в общем-то, суровых и жестких мужчин. А когда Дед вдруг выпростал из-под простыни забинтованную руку и провел ладонью, в порах которой запеклась его кровь, по моей голове, я в голос разрыдалась. От безумного, запредельного счастья, что он остался жив…