Рубикон - Калбазов (Калбанов) Константин Георгиевич. Страница 24
Имущество пришельцев вызвало неподдельный интерес, хотя описывать все это настолько же трудно, как и долго. Вопросы сыпались как из рога изобилия, и Дмитрий терпеливо на них отвечал. Давал подержать в руках нож — только один, метательный, который также был заточен, — а вот охотничий предпочитал держать при себе, на случай страховки. Хозяева восприняли это с пониманием. У них вообще брать чужое оружие без спроса было не принято, притом что предметы обихода могли с легкостью гулять по всему лагерю.
Как ни странно, они неплохо понимали друг друга — он даже успел за вечер выучить несколько слов на языке аборигенов. По всему выходило, что словарный запас у них не так чтобы и велик, с падежами и вовсе пробел, даже в общении друг с другом они очень активно использовали жесты, подкрепляя сказанное. Все было за то, что языком местных пришельцам овладеть будет не так сложно, а вот наоборот — вопрос, конечно, интересный.
Насчет того, что местные вели кочевой образ жизни, он ничуть не ошибся, как и насчет того, что путешествовать они предпочитали по рекам, используя лодки. В среднем на одно жилище приходилось две пироги, изредка три, это если большая семья, что здесь было редкостью из-за высокой смертности, особенно детской и среди женщин.
Путешествия происходили два раза в год. Летом они сплавлялись по Дону — у них просто «большой реке» — вниз по течению, в степные районы. Это было не кочевье от скуки: там они устраивали большую охоту на стада животных, судя по описанию, очень похожих на туров. Там же заготавливали впрок мясо, шкуры, кишки, которые потом шли на изготовление веревок. В этих местах находились зимние стоянки племени, которые были разделены и распределены между родами еще в незапамятные времена. Но в этом была и своя справедливость. Если тому роду, что стоял на озере Находка, было добираться до своей стоянки и сложнее, зато у них под рукой имелось целое озеро, куда не было ходу другим.
Рода оказались древними, устоявшимися. Новые образовывались очень редко. Это становилось большим событием. На памяти Рохта такого не происходило, только его отец говорил о том, что в его детстве родился еще один род — род Рыси. Кстати сказать, их род велся от волка. Рождение нового рода происходило на осенней ярмарке, арухе, празднике, устраиваемом в конце осени, когда все племена приходили на зимние стоянки.
Там происходили состязания, встречалась молодежь, создавались семейные пары, и родители отдавали своих дочерей в чужую семью. Собирались на эти праздники далеко не все: на совете рода отбирались кандидаты, которым посчастливится отправиться на праздник. Разумеется, те, у кого были на выданье девушки и подросли сыновья, ехали однозначно: свадьбы устраивались только там, — а вот остальных выбирали очень тщательно. Конечно, была и большая охота, на которой племена тоже сходились, но то, если можно так выразиться, работа, и там общаться некогда. Горячая пора. Так что попасть на арух, где во главе угла был именно праздник, хотелось всем. Там же осуществлялась и меновая торговля.
Только этой осенью такого большого праздника не получится. В прошлом году, сразу после возвращения с празднества, начался страшный мор. Подобного не было даже при дедах дедов. Целые роды прекратили свое существование. От их рода осталась лишь бледная тень. Почти все женщины лишились своих мужей, а мужья жен. Погребальные костры горели в лесу не прекращаясь, а в иных уже некому было похоронить последних. Рохт очень сокрушался, что не может предать огню останки своих соплеменников из соседнего рода. Там была и его родная сестра, так что он понятия не имел, как сложилась ее судьба, погребена ли она по обычаю или была в числе тех, чьи останки оказалось больше некому вознести на огонь.
Хотя такое случалось очень редко, память о таких событиях не истерлась, поэтому понятия о карантинных мероприятиях у них были. Неизвестно кто и когда впервые додумался до этого, но во время морового поветрия всяческие брожения между стоянками прекращались. Если случалось вот такое несчастье, то в вымерший поселок не было ходу никому. Память об этом хранили шаманы. Шаман рода Волка не пережил мора, как и его ученик, что было большим ударом, потому как один мужчина умер от раны в плечо, полученной на охоте. Рохт был уверен: будь жив колдун — и охотник выжил бы.
Когда костер уже начал угасать, к Дмитрию подошла Лариса и отозвала в сторону. При этом она выглядела и довольной, и загадочной одновременно.
— Дима, о чем вы там говорили с вождем?
— Да о разном. В основном об укладе и обычаях. Ну там, охота и все такое.
— Ясно. Мужики, что с вас взять… — Господи, как же ей, оказывается, не хватало общения, если она так светится после беседы с девушками, даже при том что изъясняться им приходится жестами.
— Ага, мы такие, — только и смог выдавить Дмитрий. А с другой стороны, особых задач, кроме налаживания отношений, у них не было.
— Тогда слушай меня. Оказывается, совсем недалеко отсюда есть пещера, в которой местные добывают соль. Много соли, сюда все племя за солью ездит. — Действительно, женщины куда более практичны. — И еще. Тот мор, что тут прошел. Очень похоже, что это была либо корь, либо краснуха, у них симптомы очень похожи. Ты понимаешь, о чем я?
— В том лагере больше нет угрозы.
— Именно. Но местные ни под каким предлогом туда не сунутся, зато мы можем там набрать много нужного. Вот только непонятно, как это устроить, чтобы они не вздыбились.
— Решение есть. Можно будет устроить похороны тех, кто остался там непогребенным. Только нужно будет уточнить все. Как видишь, не только ты занималась полезными делами.
— Тогда нужно будет забрать один вигвам и мех, какой получше, ну и кожи обработанные, чтобы одежду сшить. Да много чего. Только ты уж реши, так чтобы мы не ссорились.
— А если не получится?
— Ну и черт с ним, — решительно рубанула она. — Без барахла как-нибудь выкарабкаемся, а вот так хорошо начавшуюся дружбу рушить никак нельзя.
— Умница. Ну чего ты так на меня смотришь? Просто я испугался, что в тебе победит хозяйка, стремящаяся все подгрести под себя, раз уж такая халява обломилась.
— Ты действительно думал, что я такая дура?
— Ларис, не заводись. Не думал, но боялся.
— Ладно, проехали. Теперь к нашим баранам. Так вот. Они меня все расспрашивали, кто ты мне.
— И?
— Что «и»? Муж, конечно. Ой, только не надо на меня так смотреть. Вот-вот, лучше молчи. У них тут семейные отношения очень строгие. Если женщина осталась одна, то какой-нибудь мужчина может взять себе вторую и даже третью жену. Разумеется, это должно быть не только его решение, но и законной жены или жен: им ведь между собой мужика делить.
— Ты к чему клонишь? — забеспокоился Дмитрий.
— Не волнуйся, брать вторую жену не предлагаю. — И, видя его растерянный вид, подначила: — Я с ними пока плохо знакома, но очень даже может быть.
— Надеюсь, за мужиком тут не последнее слово.
— Да успокойся ты. Первое.
— Это радует.
— Ты будешь слушать?
— Весь внимание.
— Так вот, этим они интересовались не просто так. У них есть обычай, что если забредает к ним какой чужеземец и при этом не собирается оставаться, то он способствует обновлению крови. Заметил у них разные волосы, в основном рыжие, но и светлые встречаются? Вижу, что заметил. Так вот, тут одна девушка во время мора потеряла мужа и ребенка. Сейчас у них такая ситуация, что род нужно возрождать, вот они почти все и в положении. Но она в близком родстве с оставшимися мужиками, а на такое строжайший запрет.
— А как же так вышло, что она из своего рода не ушла в род мужа?
— Муж был из пришлых.
— И что, теперь я должен ее того?
— Именно поэтому они и завели со мной разговор — мол, как наши обычаи, позволяют ли такое. Если бы ты был один, то тут уж будь любезен уважь, иначе обида. Но раз уж ты с женой, то тут мое мнение важно, чтобы в чужую семью не влезть.
— И что?
— Нет у тебя выбора, Димочка. Ни капельки, — хитро улыбнувшись, заявила она. — Я сказала, что все понимаю и не против, чтобы деваха понесла от тебя. Да не парься ты. Нормальные люди, вполне чистоплотные, мыла не видели, это да, но за собой следят, насколько позволяют условия. Да и она не страшная. А потом, выбора у тебя нет, я согласие дала, жена вождя ему все передала, — теперь или так, или обида.