Жалобная книга - Фрай Макс. Страница 9

Отличное решение.

Благо кафе – вот оно, через дорогу. Называется “Кортиле”. “Дворик”, если я ничего не путаю. Смешно, конечно: закрытое помещение “двором” именовать, да еще и писать импортное слово кириллицей. Зато вывеска славная, полосатая, а из огромных окон льется топленый, желтый, сливочный свет. Мне определенно туда.

Захожу, направляюсь в самый дальний угол, устраиваюсь на уютном гибриде дивана и садовой скамейки. Осматриваюсь в поисках добычи. Опаньки. А ведь возможно, придется ограничиться кофе и пирогом. Больше ничего мне тут, боюсь, не светит. Кафе хорошее, но народная тропа к нему пока явно не протоптана.

Какая уж там тропа. Кроме меня тут только две барышни, черненькая и беленькая, этакий новейший римейк древней шведской поп-группы “Абба”. Устроились у окна, на радость редким прохожим. Щебечут без умолку, бурно жестикулируют, телефоны – и те звонят ежеминутно. Тут мне точно ловить нечего: девочки слишком заняты друг другом и делами; вряд ли им придет в голову жаловаться на жизнь. Не тот момент. Да и темперамент, кажется, не тот.

Что ж, искренне рад за них.

А мне и кофе с пирогом сойдет, для начала. Беспокоиться не о чем: вечер только начался, а в этом большом городе полно мест, словно бы специально созданных для желающих пожаловаться на судьбу. Без добычи не останусь. Ну а пока можно пить кофе и радоваться своему открытию: не знаю, какая здесь кухня, но за интерьер и освещение многое можно простить авансом. По стенам тут развешены не картинки-фотографии, а какие-то немыслимые архитектурные планы и чертежи. В частности, над моей головой красуется подробная схема русской избы. За одно это счастье расцеловал бы троекратно здешнего дизайнера, невзирая на пол и возраст.

Но пока вместо дизайнера судьба послала мне хрупкого юношу. Юноша называется Денис – если верить надписи на груди. По счастию, юноша Денис вовсе не хочет целоваться, он хочет меня кормить и поить.

Что ж, достойная цель.

Делаю заказ, закуриваю. Наконец, понимаю, что можно снять куртку: согрелся. Раздеваюсь, заодно беру со стойки газету под названием “Газета” – не читать, прикрываться. Как и зачем люди читают газеты, неведомо, а вот прятаться за ними действительно удобно. Думаю, для того и был изобретен газетный формат, чтобы всякий человек мог сокрыть лицо в общественном месте.

А зачем бы еще?

Чтобы, к примеру, скоротать время, – скажете? Но мне вовсе не нужно скоротать время . Единственное, что, на мой взгляд, имеет смысл проделывать со временем – тянуть его, растягивать всеми доступными способами. Время – это, собственно, и есть жизнь.

Вот я и тяну, на свой, особый манер. Выходит, что и говорить, причудливо. Но мне нравится – пока. А разонравится, можно будет выдумать что-нибудь еще. Все накхи , говорят, довольно быстро сходят с дистанции… Впрочем, что значит – “быстро”? С точки зрения стороннего наблюдателя, пройдет, скажем, пару лет, говорить не о чем. А для накха – тысячи, да нет, какое там, десятки тысяч жизней, почти настоящих, только немного короче и во много крат ярче. Сгущенные сливки, квинтэссенция, концентрат.

Люди, конечно, от всего устают, рано или поздно. Но я пока только вхожу во вкус. Второй год пошел; не так уж мало по нашим меркам. Но и не слишком много. В самый раз.

Когда мне принесли капучино – а какой еще аперитив может выдумать для себя вечный сиделец за рулем? – в кафе появилось новое действующее лицо. В высшей степени симпатичное действующее личико, обрамленное эффектной копной смоляных кудрей. Прошлась по залу, заглянула в соседний, вернулась, устроилась за столиком у окна, но тут же вскочила, переметнулась в дальний, самый темный угол, где и умостилась, наконец. Долго, со вкусом разоблачалась. Я с удовольствием разглядывал ее, прикрывшись газетой. В долгополой дубленке барышня выглядела чуть ли не кустодиевской моделью, но под толстым слоем овчины обнаружилось совсем немного плоти. Так, сущие пустяки.

Прекрасные, следует признать, пустяки, да еще и упакованные в черные шелка и ситцы, изукрашенные причудливыми этнографическими этюдами неведомой вышивальщицы. Девица, определенно, не от мира сего (оно и славно), но вкус при этом у нее отменный. Был бы барышней, сам бы так одевался – ну, иногда.

Любовался я, каюсь, не вполне бескорыстно. У всякого Серого Волка свой интерес. Одних волнуют тела прекрасных странниц, других – пирожки в их корзинках, а кому-то просто нужен хороший попутчик, чтобы вывел из чащи куда-нибудь к людям, всякое бывает. Вот и я, повинуясь не то привычке, не то любопытству, принюхивался к незнакомке, прикидывал: уж не моя ли добыча? Что у девочки сердце не на месте – не только опытный накх , обычный психолог сразу заметил бы. Нервничает. Беда, не беда, не знаю, но какая-то проблема у нее точно имеется. И вряд ли пустяковая. Подробности узнать ничего не стоит, но есть у нас такое правило: не лезть в чужие дела, пока человек не принялся проклинать судьбу. Жизнерадостность и стойкость – вот вернейший способ обезоружить накха . Вроде бы, проще простого, но наука эта по плечу, в лучшем случае, одному из дюжины. Так что без добычи мы не останемся.

А вот кудрявая незнакомка жаловаться на жизнь пока не собиралась. Проклинать судьбу – тем более. Не из того она теста, сразу видно. Такая точно не станет ныть. Стиснет зубы, вздернет подбородок и пойдет на костер, чтобы сгореть там от любви к жизни. Хорошая.

Я и сам такой был. Да и сейчас, собственно, такой – если предположить, что от меня осталось хоть что-то.

Ну, надо думать, что-то все же осталось.

Минут двадцать я вполне бездарно на нее пялился, благо иных посетителей в кафе все равно не было. За это время я успел изничтожить суп из шампиньонов (почти божественный) и кусок яблочного штрудля (более чем посредственного). Лишь тогда во мне шевельнулось слабое подозрение. Впрочем, разум тут же устыдился, попытался сделать вид, будто и не было ничего. Ни единой вздорной идеи насчет прекрасных незнакомок. Что вы, что вы, да разве так бывает?!

Но я поймал себя на горячем. Ухватился за бредовое предположение, предпринял усилие, чтобы четко его сформулировать, проговорить – не вслух, про себя, но максимально членораздельно.