Главный приз - Волчок Ирина. Страница 43

— Зачем? — удивленно поинтересовалась Машка, заглядывая ей в глаза. — Задуматься не надо…

Юлия невольно засмеялась, благодарно уткнулась лицом в цыплячью Машкину шею, обняла ее покрепче, повернулась и решительно шагнула в дом.

— Ты абсолютно права, — сказала она серьезно. — Не надо задумываться. Задумываться совершенно не о чем.

В конце концов, Виктор приехал за ней. Большое спасибо, конечно, но она не одна. У нее Машка и мама Нина. За ними Виктор не приезжал. Так что о чем же тут задумываться?

Юлия все время старалась не выпускать Машку из рук, а если ее забирал папа — буквально силой из рук вынимал! — то Юлия тут же кидалась к маме Нине, чтобы воткнуться в приготовление обеда. Суетилась по хозяйству, как могла. Но мама Нина гнала ее из кухни, шипела, чтобы Юлия не путалась под ногами, а пошла бы лучше с гостем поговорила. Гость смирно сидел в саду на лавочке, слушал, что говорит отец Юлии, иногда внимательно посматривал по сторонам, а по большей части следил за Юлией ожидающим напряженным взглядом. Чего он ожидает, интересно? Ведь ясно же, что ждать ему тут абсолютно нечего.

Обедали в саду, за большим дощатым столом — его накануне свадьбы Димка соорудил. Потому что Юлия сказала, что любит обедать летом на свежем воздухе. Мама Нина с Виктором разговаривали о способах приготовления вареников. Тоже мне специалиста мама Нина нашла. Папа держал на коленях Машку и потихоньку объяснял ей, как что называется — поварешка, кувшин, перечница, кабачки… Машка восторженно ахала, смеялась и с удовольствием повторяла новые слова для Юлии:

— Мама! Ка-бать-ки!

Юлия улыбалась Машке, машинально кивала и гоняла по тарелке вареники.

— Юль! — вдруг строго окликнула ее мама Нина. — Ты Олежке что-то перевести обещала после обеда. Не хочешь есть — так пошла бы лучше делом занялась.

— Да, — благодарно встрепенулась Юлия. — Верно, обещала… Как это я забыла… Сейчас Цыпленка уложу и пойду. Иди ко мне, Машенька.

— А сколько Маше лет? — неожиданно спросил Виктор.

— Тридцать первого августа три года будет, — ответила Юлия неохотно. Почему-то ее насторожил вопрос Виктора.

— Для трех лет она маловата, — заметил Виктор, рассматривая Машку профессиональным взглядом.

Юлия недоброжелательно промолчала, но мама Нина тут же охотно вступила в разговор:

— О-о, мил-человек, это она уже выросла! Да и поправилась хорошо. А когда появилась у нас — так совсем заморыш-заморышем была… Да, может, ей тридцать первого августа и не будет еще трех-то. Это мы так решили, чтобы день рождения у нее был перед первым сентября. Прямо накануне школы. А то посреди учебы — что это за день рождения? Никакого праздника не получится, суета одна.

Виктор с открытом ртом непонимающе смотрел то на маму Нину, то на Юлию, то на Машку, а Юлия сердито уставилась на маму Нину и молчала, поджав губы. Зачем она говорит все это? Во-первых, Машка не заморыш, а совершенно нормальный, здоровый и веселый ребенок. Во-вторых, незачем при ребенке рассказывать, что день рождения ему «придумали»… Даже если сейчас Машка не понимает, о чем идет речь, — все равно не надо. В-третьих, все это совершенно не касается посторонних. Незачем посторонним знать о том, что… Ни о чем им незачем знать. Марья — ее дочь. И она никогда никому не позволит думать по-другому.

Мама Нина встретила взгляд Юлии и тут же сделала непроницаемое лицо.

— Марью дед уложит, — заявила она безапелляционно. — А я лягу полежу. Устала что-то. Так что вы с Виктором идите, нечего вам тут делать. Заодно покажешь ему все. Ты как, Вить, не против экскурсии?

— Еще бы, — с готовностью откликнулся Виктор. — Я давно мечтал посмотреть и интернат, и детей, и доктора Олега, и ближнюю рощу… И вообще все.

— Ну, ты подумай! — Мама Нина явно обрадовалась. — И обо всем-то он знает! Ну, вот и хорошо, вот и славно, вот и посмотришь наконец.

Юлия прожгла маму Нину взглядом и пошла переодеваться в «интернатскую» одежду — длинную просторную юбку из цветастого ситца и белую бязевую кофточку. Вообще-то сегодня утром она решила надеть новый сарафан, который закончила только вчера, — похвалиться Лидочке и бабе Насте, как хорошо у нее получилось. Они в этом понимают, они обе и сами большие искусницы, и Юлия всегда с нетерпением ждала их похвалы, одобрения. Но раз уж Виктор здесь — не будет она сарафан надевать. Еще подумает, что ради него наряжается…

Они шли по тропинке через старый запущенный сад, Юлия чуть впереди, опять чувствуя его неотрывный взгляд и все больше нервничая от этого. Она уже хотела было остановиться и сказать ему, что… что-нибудь сказать. Что он на нее так уставился? Ждет, когда она споткнется? Но тут Виктор догнал ее, взял за локоть и тихо сказал:

— Юлия Июль.

— Что? — Юлия остановилась, высвободила локоть из его осторожных пальцев и повернулась к нему.

— Ты сегодня такая… нарядная, — растерянно проговорил Виктор, с ожиданием глядя ей в глаза.

Здрасте вам. А она специально новый сарафан не стала надевать. Юлия с трудом посмеялась, несмотря на ком в горле, отвернулась и опять решительно зашагала по тропинке. Он догнал ее, пошел рядом, отводя рукой буйно разросшиеся ветки, и негромко заговорил:

— Знаешь, я все время представлял, какая у тебя дочка может быть…

Она искоса ошеломленно глянула на него. Так он знал про Машку? Наверное, ему папа сказал…

— Я представлял, что она смуглая, черноволосая и очень тихая… И с черными глазками. В общем, как ты, только маленькая. Когда Машку увидел — так удивился! Совершенно на тебя не похожа и такая бойкая… Смеется все время. Я только потом понял, в чем дело… Ну, когда мама Нина про день рождения рассказала.

Юлия шла молча, не глядя на него, невольно все больше и больше ускоряя шаг, и он замолчал, широко шагая рядом. Потом осторожно спросил:

— Ты ее давно взяла?

— Только что. — Юлия остановилась, наконец решилась взглянуть на него и хмуро спросила: — Это что-нибудь меняет? Я имею в виду цель твоего приезда… Ну да, конечно, меняет. Извини, не предупредила. Но учти: Машка — моя. И я ее ни при каких обстоятельствах не брошу. Ни при каких, понял? Да и в любом случае, мне кажется, ты напрасно приехал…

— Зачем ты так? — тихо спросил он, отставая на шаг. — Ты же не поняла ничего… Я почти месяц спать не могу… Есть не могу… Ни о чем думать не могу. Я почему про девочку сказал… про дочку… Мне сны без конца снятся. Ты и девочка, будто дочка твоя, черненькая такая… Маленькая. Вот так. Мне все это снилось. Без конца. Понимаешь?

— Это какой-то кошмар, — устало сказала Юлия, отступая на шаг и опуская глаза. — Как так жить можно? Это не жизнь, а какой-то бразильский сериал… Не надо было тебе приезжать.

— Юлия, подожди. Я же еще ничего не сказал…

— Вот и хорошо, — с напором сказала она. — Вот и правильно. И не говори лучше. И вообще, мне уже давно пора у Олега быть… Я обещала.

Она повернулась и торопливо пошла, почти побежала, раздраженно отмахиваясь от веток и цепляясь широким подолом за репьи. Господи, как ей хотелось остановиться и выслушать, что там такое собирался он ей сказать. Она так долго представляла себе, что он ей скажет, когда они встретятся. Если встретятся. Юлия совершенно не ожидала, что они действительно встретятся. А теперь, когда он собирается ей что-то сказать, вдруг просто испугалась. Хотя, что бы он ни сказал, что она ему ответит? Так что лучше пусть ничего и не говорит.

А он ничего и не говорил. Ходил за ней молча, смотрел вокруг пристально и подозрительно, знакомился с воспитателями, нянями, поговорил о чем-то со Светланой Алексеевной, потом посмотрел вместе с бабой Настей теплицы и сад, наконец пришел в медкабинет, где Юлия с доктором Олегом маялись над статьей какого-то немецкого нарколога, и тихо просидел в сторонке, глядя в окно и даже, кажется, не прислушиваясь к тому, что Юлия читает. Она нервничала все больше и больше и от этого так устала, что, когда с переводом было покончено, быстро вскочила и выпалила, едва скрывая раздражение: