Триумф пана Кляксы - Бжехва Ян. Страница 25
«Дорогая моя деточка, – писала мать Резеды, – помощь пришла вовремя. Теперь, когда шторм миновал, вершина холма, на которой чудом уцелел наш дом, плывет за кораблем ровно, будто плот. Катастрофа произошла позавчера ночью. Послышался подземный гул, земля содрогалась и раскалывалась глубокими трещинами. Последствия бедствия я увидела утром. Весь остров, кроме куска земли с нашим домом, погрузился в океан.
Потом корова сорвалась в море и утонула; козу унес кондор. Уцелели только двое наших пуделей. Мы питаемся фруктами и пьем дождевую воду. На прошлой неделе меня навестил профессор Клякса…»
– Что?! – воскликнул ученый, удивленно приподымая брови. – Я навестил Мультифлору? Неслыханно! Снова какая-то выходка этого негодника! Адмирал! Адмирал, подойдите к нам!
Алойзи подошел пружинистым шагом и вежливо козырнул.
– Послушай, Алойзи, – сурово сказал пан Клякса, – выплыла на свет еще одна твоя проделка. Ты мне не говорил, что побывал на острове Двойников, да еще и нагло выступил в моем обличий! Как это прикажешь понимать?
– Пан профессор, – кротко ответил Алойзи, – я действительно подслушал разговор о Мультифлоре и решил ее навестить…
– Как ты мог подслушать разговор, находясь совсем в другом месте? – удивленно воскликнул я.
– Адась, у тебя полная потеря памяти, – с сочувствием ответил Алойзи. – Пан Клякса установил у меня в правом ухе барабанную перепонку дальнего прослушивания. Ты ведь сам помогал ему привинчивать платиновые пластинки. Благодаря этому устройству я на расстоянии пятисот метров могу расслышать самый тихий шепот, от меня не укроется ничто. Узнав все о пани Мультифлоре, я сел на корабль, шедший на Рабарбарский архипелаг, в полуградусе от острова Двойников. Остальную часть пути я проделал вплавь, вам ведь известно, пан профессор, я непромокаемый, в воде не тону, а усталость мне незнакома. Но прошу учесть и то, что все это происходило до установки пружины правильного мышления на место. Теперь, когда я совершенен, ничего подобного случиться уже не может.
Признание Алойзи разоружило пана Кляксу. Он похлопал Адмирала по плечу, понимающе кивая головой.
– И все же – что ты там нагородил от моего имени?
– Ничего страшного. Я только сказал, что господин Левкойник от тоски иссох… А еще я ей обещал, что она станет королевой Адакотурады.
– Экий ты, однако, шутник! – воскликнул пан Клякса. – Но ты оказался почти прав. Королевой Мультифлора, уж извини, не станет, зато тещей короля будет. Тоже недурно. Что до пана Левкойника, то это счастье, что он не похудел, а то потерял бы все свое очарование. Он так хорош с брюшком!
– Это еще не все, – продолжил Алойзи. – Еще я сказал ей, что мне удалось найти кляксический стимулятор для растений и благодаря ему пан Левкойник вырастил в Адакотураде кусты роз высотой с пальму. Собственно, это и заинтересовало ее сильнее всего. Вот смеху-то будет!
Пан Клякса рассмеялся и произнес с нескрываемой иронией:
– С таким же успехом ты мог сказать, чтобы меня окончательно скомпрометировать, что пан Левкойник вырос с баобаб и стал раскидистым, как смоковница, или что ее дочери стали жирафами. Но твоему фанфаронству пришел конец, дорогой Алойзитрон. Ушло – не воротишь.
– К вашим услугам, пан профессор, – с улыбкой ответил Алойзи. – Можете на меня положиться, как на собственную бороду!
– А теперь идемте спать! – подвел итог пан Клякса и браво зашагал вдоль судна. Резеда, более не беспокоясь за судьбу матери, тоже согласилась спуститься в каюту.
– Нас ждет пять часов сна, – заметил Вероник. – Привратник, вынужденный каждую ночь открывать ворота, никогда не спит больше.
На своем посту остался лишь неутомимый Первый Адмирал Флота.
Да, творение пана Кляксы было в самом деле величайшим достижением человеческой мысли!
Праздник Королевского Петуха
Адакотурада исповедовала мирную политику и не имела ни армии, ни авиации, зато обладала мощными военно-морскими силами, к каковым относились: флагман «Кватерностер Первый», двенадцать сказакотов на адакотурадской тяге, двадцать четыре быстрокочетов дальнего плавания, шесть курометов и тридцать бронированных кукареков. Все корабли, за исключением флагманского, ходили под вымышленными флагами, чтобы утаить Адакотураду от захватчиков.
Чтобы министрон Мира в приступе плохого настроения не втянул страну в какой-нибудь международный конфликт, флот ему подчинен не был. Океанский флот служил лишь для конвоирования торговых караванов яйцевозов и подушечников.
Адакотурадские подушечники назывались так оттого, что походили на набитые пером подушки. Во время перехода в их тепле из яиц вылуплялись цыплята. Один подушечник мог принять на борт до ста тысяч яиц, а в порту назначения получали столько же желтых пищащих цыплят. Зрелище, должно быть, просто захватывающее!
Когда «Кватерностер Первый» ранним утром подплывал к родным берегам, все корабли флота подняли флаги, а курометы произвели залп из всех орудий. На берег высыпали толпы людей, кричавших здравицы в честь Адмирала, пана Кляксы и, конечно же, Мультифлоры, матери будущей королевы. Оказалось, что весть о намерении короля жениться уже разнеслась, как на крыльях колибри, на всю страну!
На рейде я заметил «Акулий Плавник», только что пришедший в Адакотураду с грузом вороненых часов, и тут же шепнул Зызику, чтобы тот заглянул к своему знакомому капитану, и попросил забронировать четыре каюты на обратный рейс.
В порту нас поджидали министрон Двора Тромбонтрон, наш друг Лимпотрон, пан Левкойник с четырьмя дочерьми, Бульпо, Пульбо, а также представители высшей администрации страны.
Стоял погожий, безоблачный июльский денек.
После краткого приветствия Алойзи отдал распоряжения насчет плавучего острова, мирно покачивавшегося в отдалении.
Матросы набросили конец каната на барабан лебедки и не без труда начали подтягивать остров к берегу.
Когда этот обломок острова Двойников наконец оказался в назначенном месте, механики укрепили его края железной окантовкой, приладили якорь и бросили его на дно по всем законам морского искусства.
Только теперь мы смогли сойти по трапу на землю, которую уже успели окрестить «Анемоновой Горбушкой» – своей формой она и в самом деле напоминала горбушку каравая.
Дом Левкойников пребывал в полной сохранности, и я не без удивления увидел, что во время катастрофы стены не потрескались и даже стекла не повылетали. Росшие в саду деревья сгибались под тяжестью фруктов, а воздух был напоен сладостным ароматом роз.
Как видите, я умышленно откладываю описание трогательной встречи Мультифлоры с семьей. Просто я лишен поэтического дара Пионии, и мне недостает слов, чтобы надлежащим образом описать эту трогательную сцену. Вполне достаточно сказать, что Вероник лил слезы в три ручья, наверно, вспоминая покойную Веронику, а пан Клякса шмыгал носом, с трудом сдерживая слезы.
Розовод действительно не преувеличивал, когда говорил о необычайной красоте Мультифлоры. Рядом со своими дочерьми она выглядела как старшая сестра. Невзирая на страдания в разлуке и тяжкие переживания последних дней, она так и лучилась безмятежностью, была полна неотразимого обаяния, будто эта минута счастья стерла с ее лица все следы забот и усталости.
«Анемонова Горбушка» была обставлена с большим вкусом и оснащена всеми современными приспособлениями, необходимыми для комфорта.
Итак, пан Левкойник с дочерьми мог сразу же перебраться в собственный дом. Вероник согласился немного пожить у них, чтобы навести порядок и помочь уладить кое-какие формальности, как-то: завести домовую книгу, прикрепить табличку с названием улицы, подключить дом к электросети и канализации, получить разрешение на постройку постоянного моста и на приобретение собственного якоря, зарегистрировать семейную фирму по выращиванию цветов, выяснить номер дома, поставить Левкойников на яичное довольствие, и прочая, и прочая.