Мир в подарок - Демченко Оксана Б.. Страница 64

– То есть у Адепта не сложился и поход на север, – улыбнулась я.

Силье кивнула и вздрогнула, невольно бросив кисть на рукоять кинжала. Клубок змей уже был совсем рядом, в начале спуска. Вздохнула, виновато пожала плечами, сцепила пальцы в замок. Теперь и ей чуялось гнусное шипение, донимавшее меня уже полчаса. С этого момента мы сидели молча, ждали. Уже недолго. Стал отчетливо различим перестук конских копыт.

Борз оживился, в несколько прыжков добрался от источника к нам и заржал приветственно. С тропы отозвались. Я вскинула голову. Вот и дождались княжеских гонцов – знакомая соловая пара выбралась из-за камней в долину. Они подъехали и спешились, невысокая пепельноволосая красавица арагни из северных предгорий, совершенно здоровая, но с тяжелым отчаянием в голубых глазах. И её спутник, в груди которого жили змеи. Силье зло выругалась. Бирюзовые глаза прибывшей раскрылись и гневно блеснули. Но мужчина тяжело осел, почти сползая по конскому боку, и арагни забыла о своем гневе, бросилась к нему.

– Ну, подруга, что будем делать? – сквозь зубы выдохнула Силье. – К нему же подойти нельзя. Теперь вижу, ловушка. И парень не виноват.

– Сиди, где сидишь. Девушку бери на себя. Только драки не устраивайте тут, кошки дикие.

– Кто-о? – она царственно возмутилась, потом фыркнула и резко успокоилась. – Удачи.

– Я Тиннара, Тин. Как тебя зовут? – я села рядом с арагни, держась в стороне от её спутника.

– Я служу его Светлости, – отчеканила голубоглазая с явной ноткой истерики и отвернулась.

– Яниза, не глупи. Тин, я Лемар, Первый капитан гвардии Карна. А это Яниза, – тяжело прошептал темноволосый носитель змей, пытаясь сесть самостоятельно. И горько усмехнулся. – Моя вдова.

– Раз ты знаешь, что с тобой, расскажи мне очень коротко, кто, когда и как проводил обряд.

– Смысл? – он устало прикрыл глаза, боль все усиливалась. – Ладно. Примерно на третьем месяце беременности мою мать привели в храм и опутали нитями. Точно не знаю, я же не могу помнить то, чего не видел. Это называется проклятием неверной жены. Она умерла родами. Мне отпустили обычные для детей греха, как они таких сироток зовут, год за полную неделю оставшегося до родов срока.

Будь добр, попроси свою дикарку не мешать мне и тихо сидеть возле госпожи Силье.

Яниза…

– Да, – она резко кивнула. Кажется, она сейчас согласилась бы на любое его пожелание. Вот и славно.

– Еще мне нужен мел, наверное. Боги, знать бы, что с этим делать! Но другого я уже не придумаю. Времени у нас до заката. Уберите лошадей к ручью, и мелкие камни надо отгрести вот отсюда.

Силье уже шарила под скалой, бормоча себе под нос очередное на редкость цветастое и подробное пожелание окаянным сдохнуть как можно более мучительно. Я бы послушала, будь времени побольше, у неё всегда здорово получалось. Яниза торопливо хлестнула коней по крупам и принялась быстро и усердно, не замечая сорванных ногтей, счищать щебень со скального основания по кругу от нас. Дочь Кормчего довольно выпрямилась, кинула мне кусок камня. Не мел, но тоже сойдет.

Я торопливо начертила жутко кривой “круг”, отделяя носителя змей от мира. И, начиная от восхода, принялась по солнцу рисовать знаки, непонятно зачем вспыхивающие перед внутренним взглядом. Зато я знала, откуда они происходят. Опять память долгожителя. Именно для него еще существовал древний символьный ряд – жизнь, рождение, свет, солнце, рост, преодоление. Я рисовала, все менее вникая в смысл торопливо выводимых знаков. Последним возник символ смерти, рядом с жизнью. Круг замкнулся. Чернильными жгутами развернулись нити, до того смотанные в груди Лемара в тугой комок. Теперь они занимали все пространство контура. Мужчина побледнел еще сильнее. Он чувствовал себя вывернутым наизнанку, выпотрошенным. Вырвавшись из тела, нити разрушили незримые оболочки и теперь человек умирал, его жизнь вполне зримо для меня вытекала через разрывы.

Яниза смотрела с ужасом, ей виделась только мрачная слоистая муть, заливающая фигуру дорогого человека. Силье вглядывалась жадно и внимательно, она чуяла больше, хотя змей осознавала лишь смазанными, слишком быстрыми для восприятия движениями. Еще бы, у меня все же и второе посвящение, и некоторый опыт, мне куда легче. Ничего, Силье быстро научится, она упорная. Хотя лучше бы никому из нас в такой круг не вступать ни сегодня, ни позже. Тем более наспех, не понимая происходящего и не имея времени подумать.

Лемар скорчился и затих, сознание не могло сохраняться в яви дольше. Змеи нашарили край контура и упорно в него тыкались, атакуя стену и стараясь добраться до нас. Жутковато: они чуяли всех, но более прочих интересовались Янизой. Дара у неё нет, так в чем же дело? Ладно, позже разберусь, хватит искать поводы задержаться вне круга…

Я стиснула зубы, невольно вжала голову в плечи и пересекла черту, шагая внутрь. Это вам не в Радужный прыгать. Холод прорезал тело, минующее грань, восприятие резко сузилось, отсекая мир от того крошечного тесного клочка, что я обвела кривой чертой. Змеи на миг замерли, оценивая новую дичь. Словно по команде, метнулись ко мне, оплетая, спутывая, целясь ужалить. Ловушка сработала.

Верный расчет первого Адепта – снавь неизбежно постаралась бы спасти проклятого, живи она в мире. Он предусмотрел оба варианта, натаскивая своих змей: не помогут ни решительная молодость, ни приходящий с возрастом опыт. Окажись Говорящей с миром лет меньше, чем отведено приговоренному, она сунется по глупости, наскоком, и едва ли сумеет победить, слишком молода. Но и в самом удачном случае возьмет приговор на себя и умрет очень скоро, в оговоренный для проклятого срок, такова плата. Если же она старше, то погибнет немедленно.

Одна беда. Я нервно хихикнула, почти сочувствуя змеям. Мейдже – моему телу – семнадцать. Нике – то есть сознанию – тридцать пять. Бедные змеи нас даже толком нашарить пока не могут. Как же казнить? Вот вам и третий случай. Надежды он не дает, только время. Хотя что сейчас может быть ценнее? Пока черные веревки-тела путались и плелись, мое чутье следило за их движениями.

Всего лишь тонкая нить, твердила ему я. Одна нить, а не много, всё остальное тут не настоящее, кроме одной нити. Надо найти кончик. Хвост мелькнул на миг, мои пальцы ловко подцепили его. И чуть не отпустили от изумления.

Нить не несла зла.

Её плела в невозможно давние времена – более двух сотен лет назад – одна из нас. Я так не сумела бы. Ничего, еще научусь, какие мои годы. Прикрыв глаза, я почти видела сухие пальцы немолодой женщины, ловко скручивающие кудель, и смутно слышала простой напев. Те же руки сплели из трех готовых ниточек единую, наполненную силой дара – осторожно, бережно, с большой любовью к миру и людям, чтобы женщина, носящая ребенка, не болела и родила легко, а ребенок появился здоровым и вырос крепким. Чтобы жил долго и счастливо.

Я улыбнулась. Распутывать леску – это вполне мое дело, сколько я их пораспутывала еще ребенком, после очередной братовой супер-рыбалки! Практически, мне в этом нет равных. Надо только делать все очень спокойно и терпеливо, без резких движений, не дергать нить и не тянуть её резко.

Время словно заснуло, я стояла в мутном кривом контуре, свет постепенно менял окраску от дневного к вечернему, клубочек рос. Наконец расслышался тот старинный мотив, и я тихо замурлыкала его. Нить сразу стала послушнее. Виток за витком, петля за петлей, рассмотреть сложные узелки, ослабить – продеть – придержать – смотать – разобрать. И еще раз, снова, опять, до бесконечности с прежним терпением.

А потом разом остался совсем короткий кусочек. Черный, сочащийся ядом проклятия, привязанный к нити двойным узлом и после почти вплавленный в её тело. Голова змеи. Я оторвала её одним коротким движением, сожгла и сдула с ладони пепел. Всё?

Контур раскрылся цветными лепестками, опал и растаял. Нить уютно свернулась в ладони, грея руку. Силье и Яниза, встрепанные и раскрасневшиеся, сидели на камне плечом к плечу и жадно смотрели на меня: ну, как?