Великая шахматная доска - Бжезинский Збигнев Казимеж. Страница 18

Этот разрыв был неизбежен, учитывая меняющийся исторический контекст. Еще со времени окончания второй мировой войны демократическая Германия признавала необходимость примирения Франции и Германии для создания европейского содружества в западной части разделенной Европы. Это примирение было крайне важным для исторической реабилитации Германии. Поэтому принятие лидерства Франции было справедливой ценой. В то же время из-за сохранявшейся советской угрозы по отношению к уязвимой Западной Германии преданность Америке стала важнейшим условием выживания, и это признавали даже французы. Но после развала Советского Союза подчинение Франции для создания расширенного и в большей степени объединенного Европейского сообщества не было ни необходимым, ни целесообразным. Равноправное франко-германское партнерство — при этом Германия стала теперь, в сущности, более сильным партнером — было более чем справедливой сделкой для Парижа; поэтому французам пришлось бы просто смириться с тем, что в сфере обеспечения безопасности Германия отдает предпочтение своему заокеанскому союзнику и защитнику.

После окончания холодной войны эта связь с Америкой стала для Германии еще важнее. В прошлом она защищала Германию от внешней, но непосредственной угрозы и была необходимым условием для конечного объединения страны. После развала Советского Союза и объединения Германии связь с Америкой стала «зонтиком», под прикрытием которого Германия могла более открыто утверждаться в роли лидера Центральной Европы, не создавая при этом угрозы для своих соседей. Связь с Америкой стала не просто свидетельством добропорядочного поведения, она показала соседям Германии, что тесные отношения с Германией означают также более тесные отношения с Америкой. Все это позволило Германии более открыто определять свои геополитические приоритеты.

Германия, которая прочно закрепилась в Европе и не представляла собой угрозы, оставаясь при этом в безопасности благодаря видимому американскому военному присутствию, могла теперь помогать освобожденным странам Центральной Европы влиться в структуру единой Европы. Это была бы не старая «Миттель-Европа» 12 времен германского империализма, а сообщество экономического возрождения с более дружественными отношениями между странами, стимулируемое капиталовложениями и торговлей Германии, при этом Германия выступала бы также в роли организатора в конечном счете формального включения новой «Миттель-Европы» в состав как Европейского Союза, так и НАТО. Поскольку союз Франции и Германии позволял Германии играть более значительную роль в регионах, ей больше не было необходимости осторожничать в самоутверждении в зоне своих особых интересов.

На карте Европы зона особых интересов Германии может быть изображена в виде овала, на западе включающего в себя, конечно, Францию, а на востоке охватывающего освобожденные посткоммунистические государства Центральной и Восточной Европы — республики Балтии, Украину и Беларусь, а также частично Россию (см. карту XI). Во многих отношениях в историческом плане эта зона совпадает с территорией созидательного культурного влияния Германии, оказываемого в донационалистическую эпоху на Центральную и Восточную Европу и Прибалтийские республики городскими и сельскими немецкими колонистами, которые все были уничтожены в ходе второй мировой войны. Еще важнее тот факт, что зоны особых интересов французов (о которых говорилось выше) и немцев, если их рассматривать вместе на карте, определяют, в сущности, западные и восточные границы Европы, тогда как частичное совпадение этих зон подчеркивает несомненную геополитическую значимость связи Франции и Германии как жизненной основы Европы.

Переломным моментом в вопросе более открытого самоутверждения Германии в Центральной Европе стало урегулирование германо-польских отношений в середине 90-х годов. Несмотря на первоначальное нежелание, объединенная Германия (при подталкивании со стороны США) все-таки официально признала постоянной границу с Польшей по Одеру-Нейсе, и этот шаг ликвидировал для Польши самую важную из всех помех на пути к более тесным взаимоотношениям с Германией. Благодаря некоторым последующим взаимным жестам доброй воли и прощения эти взаимоотношения претерпели заметные изменения. Объем торговли между Германией и Польшей резко возрос (в 1995 г. Польша заменила Россию в качестве самого крупного торгового партнера Германии на Востоке); кроме того, Германия приложила больше всего усилий для организации вступления Польши в Европейский Союз и (при поддержке Соединенных Штатов) в НАТО. Можно без преувеличения сказать, что к середине 90-х годов польско-германское сотрудничество стало приобретать значение для Центральной Европы, сравнимое со значением для Западной Европы произошедшего ранее франко-германского урегулирования.

Через Польшу влияние Германии может распространиться на север — на республики Балтии — и на восток — на Украину и Беларусь. Более того, рамки германо-польского сотрудничества в некоторой степени расширились благодаря тому, что Польша несколько раз принимала участие в важных франко-германских дискуссиях по вопросу будущего Европы. Так называемый «веймарский треугольник» (названный так в честь немецкого города, где были впервые проведены трехсторонние франко-германо-польские консультации на высоком уровне, ставшие впоследствии регулярными) создал на Европейском континенте потенциально имеющую большое значение геополитическую «ось», охватывающую около 180 млн. человек, принадлежащих к трем нациям с ярко выраженным чувством национальной самобытности. С одной стороны, это еще больше укрепило ведущую роль Германии в Центральной Европе, но, с другой стороны, эта роль несколько уравновешивалась участием Франции и Польши в трехстороннем диалоге.

Очевидная приверженность Германии продвижению ключевых европейских институтов на восток помогла странам Центральной Европы, особенно менее крупным, смириться с лидерством Германии. Взяв на себя такие обязательства, Германия предприняла историческую миссию, сильно отличающуюся от некоторых довольно прочно укоренившихся западноевропейских взглядов. Согласно таким взглядам, события, происходившие восточнее Германии и Австрии, воспринимались как не имеющие отношения к настоящей Европе. Этот подход — сформулированный в начале XVIII века лордом Болингброком, 13 который утверждал, что политическое насилие на Востоке не имеет значения для Западной Европы, — проявился во время мюнхенского кризиса 1938 года; а также нашел трагическое отражение в отношении Великобритании и Франции к конфликту в Боснии в середине 90-х годов. Он может проявиться и в проходящих в настоящее время дискуссиях по поводу будущего Европы.

В противоположность этому в Германии единственным существенным дискуссионным вопросом был вопрос о том, следует ли сначала расширять НАТО или Европейский Союз. Министр обороны склонялся к первому, министр иностранных дел — ко второму, и в результате Германия стала считаться сторонницей расширенной и в большей степени объединенной Европы. Канцлер Германии говорил о том, что 2000 год должен стать годом начала расширения Европейского Союза на восток, а министр обороны Германии в числе первых отметил, что 50-я годовщина создания НАТО является подходящей символической датой для расширения альянса в этом направлении. Таким образом, германская концепция будущего Европы не совпала с представлениями главных союзников Германии: англичане высказались за расширение Европы, поскольку они видели в этом способ ослабить единство Европы; французы боялись, что расширение Европы усилит роль Германии, и поэтому предпочитали интеграцию на более узкой основе. Германия поддержала и тех и других и таким образом заняла в Центральной Европе свое особое положение.