Сломанные куклы - Кэрол Джеймс. Страница 21

Именно так и бывает каждый раз, когда я берусь за новое дело. Мне было совершенно все равно, что обо мне думают другие люди. Это один из очень немногочисленных плюсов того, что мой отец – серийный убийца. Если бы я позволял чужому мнению влиять на мое состояние, меня бы уже давно не было на этом свете, со мной бы случилось то же самое, что и с моей матерью. Она умерла три с половиной года назад – затравленная женщина, так и не успевшая вздохнуть с облегчением от новости о смерти человека, которого она звала мужем столько лет. Она спилась, медленно-медленно убивая себя. Я считал ее шестнадцатой жертвой отца.

Для меня войти в эту комнату было тем же самым, что и войти в первый раз в новую школу. Сколько же раз я это делал! Моя мама спасалась от произошедшего с нами бегством в буквальном смысле слова. Она сбежала, когда ФБР арестовало ее мужа, и так и продолжала бегать до самой смерти. С одиннадцати до семнадцати лет я успел пожить в пятнадцати городах в десяти разных штатах. Пятнадцать новых домов, пятнадцать новых школ. Каждая школа по-своему отличалась от других, но общим у них всегда было то, что новичок всегда начинал с самого низа. Задача была подняться с нулевой отметки до того, как начнутся серьезные нападки. Для этого существовало всего два варианта – бить первым и бить сильнее самого сильного противника, либо быть умным. Я выбирал второй способ.

На стене висела карта Лондона с четырьмя красными канцелярскими кнопками, отмечающими места, где были найдены жертвы. Три точки были внутри шоссе М25, к северу от Темзы. Единственной жертвой, которая была найдена за пределами этого кольца, была Патрисия Мэйнард. Пять зеленых канцелярских кнопок были воткнуты там, где жертв видели в последний раз перед похищением.

Справа от карты двумя ровными рядами висели фотографии жертв. Верхний ряд – фотографии «до», в нижнем ряду были четыре фотографии жертв «после». Рэйчел Моррис стала последним дополнением к ряду жертв, и она была единственной без нижнего фото. Она позировала на фоне Эйфелевой башни – улыбающаяся и очевидно наслаждающаяся жизнью. В Париж она явно приехала отдохнуть, а не работать. Темные волосы убраны назад, карие глаза сияют от счастья. Тогда им было хорошо с Джейми, у нее еще получалось на многое закрывать глаза.

Хэтчер заставил всех замолчать, сделал краткое вступительное заявление и жестом пригласил меня выйти вперед. Я подошел к тому месту, где он только что стоял, и повернулся лицом к коллективу. Следователи расселись двумя ровными полукругами, пять человек в первом ряду, шесть – во втором. Кроме Темплтон, там была еще одна женщина. Среди мужчин выделялся один – полный и седой. Судя по его виду, ему еще лет десять назад стоило бы перейти на подножный корм. И был один совсем мальчишка, слишком юный для того, чтобы играть с взрослыми мальчиками. Я прочистил горло и сказал:

– В нашем случае речь пойдет о сообщниках. Преступников двое.

23

По комнате прокатилась сдержанная волна удивления. Очевидно, собравшимся полицейским и в голову не приходило, что в деле могли быть два сообщника. Да и меня самого эта догадка посетила буквально несколько минут назад. Я хотел дать им возможность выпустить пар, но Хэтчер не был столь терпеливым. Прикрикнув, он велел всем замолчать, и диспетчерская затихла.

– Преступные дуэты редки, но они – известный исторический факт, – сказал я. – Что далеко ходить, здесь, у вас, в Англии, сформировались две известные преступные пары – Иэн Брейди и Майра Хиндли и Фред и Роуз Уэст. Парная работа преступников так нечасто встречается, потому что, к счастью, мы живем в обществе, в котором психопатия – это все-таки исключение, а не норма. И поэтому шансы на то, что встреча двух ненормальных все же произойдет, ничтожно малы. В принципе это, конечно же, хорошие новости для нас как для общества, но плохие новости сейчас для вас как полицейских. Один в поле не воин. Вместе мы – сила. Одна голова хорошо, а две лучше. Выбирайте пословицу, которая больше нравится. Но эту силу, которая есть сейчас у преступников, можно превратить в слабость. Например, можно попробовать вбить клин между сообщниками. Если удастся пошатнуть их отношения, они начнут слабеть, они начнут совершать ошибки.

– А почему вы так уверены, что работают именно сообщники?

Автором вопроса был седой старикан, и последнее слово он произнес с издевкой. Скорее всего, он принадлежал к той части собравшихся, которым казалось, что я зашел на чужую территорию.

– Какой прекрасный вопрос. Может, я чисто случайно это предположил, вдруг попаду в точку?! А может, и не так. Может, я просто знаю свое дело, – и я направил на него красноречивый взгляд. – Я уверенно заявляю, что работают два человека, потому что в преступлениях прослеживаются два разных почерка.

Половина сыщиков закивала головой, но пожилой коп и остальные сохраняли нейтралитет.

– Вы ведь все знаете понятие modus operandi [2]?

Все кивнули.

– Отлично. В нашем случае modus operandi – это то, каким образом совершаются преступления, какие методы задействуются, как проявляется узнаваемый почерк преступника, характерный только для него. Сейчас прослеживаются два разных стиля: один человек делает хирургические операции, а второй играет в куклы.

– Играет в куклы? – переспросила Темплтон.

– У тебя были куклы в детстве?

– Да, но я никогда с ними не играла.

Это многое объясняло.

– Одному из нашей пары нравится наряжать жертв, – продолжил я. – Ей нравится накладывать макияж, ну и так далее. Мы можем сделать такое заключение, потому что на жертвах оставались следы косметики. И головы жертвам бреют затем, чтобы легче было играть с париками. Это главная цель.

– А еще зачем? – спросил Хэтчер.

– Чтобы обезличить. Нацисты в концлагерях брили узникам головы по той же причине. Все обнаруженные жертвы были одеты в одинаковые серые спортивные штаны и кофты, никак не брендированные, так? В этих спортивных костюмах они и находились большую часть времени. Это тоже составляет часть процесса деперсонализации. Помимо этого, тот человек из пары, который играет в куклы, хочет, чтобы все наряды сохранялись в хорошем состоянии.

Я дал присутствующим несколько мгновений, чтобы осмыслить услышанное.

– Когда работает пара, один человек в ней доминирует, он лидер, а второй – подчиненный. В нашем случае доминирует тот, кто проводит операции. Он белый, хорошо образован, в возрасте от тридцати до сорока. Слишком уж непросто организовать такое преступление в молодые годы. У него пятерка по самоорганизации. Все, что он делает, тщательно продумано и выверено до мельчайших подробностей. Его жизнью управляют его собственные фантазии, и теперь, когда он начал их реализовывать, единственное, что заставит его остановиться, – его арест или убийство. Да, и – он богат. Скорее всего, получил наследство.

Я указал на карту.

– Учитывая, что все точки расположены к северу от Темзы, можно предположить, что он живет где-то в этом районе. Чтобы осуществлять то, что он делает, ему нужно жить в закрытом и уединенном месте. Жертвы издают очень много шума, поэтому ему нужен отдельный дом на достаточном расстоянии от соседей, чтобы они ничего не слышали. В этом районе недвижимость очень дорогая, в особенности если речь идет о большом доме, где было бы много места для его игр.

– Игр! – воскликнул седой полицейский. – Да как вы можете называть то, что он делает, играми?

– Поверьте мне, наш преступник сейчас веселится на полную катушку, – ответил ему я. – Вы же видели отчет токсикологической экспертизы? В крови первых трех жертв – следы экстези, амфетаминов и снотворного. И у Патрисии Мэйнард найдут то же самое. Он дает жертвам экстези и амфетамины, желая, чтобы они испытали максимально сильную боль. Экстези повышает чувствительность. Амфетамины не дают им потерять сознание. А успокоительное нужно, чтобы после завершения пыток – его основного веселья – жертвы были максимально пассивны и послушны. Выбор препаратов объясняется тем, что все их легко достать. И то, что они наверняка приобретались нелегально, означает, что через аптеки мы на преступника не выйдем.