Семь дней творения - Леви Марк. Страница 18

– Опиши-ка мне его еще раз, – попросила Рен, съев половинку песочного сухаря.

Софию забавляло поведение ее квартирной хозяйки. В такой поздний час ничего не стоило положить конец беседе и ретироваться, но она сочла предлог удачным для того, чтобы насладиться неповторимыми мгновениями, ласковым голосом. Отвечая на вопросы так искренно, как только могла, София поймала себя на том, что не находит для человека, с которым провела вечер, ни одного эпитета, разве что может назвать его верным собственной своеобразной логике.

Рен похлопала ее по колену.

– Эта встреча – не случайность. Ты в опасности, хотя сама этого еще не сознаешь. – Видя, что собеседница не совсем ее понимает, пожилая дама уселась поудобнее и продолжила: – Он уже проник в твои кровеносные сосуды и доберется до сердца. Он сорвет там чувства, которые ты так тщательно выращивала. Он будет кормить тебя надеждами. Любовное завоевание – самый эгоистичный из крестовых походов.

– По-моему, Рен, вы сильно заблуждаетесь.

– Нет, заблуждение – это то, что подстерегает тебя. Знаю, ты считаешь меня старой пустомелей, но ты сама скоро убедишься в моей правоте. Каждый день, каждый час ты будешь себя уверять, что твое сопротивление непреодолимо, ты будешь следить за своими манерами, за каждым своим словечком, однако желание его присутствия окажется сильнее наркотика. Так что не обманывай себя, это все, о чем я тебя прошу. Он поселится у тебя в голове, и ты заболеешь неизлечимым абстинентным синдромом. Не поможет ни разум, ни время – время вообще превратится в худшего твоего врага. Одна лишь мысль о том, чтобы его обрести, обрести таким, каким ты его воображаешь, позволит преодолеть худший из страхов – потерять его и саму себя. Это – труднейший выбор, к которому нас принуждает жизнь.

– Зачем вы все это мне говорите, Рен?

Рен рассматривала на полке корешок одного из своих альбомов. Глаза ее тосковали по прошлому.

– У меня за "плечами долгая жизнь. Не делай ничего – или делай все. Не хитри и, главное, не иди на компромиссы…

София перебирала бахрому ковра. Нежно глядя на нее, Рен погладила ее по волосам.

– Выше голову! Иногда любовные истории завершаются хорошо. И довольно затертых слов! Я боюсь посмотреть на часы…

София тихо закрыла за собой дверь и поднялась наверх. Матильда спала ангельским сном.

Два хрустальных бокала с коктейлем «Маргарита» мелодично соприкоснулись. Удобно устроившись на диване в своем роскошном гостиничном номере, Лукас священнодействовал, смешивая коктейли. Он считал себя непревзойденным мастером этого дела. Эми поднесла бокал к губам. Взгляд ее выражал согласие. Он поведал сладчайшим голосом, что ревнует к крупицам соли у нее на губах. Она разгрызла их и показала язычок, язык Лукаса коснулся губ Эми и отправился дальше, забираясь все глубже…

София не стала включать свет. Добравшись в темноте до окна, она приоткрыла раму, села на подоконник, устремила взгляд на кромку берега, омываемую морем. Ее легкие наполнились водяной пылью, принесенной дующим с океана ветром. В небе у нее над головой не было звезд.

ДЕНЬ ТРЕТИЙ

Лукас хотел натянуть на себя покрывало, но не нащупал его. Он приоткрыл один глаз, провел рукой по начавшей отрастать щетине на щеке. От сочетания табака и спиртного во рту остался мерзкий привкус. Будильник показывал 6:21. Рядом с собой он увидел пустую мятую подушку. Он встал и, в чем мать родила, побрел в гостиную. Эми, закутанная в покрывало, хрустела красным яблоком из корзины с фруктами.

– Я тебя разбудила? – спросила она.

– Можно сказать и так. Тут есть кофе?

– Я позволила себе заказать его в номер. Сейчас я приму душ и исчезну.

– Если тебя не затруднит, я бы предпочел, чтобы ты приняла душ у себя дома. Я страшно опаздываю!

Эми была ошеломлена услышанным. Она бросилась в спальню, за разбросанными где попало вещами. Поспешно одевшись, она схватила туфли и засеменила по коридорчику к двери. Лукас высунулся из ванной.

– Ты не дождешься кофе?

– Кофе я тоже попью у себя. Спасибо за яблоко.

– Не за что. Хочешь еще?

– Нет, мне и так хорошо. Всего доброго!

Она сняла цепочку с двери и повернула дверную ручку. Лукас подошел к ней.

– Можно задать тебе вопрос?

– Задавай.

– Какие твои любимые цветы?

– Лукас, у тебя бездна вкуса, только дурного. У тебя ловкие руки, я провела с тобой незабываемую ночь. На этом и закончим.

Выйдя, она столкнулась с коридорным, принесшим заказанный завтрак.

– Ты уверена, что не хочешь кофе? – спросил ее Лукас. – Его все равно уже принесли.

– Уверена!

– Будь умницей, ответь на вопрос про цветы! Эми глубоко вздохнула. Ей было все труднее сохранить невозмутимость.

– Такие вещи не спрашивают у заинтересованного лица, это губит все удовольствие, неужели ты этого не знаешь, в твоем-то возрасте?

– Знаю, конечно, – ответил Лукас тоном надувшегося ребенка. – Но заинтересованное лицо – не ты!

Эми чуть не сбила с ног коридорного, терпеливо ждавшего у двери конца разговора. Из глубины коридора до слуха мужчин донеслось:

– Кактус! Можешь сам на него сесть!

Оба молча проводили ее взглядом. Звонок оповестил о приехавшем лифте. Прежде чем его дверцы снова закрылись, Эми успела крикнуть:

– И еще, Лукас, ты совершенно голый!

– Ты всю ночь не смыкала глаз.

– Я всегда мало сплю…

– Чем ты взволнована, София?

– Ничем!

– Подруга умеет слышать даже невысказанное.

– У меня завал работы, Матильда, даже не знаю, с чего начинать. Я боюсь, что не справлюсь, что не оправдаю ожиданий…

– Первый раз вижу тебя неуверенной в себе.

– Значит, мы становимся настоящими подругами. София пошла на кухню – вернее, шагнула в угол, служивший для кухонных целей, налила там воды в электрический чайник. Со своей кровати у окна гостиной Матильда наблюдала, как светает. Утро выдалось дождливым, небо затянули тоскливые тучи.

– Ненавижу октябрь, – сказала она.

– Чем он перед тобой провинился?

– Этот месяц хоронит лето. Осенью все идет на убыль: сокращается день, прячется солнце. Никак не наступят холода, мы смотрим на свои свитера, но еще не можем их надеть. Осень – гадкое, ленивое время года, сырость, дождь и еще раз дождь!

– Непонятно, кто не выспался: я или ты!

Чайник завибрировал, щелкнул и успокоился. София открыла железную банку, взяла пакетик чая «Эрл Грей», налила в большую чашку кипяток и оставила чай настаиваться. Она собрала на подносе завтрак для Матильды, подняла с пола и отдала подруге газету, которую каждое утро совала ей под дверь Рен. Потом помогла подруге принять сидячее положение, взбила подушки и ушла к себе. Матильда подняла оконную раму. От всепроникающей влажности у нее сильно заболела нога, и она поморщилась.

– Вчера вечером я видела мужчину, приславшего водяную лилию! – прокричала из ванной София.

– Вы уже не расстаетесь! – крикнула Матильда что было мочи ей в ответ.

– Брось! Просто он ужинал в том же ресторане, что и я.

– С кем?

– С блондинкой.

– Какого сорта?

– Блондинистой!

– Это все?

– Называется: «Догони, поймать меня нетрудно, у меня высоченные каблуки!»

– Вы разговаривали?

– Если это можно назвать разговором. Он утверждал, что она журналистка, берет у него интервью.

София встала под душ. Сначала полагалось отвернуть старые скрежещущие краны, потом стукнуть по рассекателю. Труба чихнула и окатила ее водой.

Внимание Матильды привлекла фотография в «Сан-Франциско Кроникл».

– А он не соврал! – крикнула она.

София, не пожалевшая для волос шампуня, открыла глаза. Попытка не позволить шампуню попасть в глаза дала противоположный результат глаза отчаянно защипало.