В поисках Аляски - Грин Джон. Страница 24
Понедельник, вторник и среда были для меня пыткой. Полковник все время проводил с Аляской, а меня они не звали. Так что я непомерно много времени уделил подготовке к экзаменам, что оказало очень положительное влияние на мой средний балл. Я даже курсовую по религиоведению наконец закончил.
По сути, ответ у меня получился довольно прямолинейный: почти все христиане и мусульмане верят в рай и ад, хотя в обеих религиях существует множество противоречий по поводу того, какие именно поступки к каким последствиям приводят. У буддистов все посложнее — это связано с их учением об анатте,которое, в общем, заключается в том, что человеку не дарована вечная жизнь. Они верят в сгустки энергии, которые переходят из одного тела в другое, реинкарнируясь и реинкарнируясь до тех пор, пока не достигнут просветления.
Заключения писать я всегда ненавидел — ты просто повторяешь то, что уже написал, добавляя всякие вводные фразы, вроде «В заключение надо сказать…», «Резюмируем, что…». Я от этой идеи отказался, написав о том, почему мне этот вопрос кажется важным. Я думал, что людям нужна какая-то определенность. Мы не можем смириться с тем, что после смерти нас ждет огромная черная пустота, с тем, что наши любимые просто прекратили свое существование, не можем даже представить,что когда-то перестанем существовать и мы сами. И я пришел к заключению, что люди верят в жизнь после смерти потому, что без этой веры им совсем невыносимо.
за три дня
В ПЯТНИЦУ, после на удивление успешно сданного экзамена по математике, последнего в моей первой сессии в Калвер-Крике, я сложил одежду («Действуй, как нью-йоркский модник, — советовал Полковник. — Бери черное. Выбирай благоразумно. Предпочтение отдавай удобному и теплому») и спальник в рюкзак, мы зашли за Такуми в его комнату и направились к дому Орла. Одет он был как обычно — я подозревал, что у него в шкафу висело тридцать одинаковых белых рубашек и черных галстуков. Он, наверное, каждое утро подходил к нему, оценивал свой гардероб и думал: «Хмм… хммм… может, белую рубашку с черным галстуком?» Вот такому жена бы не помешала.
— Я хочу пригласить Майлза с Такуми к себе в «Новую надежду» на выходные, — сообщил ему Полковник.
— Майлзу настолько понравился вкус «Новой надежды»? — спросил меня Орел.
— Ишшо как! А щас у нас будут танцы-шманцы! — ответил Полковник. Он при желании мог говорить с южным акцентом, хотя обычно речь у него была чистая, как и у всех остальных в Калвер-Крике.
— Подождите, я сначала вашей маме позвоню, — сказал ему Орел.
Такуми глянул на меня с плохо скрываемым ужасом, и я почувствовал, как мой обед — жареная курица — предпринял попытку выбраться из желудка. А Полковник просто улыбнулся:
— Конечно.
— Вы приглашали Чипа, Майлза и Такуми к себе на выходные?.. Да, мэм… Ха!.. Ладно, хорошо. До свидания. — Орел посмотрел на Полковника: — У тебя чудесная мама. — И он улыбнулся.
— Кому вы рассказываете. — Полковник тоже осклабился. — В воскресенье вернемся.
Когда мы шагали к стоянке, расположенной возле спортзала, Полковник рассказал:
— Я вчера ей звонил. Попросил меня прикрыть, она даже не спросила зачем. Сказала просто: «Сынок, я тебе доверяю», и да, блин, с этим мне повезло.
Отойдя достаточно далеко, чтобы Орел не мог увидеть нас из окна, мы резко свернули в лес.
Мы перешли мимо моста и направились к сараю — вообще-то он был больше похож на сруб, чем на сарай, хотя давно пришел в запустение и не защищал даже от дождя. Там до сих пор хранили сено, хотя не пойму для чего. На лошадях у нас вроде никто не скакал, других причин тоже не было. Я, Полковник и Такуми пришли первыми, так что мы расстелили спальники на самых мягких тюках сена. Было 18:30.
Вскоре появилась и Аляска. Она наплела Орлу, что поедет на выходные к Джейку. Ее алиби Орел проверять не стал, потому что она ездила к нему примерно раз в месяц, и он понимал, что ее родителям на это плевать. Еще через полчаса пришла Лара. Она сказала, что ей надо в Атланту — встретиться со старой подружкой-румынкой. Орел позвонил Ларе домой, чтобы обсудить ее отъезд с родителями — они не возражали.
— Они мне доверяют. — Лара улыбнулась.
— У тебя вроде и акцента нет, — сказал я, что было крайне тупо, но все же лучше, чем снова на нее блевать.
— У меня просто звук «и» очень долгий.
— Так все русские разговаривают? — поинтересовался я.
— Мой родной — румынский, — поправила меня она.
Оказывается, есть и такой язык. Кто знал-то? Мне надо бы как-то расширить свои познания об особенностях других культур, если я в ближайшее время собираюсь забраться с Ларой в один спальный мешок.
Все расселись на спальниках, Аляска курила, демонстрируя полное пренебрежение к тому, что вся эта конструкция могла вспыхнуть с поразительной легкостью. Полковник достал один-единственный листок бумаги из принтера и зачитал.
— Смысл сегодняшнего праздника — раз и навсегда доказать, что мы — прирожденные приколисты, а выходники — не менее прирожденный отстой. К тому же у нас будет возможность подпортить жизнь Орлу, такое удовольствие пропустить нельзя. Так что сегодня… — он сделал паузу, словно в этот момент должна была зазвучать барабанная дробь, — мы сражаемся на трех фронтах. Фронт первый: предприкол. Мы, по сути, буквально подпалим перья у Орла на заднице. Фронт второй: операция «Болди», в которой Лара в одиночку выполняет столь жестокую, но изящную карательную миссию, которую мог породить исключительно мой умище.
— Э… — перебила его Аляска, — вообще-то это япридумала!
— Ну ладно, о’кей. Это придумала Аляска. — Он хохотнул. — И наконец, фронт третий: донесения. Мы взломаем школьную сеть, влезем в базу данных по успеваемости и разошлем родственникам Кевина и всем остальным сообщения о том, что их детишки по некоторым предметам отстают.
— Нас точно выпрут, — прокомментировал я.
— Я надеюсь, вы азиата с собой решили прихватить не потому, что надеетесь, что он комьютерный гений. Это не про меня, — сказал Такуми.
— Не выпрут, а компьютерный гений — я.Все остальные нужны лишь в качестве рабочей силы и для отвода глаз. Нас не выпрут, даже если поймают, потому что ничего, за что карают изгнанием, мы делать не будем. Ну, разве что кроме пяти бутылок «Земляничного холма», лежащих в Аляскином рюкзаке, но их мы надежно припрячем. Мы просто учиним небольшой беспредел, типа того.
Изложили план: места ошибке там не было. Полковник всецело рассчитывал на полную синхронность действий: если кто-то из нас хоть немного облажается, вся схема рухнет.
Каждому он распечатал краткий перечень указаний, время было расписано по секундам. Мы сверили часы, все оделись в черное, нацепили рюкзаки, изо рта шел пар, в мыслях — исключительно схема действий в мельчайших подробностях, сердца бешено колотились. Как только окончательно стемнело, то есть около семи, мы все вместе вышли из сарая. Мы уверенно шли друг за дружкой, мы были непобедимы. План, может быть, и содержал недостатки, но мы будем безупречны.
Через пять минут мы все разошлись в заданных направлениях. Я шел с Такуми. Наша задача была — отвлекать.
— Мы, блин, как морская пехота, — сказал он.
— Первые в бой, первые на смерть, — беспокойно согласился я.
— Чертовски верно.
Он остановился и открыл рюкзак.
— Не тут, дружище, — сказал я. — Надо дойти до Орла.
— Знаю, знаю. Просто… погоди. — Он достал плотную повязку на голову — коричневую, с плюшевой лисьей головой спереди. И надел.
Я рассмеялся:
— Что это за фигня?
— Это моя лисья шапочка.
— Лисья шапочка?
— Да, Толстячок Лисья шапочка.
— А зачем тебе лисья шапочка? — поинтересовался я.
— Потому что чертову лису никому не поймать.
Уже через две минуты мы сидели на корточках за деревьями, которые росли в пятнадцати метрах от задней двери дома Орла. У меня сердце колотилось, как барабаны в каком-нибудь техно.