Требуется сообщник - Новицкая Ольга Владимировна. Страница 48

– Тебе, святой человек, в таких вещах разбираться не положено.

– В общем, да. Наверное, родство сказывается. И, смотрю, защита слабовата, – скептически заметил Белобог.

– Да ну? Детка, подойди сюда, – позвал Кощей Женьку. – Подойди, не бойся, брат сегодня не кусается.

Женька перебралась ближе.

– Вытащи отсюда все.

На стол перекочевали отмычки и серебряный крестик.

– Все? – спросил Кощей.

Чуя подвох, Женька прощупала дно, простучала стенки и даже приподняла отставший край подкладки из потертого бархата.

– Все, – уверенно заявила она.

– Как ты это сделал? – Белобог заинтересованно подался вперед.

– Научу как-нибудь, если будешь себя хорошо вести, – отозвался Кощей.

Он взял совершенно пустой футляр и достал из него маленький серебряный ларчик филигранной работы. Тонкая резьба украшала крышку, стенки и даже крохотный замок.

– Держи, – помедлив, Кощей положил ларчик на протянутую ладонь брата.

– Красивая работа, – заметил Белобог, вертя в пальцах ларчик. – На полку поставлю, декор обновить. Ну все, я пошел.

Пожав на прощание руку брату и кивнув Женьке, Николай Угодник вновь стал благообразным дедулей и отбыл под тихий хрустальный перезвон.

– Выпендрежник, – хмыкнул Кощей и обратил внимание на Женьку. – Видишь, деточка, теперь мне, кроме пыток и заключения, ничего не грозит.

– Сплюньте, – испуганно посоветовала Женька.

Кощей сгреб в футляр валявшиеся отмычки и повертел в пальцах крестик.

– Сойдет, все равно пора на волю выходить, – решил он, пошевелил пальцами, разминаясь, и велел Женьке отойти и не мешать.

Он сел за письменный стол, положил перед собой крестик и принялся водить над ним руками, словно что-то растягивал. Дрогнув, серебро нехотя меняло форму. На лбу Кощея выступил пот, и он мотнул головой, стряхивая капли, но свои действия не прекратил. Постепенно крестик превратился в длинную тонкую проволоку. Передохнув пару секунд, Кощей, по-прежнему не касаясь серебра, начал делать движения, будто плетет. Проволока искривилась, как над пламенем горелки, покорежилась и вскоре, подчиняясь воле Кощея, приобрела форму ларчика. Он получился не столь изящен, как настоящий, но был тоже вполне достойного внешнего вида.

– Уф! – Кощей обессиленно откинулся в кресле, свесив руки и прикрыв глаза. – Детка, убери его в футляр, – вяло попросил он.

Женька подняла ларчик двумя руками и немного полюбовалась, затем с сожалением выполнила требуемое.

– Здорово! – восхищенно выдохнула она. – Дядя Максет, а это колдовство или магия?

– Где? – Кощей приоткрыл глаз.

– То, что вы делали.

– Понятия не имею, – признался Кощей. – Я просто умею. С прежних времен осталось.

– Это даже круче, чем фокус с монетой, – призналась Женька. – Когда вы духов своих кормили. Вы еще обещали меня научить, – вкрадчиво добавила она.

– Да? – удивился Кощей и неожиданно легко согласился: – Ладно, заслужила, госпожа адвокат.

Он со вздохом вынул из кармана гинею, подбросил ее в воздух, щелкнул пальцами, и монета разлетелась золотым дождем мелких искорок. Но не успели они, повинуясь силе притяжения, упасть вниз, как Кощей изобразил, будто что-то сгребает в горсть, и золотые искры послушно легли в ладонь, сложившись в гинею.

– Такого быть не может, – уверенно заявила Женька. – Это точно фокус. Да?

– Нет, это молекулярная память, – устало отозвался Кощей. – С серебром я так не могу, очень тяжелый в работе материал. Ты иди, тренируйся. Столько со мной общаешься, глядишь, и нахваталась чего.

– А как делать-то?

Женька взяла монету и повертела ее в пальцах. На ощупь гинея была тяжелой, горячей и очень твердой.

– Просто сосредоточья на том, что тебе надо, – вяло ответил Кощей, неопределенно покрутив в воздухе кистью. – Представь, что монета разлетается, и выброси мысль в пространство.

– Щелчком?

– Любым резким движением. Хоть так, – он сделал жест, будто отбивает щелбан большим пальцем, – хоть так, – он словно мячик вверх подбросил. – Можешь как я. Теперь дай мне отдохнуть.

Оставив злодея в покое, Женька взялась за тренировку. Монета раз за разом падала на диван. Через десять минут у девушки уже мозоли появились от постоянного прищелкивания пальцами, а толку было ноль.

– Ты не веришь, что получится, – наставительно сказал Кощей, очнувшись. – А ты должна точно знать, что у золота нет другого выхода, кроме как подчиниться. Давай-ка вместе. Бросай.

Монета сверкнула в воздухе, и Женька одновременно с Кощеем щелкнула пальцами. Искры легли в его ладонь, вновь становясь монетой.

– Почувствовала что-нибудь? – осведомился Кощей, перекинув гинею Женьке.

– Нет. А надо было?

– Плохо сосредоточилась. Давай еще.

С десятого раза Женька почувствовала, как в момент щелчка из большого пальца словно выдернули мешавшую занозу, монета разлетелась в пыль, а по всей руке разлилось приятное тепло, и девушка восторженно вскрикнула.

– Здорово! – заорала она. – Давайте еще попробуем!

– Хватит на сегодня, – усмехнулся Кощей и резко встал, отодвинув кресло. – Запомни это ощущение и в следующий раз старайся его повторить. А ты чего сидишь? Идем, у меня идея появилась. Давай к себе и переоденься, как положено девушке.

– Что, и ботиночкиобувать?

– Да. И жди внизу, я быстро.

Спустя двадцать минут по центральной улице Лондона, традиционно именуемой Хай-стрит, вышагивал элегантно, хоть и странно одетый джентльмен в черном костюме. Рядом топала девушка скромного вида.

Кощей, постукивая тростью по булыжникам, воплощал самоуверенность и богатство, а семенящая с ним под ручку Женька – бедную родственницу.

Хай-стрит была широкой и чистой. Булыжники блестели после дождя, двухэтажные дома вдоль левой стороны улицы были свеженькие, словно только что отстроенные, возле многих торчали швейцары в расшитых гербовых ливреях. К одному из домов, с другого конца улицы, со стороны платной конюшни, подогнали изящную карету, и швейцар помог пожилому человеку забраться внутрь. На запятки тут же запрыгнул шустрый лакей, и карета укатила.

По правой стороне тянулись магазины. От их блеска у Женьки, отвыкшей от витрин большого города, в глазах рябило. Через окна виднелись малочисленные покупатели, придирчиво выбиравшие товар.

Гуляющие – все сплошь в дорогих нарядах – брезгливо косились на Женьку и старались случайно не задеть. Это оскорбляло. Улучшив момент, Женька исхитрилась ловко поставить подножку юной зазнайке, шествующей в сопровождении слуги. Девица всплеснула руками и едва не навернулась прямо на камни, но слуга, уронив покупки, успел ее подхватить.

Женька почувствовала боль в плече и робко подняла глаза. Над ней стоял разгневанный, действительно разгневанный, «любимый дядюшка Максет».

– Немедленно извинись, – прорычал он, и с улыбкой из своего арсенала, той самой, от которой сердце екает, искренне обратился к упавшей девице: – Простите мою племянницу, умоляю вас. Она всего второй день как прибыла из совершенно дикой страны и весьма неуклюжа.

С такими словами он сильнее сжал пальцы, Женька ойкнула от боли, и на глаза навернулись слезы.

– Мы ждем, – рыкнул Кощей.

– Простите меня, мисс, – всхлипывая от злости проговорила Женька и присела в корявом реверансе. – Я была неуклюжа.

Девица хотела посмотреть высокомерно, но тут узнала Кощея.

– Лорд Блэкгод? – удивленно спросила она.

– К вашим услугам, – поклонился Кощей.

– Вы меня не помните?

– Как можно вас забыть, мисс Джонс, помню, в те времена, когда я играл с вашим отцом в шахматы, вы были чудесной маленькой девочкой. А сейчас, как я вижу, стали похитительницей сердец.

От его любезности Женьку затошнило.

– Так эта милая девушка ваша племянница? – девица сразу стала предельно обаятельной, словно и не она минуту назад взглядом размазывала Женьку по булыжникам.

– О да. Джейн Блэкгод. Джейн, это мисс Генриетта Джонс. Надеюсь, вы не сердитесь?