Сон в красном тереме. Т. 1. Гл. I — XL. - Цао Сюэцинь. Страница 128

— Это стихотворение самое лучшее! — в один голос заявили все.

— Если говорить об утонченности и оригинальности, не возражаю, — сказала Ли Вань, — что же касается глубины мысли, оно несомненно уступает стихотворению Царевны Душистых трав.

— Суждение вполне справедливое, — согласилась Таньчунь. — Фее реки Сяосян присуждается второе место.

— Самое неудачное — это стихотворение Княжича, Наслаждающегося пурпуром, — заявила Ли Вань. — Вы согласны?

— Ты совершенно права, — подтвердил Баоюй. — Стихи мои никуда не годятся. А вот стихи Царевны Душистых трав и Феи реки Сяосян следовало бы еще раз обсудить.

— Не вмешивайся, будет так, как я решила, — оборвала его Ли Вань, — а если еще кто-нибудь об этом заведет разговор, оштрафуем.

Баоюю ничего не оставалось, как замолчать.

— Собираться будем второго и шестнадцатого числа каждого месяца, — продолжала Ли Вань. — Задавать темы и рифмы позвольте мне. Можно устраивать и дополнительные собрания, хоть каждый день, если на кого-нибудь вдруг снизойдет вдохновение, я возражать не стану. Но второго и шестнадцатого все должны непременно являться.

— А название какое будет у общества? — спохватившись, спросил Баоюй.

— Слишком простое — неоригинально, — заметила Таньчунь, — слишком вычурное тоже нехорошо. Лучше всего назвать его «Бегония». Ведь именно о ней наши первые стихи! Быть может, название несколько примитивно, зато соответствует действительности.

Никто не стал возражать. Поболтав еще немного, они выпили вина, полакомились фруктами и разошлись кто домой, кто к матушке Цзя и госпоже Ван. Но об этом мы рассказывать не будем.

А сейчас вернемся к Сижэнь. Она никак не могла догадаться, что за письмо получил Баоюй и куда ушел вместе с Цуймо. Вдобавок появились женщины с двумя горшками бегонии. Сижэнь еще больше изумилась, стала расспрашивать, откуда цветы, и ей рассказали.

Сижэнь велела оставить цветы, попросила подождать в передней, а сама пошла во внутренние покои. Там она отвесила шесть цяней серебра, взяла три сотни медных монет и, когда вернулась, вручила все женщинам, наказав:

— Серебро отдайте слугам, которые принесли цветы, а медные монеты возьмите себе на вино.

Те встали и, улыбаясь, поблагодарили Сижэнь, но деньги взяли лишь после настоятельных уговоров.

— Дежурят ли у ворот вместе с вами мальчишки? — спросила Сижэнь.

— Дежурят, их четверо, — ответила одна из женщин. — Это на случай, если кто-нибудь из них понадобится господам. Может быть, у вас будут какие-нибудь приказания, барышня? Скажите, мы передадим слугам.

— У меня? Приказания? — улыбнулась Сижэнь. — Тут второй господин Баоюй хотел послать подарки барышне Ши Сянъюнь. Так что вы пришли кстати. Передайте слугам, чтобы наняли коляску, и возвращайтесь за деньгами. Только сюда слуг не присылайте — незачем.

— Слушаемся! — почтительно ответили женщины и удалились.

Сижэнь вернулась в комнату и хотела сложить на блюдо подарки для Сянъюнь, но каково же было ее удивление, когда она увидела, что блюдо исчезло.

— Вы не знаете, куда подевалось агатовое блюдо? — спросила Сижэнь у служанок, занятых вышиваньем.

Служанки изумленно переглянулись.

— Кажется, на нем отнесли плоды личжи третьей барышне Таньчунь, — промолвила наконец после длительного молчания Цинвэнь, — не знаю только, где оно сейчас.

— Разве мало в доме всевозможных блюд, — недовольным тоном заметила Сижэнь, — зачем было брать именно это?!

— Я тоже так говорила, — сказала Цинвэнь, — но уж очень красиво выглядели на этом блюде сложенные горкой личжи. Третьей барышне, видимо, так понравилось, что она вместе с фруктами оставила у себя и блюдо. Поэтому нечего беспокоиться! Кстати, две вазы, которые взяли недавно, тоже еще не принесли! Они стояли вон там, наверху.

— Ах, — воскликнула Цювэнь. — С этими вазами связана весьма забавная история. Наш господин, уж если вздумает выказать родителям уважение, непременно перестарается. Однажды, когда распустились цветы корицы, он сломал две ветки и хотел поставить в вазу, но тут вдруг подумал, что недостоин первым наслаждаться цветами, которые распускаются в саду, налил воды в обе вазы, в каждую поставил по ветке, одну вазу велел взять мне, вторую взял сам, сказав при этом, что цветы надо отнести матушке Цзя и госпоже. Я даже не представляла, что благодаря чувству сыновней почтительности, которое вдруг появилось у нашего господина, мне так повезет! Старая госпожа обрадовалась цветам и говорит своим служанкам: «Вот как Баоюй почитает меня, вспомнил, что я люблю цветы! А меня упрекают в том, что я его балую!» Вы же знаете, старая госпожа не очень-то меня жалует, но в тот раз растрогалась, велела дать мне денег, сказала, что жалеет меня, потому что я такая хилая и несчастная! В общем, привалило мне счастье! Деньги — что, главное, я удостоилась такой чести!.. Когда мы пришли к госпоже, вторая госпожа Фэнцзе и наложница Чжао рылись у нее в сундуке с платьями. Госпожа решила раздать служанкам все, что носила в молодости. Едва мы вошли, все залюбовались цветами. А вторая госпожа Фэнцзе принялась восхвалять почтительность Баоюя, его ум и находчивость — наговорила и что есть, и чего нет. Просто ей хотелось польстить госпоже и посрамить ее завистниц. Госпожа осталась очень довольна и подарила мне два почти новых платья. Но не в этом дело, платья мы получаем каждый год, гораздо важнее, что я удостоилась милости госпожи.

— Тьфу! — плюнула с досады Цинвэнь. — Глупая! Ничего ты не смыслишь! Все лучшее отдали другим, а тебе сунули обноски! Есть чем гордиться!

— Пусть обноски! — вспыхнула Цювэнь. — Но мне подарила их госпожа!

— На твоем месте я ни за что не взяла бы это старье! — решительно заявила Цинвэнь. — Пусть бы нас всех собрали, чтобы раздать платья, тогда дело другое — что достанется, то достанется, по крайней мере справедливо. А брать остатки, после того как все лучшее раздарили, я не стала бы, пусть даже пришлось бы нагрубить госпоже!

— А разве еще кому-нибудь из наших дали платья? — поинтересовалась Цювэнь. — Я болела и на несколько дней ездила домой, поэтому ничего не слышала. Расскажи мне, сестра!

— Ну, расскажу я тебе, так ты что, платье вернешь госпоже?! — спросила Цинвэнь.

— Глупости! — воскликнула Цювэнь. — Мне просто интересно. А подаренные платья — это милость госпожи, пусть даже их сшили бы из тряпья, годного лишь на подстилку собакам!

— Здорово сказано! — засмеялись служанки. — Ведь платье-то как раз и дали нашей собачонке.

— Ах вы болтушки! — смущенно рассмеялась Сижэнь, — Вам бы только надо мной потешаться! Дождетесь, пересчитаю вам зубы! Попомните мое слово! Плохо кончите!

— Значит, это ты, сестра, получила подарок? — смеясь, воскликнула Цинвэнь. — А я и не знала! Ты уж извини!

— Нечего ухмыляться! — погрозила ей пальцем Сижэнь. — Давайте решим, кто пойдет за блюдом!

— И вазы надо бы заодно прихватить, — вставила Шэюэ. — Не беда, если они у старой госпожи. А если у госпожи, лучше забрать. Ее служанки нас терпеть не могут и назло нам могут вазы разбить! Госпожа на их проделки смотрит сквозь пальцы!

— Давайте я схожу, — предложила Цинвэнь, откладывая вышиванье.

— Ты отправляйся за блюдом, а за вазами я пойду, — возразила Цювэнь.

— Дайте мне хоть разок сходить! — насмешливо воскликнула Цинвэнь. — Такой случай представляется редко! Тем более что вы уже получили подарки!

— Цювэнь платье досталось случайно, — возразила Шэюэ, не уловившая в словах Цинвэнь иронии. — Неужели ты думаешь, они до сих пор разбирают одежду?

— Понятия не имею, но может статься, госпожа заметит мою старательность и выделит мне тоже два ляна серебра в месяц! Нечего со мной хитрить, я все знаю, — рассмеялась она.

С этими словами Цинвэнь выбежала из комнаты. Цювэнь вышла следом и отправилась к Таньчунь за блюдом.

Сижэнь тем временем собрала подарки для Сянъюнь, позвала няню Сун и сказала:

— Пойди хорошенько умойся и причешись, да надень выходное платье. Потом вернешься сюда, возьмешь подарки и поедешь к барышне Ши Сянъюнь.