Сон в красном тереме. Т. 1. Гл. I — XL. - Цао Сюэцинь. Страница 35
Ли Гуй отряхнул на себе одежду и сказал Баоюю:
— Слышал, брат? Грозятся с нас шкуру спустить! В других домах провожатые хозяина в почете, а мы вот из-за тебя терпим понапрасну ругань и побои. Хоть бы пожалел нас!
— Не обижайся, дорогой братец, — улыбнулся Баоюй, — я как-нибудь тебя угощу.
— Эх, молодой господин, да разве смеем мы на это надеяться? — со вздохом произнес Ли Гуй. — Слушался бы нас, и то ладно.
Подошли к дому матушки Цзя. Цинь Чжун был уже там и беседовал с ней. Обменявшись приветствиями, мальчики простились со старой госпожой.
Затем Баоюй побежал попрощаться с Дайюй. Она как раз наряжалась перед зеркалом. Узнав, что Баоюй идет в школу, Дайюй с улыбкой сказала:
— Вот и прекрасно! Думаю, на сей раз ты «сломаешь коричную ветку в Лунном дворце» [126]. Проводить тебя я, к сожалению, не могу.
— Подожди, милая сестрица, пока я вернусь с занятий, — сказал Баоюй, — мы вместе поужинаем и приготовим для тебя румяна.
Они поболтали еще немного, и Баоюй собрался уходить.
— Что же ты не идешь попрощаться с сестрой Баочай? — спросила Дайюй.
Баоюй ничего не ответил, лишь засмеялся и вместе с Цинь Чжуном отправился в школу.
Бесплатная домашняя школа находилась неподалеку от дома и была создана основателем рода, прадедом Баоюя. В ней, как уже говорилось выше, учились дети из бедных семей, состоявших в родстве с Цзя. Все члены рода, занимавшие чиновничьи должности, обязаны были вносить деньги на содержание школы. Учителем обычно назначался самый пожилой и добродетельный человек в семье.
Придя в школу, Баоюй и Цинь Чжун познакомились с учениками и тотчас же приступили к занятиям. Они были неразлучны, дружба их крепла день ото дня. Матушка Цзя тоже полюбила Цинь Чжуна, часто оставляла его у себя на несколько дней и относилась к нему как к родному. Зная, что семья Цинь Чжуна не из богатых, матушка Цзя одаривала мальчика одеждой и другими вещами. Таким образом, не прошло и двух месяцев, как Цинь Чжун полностью освоился с жизнью во дворце Жунго.
Баоюй, в отличие от Цинь Чжуна, был необуздан в своих желаниях и требовал, чтобы все его прихоти исполнялись немедленно. И вот однажды, когда на него напала блажь, он потихоньку сказал Цинь Чжуну:
— Мы с тобой одногодки, вместе учимся, какой я тебе дядя! Давай называть друг друга просто братьями.
Цинь Чжун сначала не мог на это решиться, но Баоюй слышать ничего не хотел, упорно звал его братом, и Цинь Чжуну в конце концов пришлось согласиться.
Дети, учившиеся в школе, принадлежали, как известно, к одному роду, но недаром говорится: «У дракона девять сыновей и все разные». Попадались среди «драконов» и «змеи».
Все в школе сразу заметили, что Цинь Чжун стыдливый и робкий, как девушка, краснеет от смущения, стоит к нему обратиться, и такой же мягкий, податливый и отзывчивый, как Баоюй. Баоюй к тому же любил вести заумные речи. Мальчики были очень дружны, и соученики стали шептаться о них, злословить, распускать всякие нелепые слухи и в школе, и за ее стенами.
Сюэ Пань, поселившись в доме госпожи Ван, вскоре разузнал о существовании домашней школы, и у него вспыхнула «страсть Лун Яна» [127]. Он заявил, что хочет учиться, однако на деле «три дня ловил рыбу, два дня сушил сети», посылал подарки учителю Цзя Дайжу, никаких успехов в учебе не делал и помышлял лишь о том, как завязать дружбу с мальчиками.
Нашлись ученики, которые, соблазнившись деньгами и угощениями Сюэ Паня, поддались на обман и попались в его сети. О двух из них никто ничего не знал, ни чьи они родственники, ни каково их настоящее имя; поскольку они были красивы и близки с Сюэ Панем, одному дали прозвище Сянлянь — Сладостная нежность, другому — Юйай — Яшмовая любовь. Хотя у мальчиков при виде их, как говорится, слюнки текли и появлялось «преступное» желание, никто не осмеливался их трогать из страха перед Сюэ Панем.
Баоюю и Цинь Чжуну тоже очень нравились эти мальчики, но, как и остальные, они боялись Сюэ Паня и держались от них подальше. Сянлянь и Юйай, в свою очередь, питали дружескую симпатию к Баоюю и Цинь Чжуну. Но пока эта симпатия никак не проявлялась.
Ежедневно, приходя в школу, все четверо мальчиков следили за каждым движением друг друга, перебрасывались загадками, говорили намеками, чтобы остальным было непонятно. Но нашлись хитрецы, которые это подметили, и стали у них за спиной строить рожи, многозначительно покашливать. И так изо дня в день.
Однажды учителю понадобилось отлучиться по делам. Он велел ученикам сочинить к следующему дню парное выражение из семи слов в строке и ушел домой, оставив следить за порядком своего старшего внука Цзя Шуя.
В этот день Сюэ Пань не явился на утреннюю перекличку в школе. Воспользовавшись случаем, Цинь Чжун перемигнулся с Сянлянем, и они, якобы по малой нужде, вышли во внутренний дворик. Первым заговорил Цинь Чжун:
— Тебя дома спрашивали, с кем ты дружишь?
Не успел он спросить, как за его спиной кто-то нарочито громко кашлянул. Мальчики испуганно обернулись и увидели Цзинь Жуна, соученика.
Сянлянь, вспыльчивый по характеру, вдруг смутился и с досадой проговорил:
— Чего кашляешь? Поговорить нельзя?
— Если вам можно говорить, почему мне нельзя кашлять? — вызывающе ответил Цзинь Жун. — Мне просто интересно, чем это вы здесь занимаетесь? Ведь я вас поймал с поличным! Попробуйте отпереться! Не примете в компанию, всем расскажу!
— А что мы такого сделали? — покраснев от волнения, в один голос спросили Цинь Чжун и Сянлянь.
— Я видел, что вы делали! — рассмеялся Цзинь Жун, захлопал в ладоши и крикнул: — Давайте выкуп!
Возмущенные Сянлянь и Цинь Чжун побежали жаловаться Цзя Жую, что их безо всякой причины обижают.
Но Цзя Жуй, человек бессовестный, заботился лишь о собственной выгоде. Он всегда требовал, чтобы ученики его угощали, и во всем потакал Сюэ Паню в надежде на подачки, старался снискать его расположение. Сюэ Пань же отличался крайним непостоянством: сегодня ему нравилось одно, завтра — другое, в последнее время у него завелись новые друзья, и он утратил интерес к Сянляню и Юйаю, так же как в свое время к Цзинь Жуну. Цзя Жую это было все равно, но Сянляня и Юйая он возненавидел за то, что они не помогли ему завоевать благосклонность Сюэ Паня. Не один Цзя Жуй их ненавидел. Их недолюбливали Цзинь Жун и еще некоторые ученики. Поэтому, когда мальчики пришли жаловаться на Цзинь Жуна, Цзя Жуй, не смея прикрикнуть на Цинь Чжуна, отыгрался на Сянляне, заявив, что тот всегда лезет не в свои дела, и вдобавок обругал его. Цинь Чжун был возмущен. Так мальчики ни с чем вернулись на свои места. Цзинь Жун торжествовал, покачивал головой, прищелкивал языком, болтал всякую чепуху. Сидевший неподалеку от него Юйай слышал все, что тот говорил, и, не утерпев, принялся его стыдить.
— Я только что собственными глазами видел, как они целовались и гладили друг друга по заднему месту! — нагло заявил Цзинь Жун. — Они это уже давно задумали, а сейчас договаривались о подробностях.
Он так увлекся, что стал говорить непристойности, ни на кого не обращая внимания. Тут один из учеников рассердился. И кто бы вы думали? Цзя Цян!
Цзя Цян, шестнадцатилетний юноша, был правнуком Нинго-гуна по прямой линии. Оставшись круглым сиротой, он с самого детства воспитывался в доме Цзя Чжэня и отличался манерами еще более утонченными, чем Цзя Жун, родной сын Цзя Чжэня. С Цзя Жуном его связывала тесная дружба.
Во дворце Нинго жили самые разнообразные по характеру и склонностям люди, и обиженные слуги и служанки не упускали случая о них позлословить, не стесняясь в выражениях. Опасаясь, как бы и о Цзя Цяне не пошла дурная слава, Цзя Чжэнь поселил его в отдельном доме и приказал обзавестись семьей.
Цзя Цян был умный, понятливый юноша приятной наружности. Школу он посещал лишь для отвода глаз, на самом же деле увлекался петушиными боями да собачьими бегами, любовался цветами и ивами. Никто не смел ему перечить, ведь он пользовался расположением Цзя Чжэня и был другом Цзя Жуна! Видя несправедливость, Цзя Цян хотел было вмешаться, но потом передумал:
126
…«сломаешь коричную ветку в Лунном дворце» — образное выражение, означающее: добиться успехов в учебе и выдержать экзамен на государственную должность.
127
Лун Ян — сановник княжества Вэй, живший в эпоху «Воюющих царств» (V—III вв. до н.э.) и получивший ироническое прозвище «Княжеская наложница».