Дочь крови - Бишоп Энн. Страница 61
Через несколько минут Сэйтан сдался и положил на стол книгу и свои очки с линзами в форме полумесяца. Однако взгляд Джанелль устремился вовсе не к книге, как он ожидал. Девочка напряженно смотрела на его правую руку, сосредоточенно наморщив лоб и перебирая пальцами кудри.
Ах вот оно что! Конечно, было трудно что-либо утверждать наверняка до тех пор, пока ведьма не достигала зрелости, однако Джанелль демонстрировала некоторые признаки настоящей Черной Вдовы. Пройдет несколько лет, прежде чем появятся физические признаки, однако ее несомненный интерес показывал, что пора начинать обучение прямо сейчас.
Подняв одну бровь, Сэйтан вытянул правую руку:
— Не хотите ли осмотреть ее повнимательнее, Леди?
Джанелль одарила его рассеянной улыбкой и послушно взяла руку в свои ладошки.
Он наблюдал за тем, как девочка исследует его ладонь, поворачивая то так, то этак, до тех пор, пока ее взгляд не замер на его безымянном пальце.
— Почему у тебя такие длинные ногти? — мягко поинтересовалась она, изучая окрашенные в черный цвет ногти.
— Это дело вкуса, — непринужденно отозвался Сэйтан, желая посмотреть, до чего Джанелль сможет докопаться сама.
Она с сомнением посмотрела на него:
— Под ним что-то есть. — Девочка легонько коснулась ногтя безымянного пальца на его правой руке.
— Я — Черная Вдова. — Сэйтан повернул руку так, чтобы Джанелль могла хорошо видеть ногти, и согнул безымянный палец. Ее глаза расширились, когда ядовитый зуб выскользнул из своего укрытия. — Это змеиный зуб. Маленький мешочек с ядом, к которому он крепится, покоится под ногтем. Будь осторожнее, — предупредил он, когда девочка поднесла палец, чтобы коснуться ногтя. — Мой яд уже не такой смертоносный, как раньше, но он еще достаточно силен.
Джанелль некоторое время разглядывала змеиный зуб.
— Но твой палец не горячий. Что будет, если он станет теплее остальных?
Беззаботный интерес Сэйтана как ветром сдуло. Значит, ею все-таки двигало не праздное любопытство.
— Беда, ведьмочка. Если яд не используется, его необходимо сцеживать каждые несколько недель. Иначе он густеет, может даже кристаллизоваться. Если его еще можно заставить выйти через канал на зубе, это будет в лучшем случае болезненная процедура. — Он безрадостно пожал плечами. — Если же нет, то единственным способом прекратить боль будет удаление зуба и мешочка.
— А почему кто-то может не захотеть сцедить его вовремя?
Сэйтан снова пожал плечами.
— Яду нужен яд. После того как мешочек опустошается, тело Черной Вдовы начинает ощущать сильную потребность в той или иной отраве. Но нужно быть очень осторожным с теми составами, которые человек принимает внутрь. Неправильно выбранный яд может быть не менее смертельным для Черной Вдовы, чем для любого другого представителя Крови. Самый лучший яд, разумеется, свой собственный. Обычно Черные Вдовы опустошают этот мешочек прямо перед лунными днями, чтобы на протяжении этих дней, когда они должны отдыхать, их тела, получившие несколько капель своего собственного яда, начнут медленно заполнять пустой кармашек без малейших неудобств.
— А если он загустеет?
— В этом случае собственный яд не годится. Организм не примет его. — Сэйтан забрал руку и сцепил пальцы перед собой. — Ведьмочка…
— А если нельзя использовать собственный яд, есть ли какой-нибудь другой безвредный?
— Есть некоторые составы, которые можно применять, — осторожно отозвался Сэйтан.
— А можно мне взять немножко?
— Зачем?
— Потому что я знаю одного человека, которому он нужен. — Джанелль отошла от него. На ее личике отразилась внутренняя борьба.
Сэйтан почувствовал острую боль, словно грудная клетка неожиданно сжалась, сдавив сердце и легкие. Он поборол внезапное желание вонзить ногти в плоть и разорвать ее.
— Мужчина или женщина? — ровно спросил Повелитель.
— А что, есть разница?
— На самом деле есть, ведьмочка. Если смесь ядов не приготовлена с учетом пола, последствия могут быть довольно неприятными.
Джанелль обеспокоенно посмотрела на него и осторожно произнесла:
— Мужчина.
Сэйтан долгое время не мог тронуться с места.
— Что ж, есть кое-что, что я могу тебе дать. Можешь пока пойти посмотреть, какие лакомства приготовила для тебя миссис Беале, — процесс займет несколько минут.
Как только Джанелль отвлеклась на дегустацию деликатесов его кухарки, Сэйтан вернулся в свой личный кабинет в Темном Королевстве. Он запер дверь и проверил смежные комнаты, прежде чем направиться к потайной дверце, скрытой за панелью возле камина. Его мастерская была заперта на Серой ступени — разумная предосторожность, которая не позволяла Гекате войти и вместе с тем пропускала Мефиса и Андульвара. Он мысленно зажег свечи в конце узкого коридора, запер за собой дверь и вошел в свое Вдовье логово.
Здесь он варил и выдерживал яды, плел спутанные паутины видений и калейдоскопы снов. Направившись к рабочему столу, который занимал все пространство вдоль одной из стен, Сэйтан призвал маленький ключ и отпер толстые деревянные двери одного из больших шкафов, висевших сверху.
Стеклянные контейнеры с ядами стояли ровными рядами, каждый подписан на Древнем языке. Еще одна мера предосторожности против Гекаты, так и не освоившей истинную речь Крови.
Он выбрал маленькую банку, закупоренную пробкой, и поднес ее поближе к огоньку свечи. Открыв сосуд, Сэйтан принюхался к содержимому, а затем окунул туда палец и слизнул маленькую каплю. Это был тот самый очищенный состав, который принимал он сам. Поскольку Повелитель не был Черной Вдовой от рождения, его тело не производило собственный яд. Он снова заткнул банку пробкой, покопался среди хрустальных сосудов и вынул один из них, содержащий кроваво-красные хлопья.
Всего один или два лепестка высушенной ведьминой крови, добавленные к яду, — и та боль, которую Деймон испытывает сейчас, покажется ему нежной лаской по сравнению с мучительной агонией. Невыразимые страдания будут его последними спутниками в мире живых. Люди вспарывали себе животы и вытягивали потроха наружу, пытаясь облегчить боль, вызываемую этими милыми цветочками. А можно добавить вот это. Более милосердная смерть, но не менее верная. Потому что теперь Сэйтан был уверен в том, что Деймон подобрался слишком близко. Джанелль стремилась помочь ему, но как он отплатит ей за доброту?
Сэйтан поколебался. И все же…
Когда он еще ходил дорогами живущих и растил своих сыновей, Мефиса и Пейтона, он был одной нотой, а они — другими, гармоничными, но разными. Люцивар представлял собой особый звук, и чаще всего — резкий. В тот миг, как его сын впервые поднялся на ножки, нелепо взмахивая маленькими крылышками, чтобы сохранить равновесие, Сэйтан понял, что он будет настоящей бедой для своего отца. Малыш был готов противостоять целому миру, вместе с тем испытывая надменное, чисто эйрианское благоговение перед всем, принадлежащим небу и земле.
Но Деймон… В тот первый миг, когда Сэйтан взял его на руки, он почувствовал на глубоком, инстинктивном уровне, что Тьма будет петь для его сына точно так же, как когда-то она пела для него самого, что он станет зеркалом своего отца. Поэтому он и дал Деймону в наследие тяжкое бремя, которое не хотел оставлять никому из своих детей.
Имя.
Сэйтан намеревался внушить Деймону представления о чести и ответственности, которые неизбежно ложились на плечи человека, обладающего столь разрушительной силой. Но именно из-за этих представлений о чести он был лишен возможности оставаться рядом с сыном. Потому что верил в Законы Крови и Кодекс и принял ту ложь, согласно которой Доротея отказала ему в праве отцовства.
Как же теперь он сможет приговорить Деймона к смерти, если не смог когда-то уберечь ребенка? И с другой стороны, как можно не сделать этот выбор, когда жизнь Джанелль, возможно, в опасности?
Сэйтан поставил на место сушеную ведьмину кровь и запер дверь шкафа.
В его слишком долгой жизни было слишком много сложных и горьких выборов. Он использовал ту же самую шкалу, чтобы принять это решение.