Сон в красном тереме. Т. 3. Гл. LXXXI — СХХ. - Цао Сюэцинь. Страница 105
Во время пятой стражи Мяоюй почувствовала сильный озноб, хотела позвать людей, но тут услышала за окном шорох. Вспомнив о грабителях, Мяоюй стала звать на помощь, но никто не откликнулся.
Вдруг голова у Мяоюй стала тяжелой, руки-ноги онемели, язык отнялся. В комнату вошел человек со сверкающим мечом в руке. Мяоюй не могла двинуться с места. Вот и настал ее смертный час. Сердце девушки бешено колотилось, но страха она не испытывала.
Вошедший спрятал меч, осторожно взял Мяоюй, положил себе на спину. Мяоюй, словно пьяная, не соображала, что с ней происходит.
Увы, эта непорочная девушка была одурманена, и негодяй смог похитить ее…
Разбойник с Мяоюй на спине подошел к задней стене сада, поднялся на нее по веревочной лестнице и спустился с наружной стороны, где его ожидали несколько человек с коляской. Посадив Мяоюй в коляску, злодей нарядился чиновником и велел как можно быстрее ехать к городским воротам. Добрались они туда, как раз когда ворота открыли.
Стражники, увидев коляску, решили, что едет какой-то чиновник, и даже не стали проверять.
Благополучно выбравшись из города, разбойники подстегнули коней и во весь дух помчались на склон Двадцати ли, где встретились с остальными грабителями, разделились на группы и поспешили к Наньхаю.
Не будем строить догадок, смирилась ли Мяоюй со своим позором или же покончила с собой — следы молодой монахини затерялись.
А теперь вернемся в кумирню Бирюзовой решетки.
Одна из буддийских монахинь, которая прислуживала Мяоюй и жила в келье, находившейся в самой глубине кумирни, спокойно проспав до пятой стражи, была разбужена звуками, доносившимися из переднего помещения. Зная, что Мяоюй сидит там на своем коврике, предаваясь созерцанию, монахиня подумала, что девушка сама с собой разговаривает. Вдруг послышались тяжелые мужские шаги, скрипнула дверь. Монахиня хотела встать, но все тело охватила истома, даже рот лень было раскрыть. Она не слышала голоса Мяоюй и, лежа с широко раскрытыми глазами, продолжала прислушиваться.
Лишь на рассвете монахиня смогла подняться. Она оделась и приказала старой даосской монахине вскипятить чай для Мяоюй, а сама отправилась посмотреть, что та делает. Каково же было ее удивление, когда она увидела, что Мяоюй нет, а окна и двери распахнуты настежь! Тут она вспомнила шум, послышавшийся ей ночью, встревожилась и подумала: «Куда это она могла так рано уйти?»
Монахиня вышла во двор, огляделась и тут заметила веревочную лестницу, свисавшую со стены, а рядом, на земле, ножны от меча и пояс.
«Беда, — подумала женщина. — Ночью пробрался в сад какой-то злодей и одурманил нас курениями!»
Она крикнула монахиням, чтобы внимательно осмотрели кумирню, но ворота кумирни оказались запертыми.
— Ты зачем подняла нас в такую рань? — ворчали монахини. — Вчера в кумирне воскуривали дурманящие благовония, и мы никак не можем прийти в себя!
— А где настоятельница, не знаете? — спросила прислужница.
— В зале богини Гуаньинь! — отвечали монахини.
— Вы, видно, все еще спите! — закричала прислужница. — Пойдите посмотрите, там ли она?
Ничего не подозревавшие монахини бросились в зал богини Гуаньинь. Обыскав сад и не найдя Мяоюй, они подумали, что она у Сичунь. Побежали во дворец Жунго, стали стучаться в садовую калитку, но Бао Юн обрушился на них с бранью.
— Мы ищем нашу настоятельницу Мяоюй, — стали говорить монахини. — Откройте, может быть, она у четвертой барышни? Мы спросим.
— Ваша настоятельница привела к нам грабителей! — крикнул Бао Юн. — Они обобрали весь дом, а ваша настоятельница с ними убежала!
— О всемогущий Будда! — переполошились монахини. — Смотри, за такие слова попадешь в ад, там тебе укоротят язык!
— Хватит болтать! — орал Бао Юн. — Не то я вас отколочу!
Монахини, стараясь задобрить его, заулыбались и стали просить:
— Откройте нам, пожалуйста, господин! Мы поглядим, здесь ли наша настоятельница. И больше не посмеем вас тревожить.
— Не верите — идите смотрите! — произнес Бао Юн. — Но берегитесь, попадет вам от меня, если ее там нет!
Бао Юн впустил монахинь, которые со всех ног побежали к Сичунь.
Сичунь в это время сидела у себя в комнате и думала: «Мяоюй ушла от меня вчера утром. Слышала ли она, что говорил о ней этот Бао Юн? Если слышала, то наверняка обиделась и больше не придет. А мне так тяжело: я — сирота, жена брата меня ненавидит. Старая госпожа по-доброму ко мне относилась, а сейчас я осталась совсем одна».
Сичунь вспомнила, что невыносимые страдания довели до смерти Инчунь; Ши Сянъюнь ни на минуту не может оставить больного мужа; третья сестра Таньчунь в дальних краях. Одна Мяоюй свободна, как облако или дикий аист.
«Быть такой, как она, — это счастье, — продолжала размышлять девушка. — Но, увы, я из знатной семьи, где господствуют свои порядки, и не могу собой распоряжаться! Мне поручили присматривать за домом, а я не справилась! Госпожи не понимают, что творится у меня на душе, и никогда не поймут».
Сичунь захотелось сейчас же порвать нити, связывающие ее с суетным миром, и уйти в монастырь. Служанки стали ее отговаривать, но Сичунь схватила ножницы и отрезала клок волос.
— Ну на что это похоже? — с упреком произнесла Цайпин. — Не успели уладить одну неприятность, как вы хотите накликать другую!
В это время прибежали монахини.
Цайпин вышла их расспросить, в чем дело, и, узнав об исчезновении Мяоюй, испуганно воскликнула:
— Она ушла от нас еще вчера утром!..
— Где же она? — донесся из внутренней комнаты голос Сичунь.
Даосская монахиня ей рассказала, как ночью слышала шум, как их всех одурманили курениями, а утром они обнаружили на стене веревочную лестницу и рядом ножны от меча.
Тут Сичунь вспомнила, как Бао Юн рассказывал о приходе разбойников, и решила, что злодеи, прельстившись красотой Мяоюй, похитили ее. Конечно же, Мяоюй, хранившая чистоту и целомудрие, не вынесла позора и покончила с собой.
— Неужели вы ничего не слышали? — спрашивала Сичунь у монахинь.
— Как не слышали?! — вскричали монахини. — Слышали, и глаза у нас были открыты, только слова произнести не могли и пошевелиться! Это злодей напустил дурману. Может быть, он и сестру Мяоюй одурманил, или разбойники ей ножом пригрозили?
В это время раздался голос Бао Юна:
— Эй, монашки, убирайтесь! Пора запирать калитку!
Цайпин, боявшаяся, как бы ей не попало от хозяев, заторопила монахинь. После их ухода Сичунь еще больше расстроилась. Как ни старалась Цайпин ее успокоить, все было тщетно. Сичунь снова схватила ножницы и остригла себе волосы до конца.
Служанки посоветовались и решили не поднимать шума.
— Если даже Мяоюй похитили, — говорили они, — нужно сделать вид, будто нам ничего не известно. А вернутся господин и госпожа, все им расскажем…
С этой поры Сичунь окончательно утвердилась в мысли уйти в монастырь. Но об этом речь пойдет ниже.
Между тем Цзя Лянь, возвратившись в кумирню Железного порога, сказал Цзя Чжэну, что учинил допрос ночным сторожам и со слов Хупо сделал опись пропавших вещей.
— Первым долгом мы выяснили, — сказал он, —какие вещи присылала нам Юаньчунь, а затем приступили к описи наиболее редких вещей. Обычные вещи, которые есть у многих, мы в список не внесли. Думаю, по окончании траура все найдется.
Цзя Чжэн молча выслушал Цзя Ляня, после чего тот отправился во внутренние покои и сказал госпожам Син и Ван:
— Хорошо бы уговорить господина Цзя Чжэна пораньше возвратиться домой. А то как бы там опять чего-нибудь не случилось.
— Это верно, — отозвалась госпожа Син. — Мы тоже тревожимся!
— Поговорите с ним, — попросил Цзя Лянь. — Как вы скажете, так он и сделает!
Женщины уговорились между собой, как действовать.
Утром Цзя Чжэн послал Баоюя к госпожам Син и Ван передать:
— Пусть госпожи съездят домой, там нужны их указания, а дня через два-три вернутся!
Госпожа Син оставила возле гроба служанок, жене Чжоу Жуя велела следить за порядком, а сама стала собираться домой.