Сон в красном тереме. Т. 3. Гл. LXXXI — СХХ. - Цао Сюэцинь. Страница 114
— Стоит ли об этом говорить! — отвечала госпожа Чжэнь. — Ведь мы сами бедны. Как бы нам не отказали!
— Но вашего супруга восстановили в должности, — заметила госпожа Ван, — и теперь дела у вас поправятся.
— Хорошо бы ваше предсказание сбылось! — воскликнула госпожа Чжэнь. — Значит, будете свахой?
Как только зашла речь о сватовстве, Чжэнь Баоюй пошел в кабинет Цзя Чжэна, чтобы продолжить разговор с Баоюем. Но там был Цзя Чжэн, и между гостем и хозяином снова завязалась беседа.
Вскоре из-за дверей донесся голос слуги:
— Господин, матушка собирается уезжать!
Чжэнь Баоюй попрощался и вышел.
Баоюй так долго мечтал о встрече с Чжэнь Баоюем, надеялся обрести друга, но на деле после короткого разговора выяснилось, что они не сходятся во взглядах.
После отъезда гостя Баоюй вернулся к себе угрюмый и молчаливый. Все сразу заметили, что он не в духе.
— Чжэнь Баоюй в самом деле похож на тебя? — спросила Баочай.
— Только внешностью, — отвечал Баоюй. — А вообще-то он чересчур ограничен.
— Зачем порочить людей! — возмутилась Баочай. — Ведь ты видел его всего раз!
— Мы с ним беседовали, — отвечал Баоюй, — и он ушел от прямого и откровенного разговора. Только и знает, что рассуждать о «служебных делах» да о «преданности и почтении». Как же его после этого не назвать ограниченным?! И надо же было ему уродиться похожим на меня! Я думал найти в нем свой идеал, а теперь готов отказаться от собственной внешности!
— Смешно тебя слушать! — промолвила Баочай. — Ну как можно отказаться от внешности? К тому же рассуждает господин Чжэнь вполне здраво, каждый мужчина должен стремиться возвыситься и прославить свое имя. Разве подобает мужчине думать только об удовольствиях?! Мало того что сам не обладаешь достоинствами настоящего мужчины, так еще обвиняешь других в ограниченности!
Баоюй и так был расстроен, а слова Баочай подлили масла в огонь. Он помрачнел еще больше, но промолчал, лишь усмехнулся. Баочай не придала этому никакого значения. Видно, сказала что-то не так, и муж над ней насмехается. Ей и в голову не могло прийти, что у него начинается приступ безумия.
Напрасно старались служанки вывести его из этого состояния.
Утром все признаки безумия были налицо.
Между тем госпожа Ван решила поговорить с Цзя Чжэном о Сичунь. Ведь если не отпустить ее в монастырь, она покончит с собой, хоть день и ночь за ней следи.
Очень недовольный, Цзя Чжэн сказал:
— Как могла наша семья дойти до такого позора!
Он позвал Цзя Жуна, сделал ему выговор и велел передать матери:
— Пусть поговорит с Сичунь. Если та будет настаивать на своем, мы перестанем считать ее членом нашей семьи!
Цзя Чжэн и не подозревал, что если бы не госпожа Ю, все, может быть, и обошлось бы, но она донимала девушку, и та решила покончить с собой.
— Девушка не может вечно жить дома, — говорила Сичунь госпоже Ю. — Если со мной случится то же, что со второй старшей сестрой Инчунь, я все равно умру, только доставлю огорчение старшему господину и госпожам. Отпустите меня и считайте, что я умерла. Тогда я всю жизнь проживу праведно, а вы докажете мне свою любовь! К тому же я не собираюсь выходить замуж. Буду жить в кумирне Бирюзовой решетки. Все мои вещи возьмите себе! Давайте это решим, пока монахини еще здесь. Вы сохраните мне жизнь. А не отпустите — останется лишь покончить с собой. Старшему брату, когда он вернется, я скажу, что это моя добрая воля. Если же я умру, он сразу поймет, что в этом повинны вы.
Госпожа Ю давно не ладила с Сичунь. Она не стала спорить с девушкой и отправилась к госпоже Ван.
Но госпожа Ван в это время была у сына и, очень расстроенная, отчитывала служанок:
— Почему сразу не доложили, что второй господин заболел?!
— Трудно понять, что происходит со вторым господином, — сказала Сижэнь. — Ведь еще утром приходил к вам справляться о здоровье, а потом началось. Вторая госпожа Баочай не хотела расстраивать вас, потому и не доложила.
Баоюй слышал, как мать ругает служанок, и пришел им на помощь:
— Матушка, успокойтесь, я совершенно здоров! Только на душе немного тоскливо!
— Надо было раньше сказать, — промолвила госпожа Ван, — пришел бы доктор, прописал лекарство, ты выпил бы раза два и поправился! Помнишь, как ты болел, когда пропала яшма? А что будет, если такое опять повторится?
— Раз вы, матушка, так беспокоитесь, пригласите врача, пусть пропишет лекарство.
И госпожа Ван распорядилась пригласить врача. Ей было сейчас не до Сичунь, она думала только о Баоюе. Дождалась, пока пришел врач, прописал лекарство, и лишь после этого вернулась к себе.
После того Баоюю день ото дня становилось все хуже. Он совсем перестал есть.
А тут еще пришло время снятия траура, все уехали и обязанность приглашать врачей возложили на Цзя Юня. Дома у Цзя Ляня никого не было, поэтому пришлось пригласить Ван Жэня, тем более что Цяоцзе, которая дни и ночи оплакивала мать, тоже заболела. Вновь наступили для обитателей дворца Жунго тяжелые дни.
Окончилась церемония снятия траура, все возвратились домой, и госпожа Ван первым делом пошла навестить Баоюя. Он лежал без сознания. Госпожа Ван заплакала и, не зная, что делать, поспешила к Цзя Чжэну.
— Врач говорит, что Баоюю уже не помогут никакие лекарства, — сказала она. — Надо готовиться к похоронам!
Цзя Чжэн тяжело вздохнул, пошел поглядеть на сына и, убедившись, что госпожа Ван ничуть не преувеличивает, приказал Цзя Ляню сделать соответствующие распоряжения.
И Цзя Лянь снова стал думать о том, где раздобыть денег.
В это время в комнату с криком вбежал мальчик-слуга:
— Второй господин! Беда!
— В чем дело? — тараща глаза на слугу, спросил перепуганный Цзя Лянь.
— У ворот стоит какой-то монах, — стал рассказывать мальчик, — в руках у него яшма, которую когда-то потерял второй господин Баоюй, он требует за нее десять тысяч лянов серебра!
Цзя Лянь плюнул в лицо слуге.
— Я думал, важное дело, а ты лезешь со всякими пустяками! Неужто не помнишь, как нам однажды пытались подсунуть какую-то яшму?! А сейчас никакая не нужна. Ведь Баоюй умирает!
— И я так сказал монаху, — возразил мальчик. — Но он уверяет, что если ему заплатят, второй господин Баоюй тотчас выздоровеет!
Во дворе послышался шум, прибежали слуги.
— Монах ворвался в дом! Мы не могли его задержать!
— Да что же это творится? — вскричал Цзя Лянь. — И вы не вышвырнули его вон?
Вышел Цзя Чжэн.
В это время из внутренних покоев донеслись вопли:
— Второй господин умирает!
И тут убитый горем Цзя Чжэн услышал голос монаха:
— Если хотите, чтобы он жил, платите деньги!
«Когда-то Баоюя вылечил точно такой же монах, — вспомнил Цзя Чжэн, — может быть, и этот его спасет? Надо заплатить! А вдруг это не та яшма?»
И Цзя Чжэн решил прежде убедиться, что монах и в самом деле может сотворить чудо. Он велел пропустить монаха, и тот, даже без приветственных церемоний, со всех ног бросился во внутренние покои.
— Ты куда? — пытался удержать монаха Цзя Лянь, схватив его за руку. — Ведь там женщины!
— Но я могу не успеть, — отвечал монах на ходу. Цзя Лянь едва поспевал за ним, крича:
— Все прячьтесь! Монах идет! Потом будете плакать!
Но госпожа Ван и остальные женщины так рыдали, что ничего не слышали. И лишь когда Цзя Лянь, продолжая кричать, вбежал в комнату, они обернулись, увидели рослого монаха, заволновались, но спрятаться не успели.
Монах между тем устремился прямо к Баоюю. Баочай поспешила скрыться, а Сижэнь, глядя на госпожу Ван, продолжала стоять.
— Благодетель мой, я принес твою яшму! — объявил монах, перекинув яшму с ладони на ладонь. — Скорее несите деньги, и я спасу его!
От испуга все словно приросли к месту. Никому и в голову не приходило, что монах может их обмануть.
— Спасите его, тогда получите деньги, — промолвила госпожа Ван.
— Нет, давайте деньги сейчас! — настаивал монах.