Не по чину - Красницкий Евгений Сергеевич. Страница 12
– Стой! – прервал Матвея Дмитрий. – Так у него кость не сломана? А зачем палка примотана тогда?
– Так затем и примотана, чтобы ладонь не болталась и рана не открылась. А чего вы с ним делали-то?
«Та-ак… Это, значит, он с потерей сознания ваньку валял? Нет, разорванное сухожилие тоже не подарок, но не сравнить же с раздробленной костью».
Мишка глянул на пленного, и тот не отвел взгляда, а полуприкрыл веки, словно соглашаясь с чем-то.
«А ты наглец, мусью панталексус! Уже, надо полагать, решил, что установил со мной «особые отношения». Ну-ну, будем посмотреть…»
Мишка знаком велел Матвею и опричнику оставаться с пленным, а Дмитрию махнул, чтобы шел с ним туда, где лежали двое раненых «террористов». По крайней мере, с одним из них, судя по словам Матвея, можно было разговаривать.
Раненый оказался в одиночестве: видимо, второй уже отмучился, и его отволокли к убитым. Молодой, лет двадцати парень сидел, мерно раскачиваясь из стороны в сторону и прижимая к животу перевязанный локоть – рана его заметно мучила.
– Как звать? – не дожидаясь Мишкиной подсказки, рявкнул Дмитрий.
– Селиван.
– Как смел княгиню с детьми обидеть, тать?
Селиван глянул на Дмитрия как на безнадежного идиота и коротко процедил:
– Приказ.
Мишка придержал рукой своего старшину, явно собиравшегося вразумить пленного добротной затрещиной, и прошептал:
– Почему не повезли, куда уговорено?
– Почему не доставили княгиню, куда следовало, а потащили в другое место? – грозно вопросил Дмитрий.
– Боярин велел.
– Какой боярин? – Дмитрий снова не стал ждать Мишкиного вопроса.
– Боярин Никодим.
«Ага, значит, не просто дружинник, а все-таки боярин. Ну, можно было бы и догадаться».
– А зачем это ему? – прошептал Мишка. Дмитрий повторил вопрос.
– Так кто ж его знает? – Селиван поморщился то ли от боли в руке, то ли от странности вопроса. – У него вечно все не как у людей.
– И что? Никак вам это не объяснил?
– Сказал: «Так надо». И все.
– А ляхи?
– А в морду! – с неожиданным ожесточением ответил пленный. – И ногами еще попинали.
– Ну а дальше что было?
– Дальше прятались… детишки заболели… потом нас боярин Васюта нашел…
– Ну-ка, ну-ка… – Мишка на секунду даже забыл про горло, но оно тут же напомнило о себе саднящей болью. – Вы Васюту искали, или он вас нашел?
– Мы прятались. Он нашел. Ругался с Никодимом… вроде бы, я не слышал.
– Из-за чего?
– Не знаю, но у Левши же все вечно навыворот…
– У кого?
– У боярина Никодима прозвание Левша. Он же все не так, как другие, делает. Не только руками, у него еще и голова не так, как у всех людей, думает.
«Левша!!! Не хотел называть своего прозвища! У него же левая рука здоровая!»
Мишка сорвался с места и кинулся к зарослям ивняка, в которых оставил Матвея с пленным и опричником Янькой.
– За мной! – раздался за спиной голос Дмитрия.
И бежать-то было всего ничего – меньше полусотни шагов или около того, но этот путь показался Мишке таким длинным! Ветка хлестнула его по лицу, Мишка не обратил на нее внимания, потому что уже видел: Матвей сидит на земле, закрывая лицо руками, и из-под ладоней сочится кровь.
«Слава богу, живой!»
Рядом, скрючившись в позе эмбриона, неподвижно застыл на земле опричник Янька.
«Господи, еще один…»
Не останавливаясь – все потом, – Мишка ломанулся сквозь ивняк дальше. Споткнулся, упал, заметил, что кто-то его обогнал, вскочил и попер, раздвигая ветки склоненной головой в шлеме. Когда выскочил на берег, только и успел заметить, как скрывается в камышах спина Никодима Левши. Тут же щелкнуло несколько самострелов (кажется, не попали), и во все стороны полетели брызги от ног отроков, с разбега влетающих в воду. Затрещали камыши…
Сам Мишка с трудом, но удержался на берегу – проблема с горлом никак не облегчилась бы еще и от купания в сентябрьской водичке. Да и самострел… только сейчас вспомнил, что выпустил оружие из руки, когда оно зацепилось за что-то в ивняке.
«Ничего, ребята шустрые, догонят. Да и куда он в реке денется-то с покалеченной рукой? Мотька! Янька!»
Мишка торопливо повернул назад. По дороге сбился с направления и вышел к ребятам вовсе не с той стороны, с какой ожидал. Матвей все так же сидел на земле и ощупывал пальцами расквашенный, прямо на глазах синеющий нос. Кровь на его лице мешалась со слезами.
«Да-а, силен Левша, как он левую руку-то высвободил? Так, а с Янькой что?»
Опричник, свернувшись клубочком, лежал на правом боку, рядом валялся разряженный самострел, а в двух шагах из земли торчал хвостовик болта.
«По ногам стрелял, да не попал… Так… дышит, пульс есть, крови… крови нигде не видно. И что это может быть? Да понятно что – ногой в промежность получил. Ну, боярин Левша, если живым попадешься, я тебя специально на пять минут наедине с Янькой оставлю… когда оклемается, конечно».
В ивняк с шумом и треском вломился еще кто-то, на этот раз со стороны дома. Мишка поднял взгляд – Артемий с двумя отроками.
«А кто в лавке… тьфу! у дома командовать остался? Бардак…»
Говорить, впрочем, ничего не пришлось – Артемию оказалось вполне достаточно зверского выражения лица сотника, беззвучно, но явно ругательно шевелящихся губ и вытянутой в сторону дома руки. Ни слова не говоря, поручик развернулся и дернул назад, на ходу осаживая еще кого-то из подчиненных:
– Куда претесь? Назад! Там и без вас управятся!
Двое отроков, прибежавших с Артемием, растерянно топтались на месте, поглядывая то на Мишку, то на пострадавших. Жестами (в очередной раз спасибо Немому) Мишка объяснил им, что требуется, и ребята, дружно подхватив Яньку, поволокли его к воде: в таком деле холодненькое приложить к поврежденному месту – самое то.
– Гы-ы… – гнусаво подал голос Матвей.
Мишка схватил его за волосы (шляется без шлема, раздолбай) и притянул к себе.
– Думаешь, пожалею? А вот те хрен на блюде! Еще и добавлю! Кхе… кхе… Вернемся, каждый день будешь заниматься с Демьяном рукопашкой и ножевым боем! А будешь… кхе… будешь отлынивать, Юльку напущу!
– Гы-ы…
– Козлодуй драный… кхе… раздолбай! – ругаться шепотом было ужасно неудобно. – Ты не только себя, ты и раненого… кхе-кхе… защитить…
Мишка с чувством пнул Мотьку сапогом по заднице, постаравшись, правда, чтобы тому не попало железной подковкой на носке сапога.
– У-у! Гыыв… – Лекарь попытался оттолкнуть Мишку, но тот и сам не собирался продолжать телесное наказание.
– Вот и лечи себя сам… других лекарей нету… кхе-кхе… туды тебя в дедушку Рентгена и аппарат его, эскулап хренов!
До дома Мишка дойти не успел – из леса вылетел рысью отрок, посланный выяснить, как дела у отряда, пустившегося по берегу преследовать ладью полочан, и еще с седла заорал:
– Господин сотник, дозволь обратиться… Егора убили!!!
– Что-о? – И откуда голос взялся? – Как убили?
– Стрелой! Они в ладьях… ну, которые там две были, днища хотели прорубить… наши налетели… они – бежать, а с ладьи стрелами… Наших много побили… и десятника Егора…
– Сам видел?
– Ага… лежит вместе с конем, а из головы стрела торчит.
– А Роська… кхе-кхе… поручик Василий?
– Живой… командовал что-то… а мне же велено поглядеть и назад… вот я и… это самое…
«Все, блин… один остался. Вот теперь по-настоящему один. Что ж делать-то? Спокойно, сэр Майкл! А ну-ка, без паники! Совет опытного мужика – великое дело, но вам-то тоже не четырнадцать лет! Не стоять столбом! На вас же все смотрят, все слышали, что Егор убит. Артемию подать знак, чтобы продолжал распоряжаться, самому отойти и присесть на завалинку… да, и голову опустить, чтобы вашей растерянной морды никто не видел. Вот так: поза «Чапай думает, никому не мешать!»
Мишка оперся локтями на раздвинутые колени, ссутулился и… все – окружающий мир начал куда-то пропадать, уходить за пределы восприятия. Краем сознания еще отметился голос кого-то из отроков: «Господин сотник…» и окрик Артемия: «Не трожь его…», а потом пришло знакомое еще ОТТУДА противоестественное сочетание пустоты и тяжести и заслонило собой все. Знакомое, повторявшееся не единожды состояние, поначалу вовсе и не связанное с чьей-то смертью…