Девушка в переводе - Квок Джин. Страница 12

Но в остальных предметах не могла помочь даже Аннет: физика, общественные науки, риторика — все, что имело отношение к словам. Я полагалась на свое умение читать, а Ма тщательно чистила мне уши специальной лопаточкой, чтобы лучше слышать. Ма даже выделила мне 2 доллара 99 центов на покупку словаря Вебстера в мягкой обложке. Он обошелся нам почти в двести юбок, так как за каждую платили по полтора цента. Долгие годы я оценивала стоимость товара «в юбках». Метро до фабрики и обратно — 100 юбок, пачка жвачки — 7 юбок, хот-дог — 50, новая игрушка могла стоить от 300 до 2000 юбок. Даже дружба измерялась в юбках. Друзьям нужно делать подарки к Рождеству и на день рождения, а это обходилось в несколько сотен юбок. Хорошо, что у меня была только одна подружка — Аннет.

Словарь прослужил мне много лет. Обложка отваливалась, я раз за разом приклеивала ее скотчем, пока она уже совершенно не подлежала ремонту, следом начали отрываться и выпадать первые страницы. Но я пользовалась этим словариком, даже потеряв раздел транскрипции и большую часть буквы «А».

Я сказала Ма, что нам не разрешают брать домой контрольные работы, поэтому я не могу ей ничего показать, но заверила, что у меня все в порядке. Сказала, что учитель понял, какая я хорошая ученица. И страдала всякий раз, говоря неправду. Мистер Богарт словно нарочно выбирал для меня задания практически невыполнимые, хотя сейчас мне кажется, что он просто об этом не задумывался. Описать свою спальню и эмоциональную значимость находящихся в ней вещей (можно подумать, у меня была собственная комната, набитая дорогими игрушками); рассказать о прочитанной книге (откуда бы я взяла книги, интересно?); сделать коллаж о политике администрации Рейгана, используя картинки из старых журналов (Ма время от времени покупала только китайские газеты). Я старалась изо всех сил, но он этого не понимал. Жалкая попытка, писал он. Невразумительно. Небрежно. Коллаж не может содержать китайских текстов.

Не у меня одной были проблемы с заданиями мистера Богарта. Но большинство ребят равнодушно пожимали плечами, когда он критиковал их, выставляя плохие оценки. Они уже сдались. Но я-то совсем недавно была звездой в своей школе, побеждала в математике и китайском на межшкольных олимпиадах. Я бы что угодно отдала, чтобы блистать и в новом месте, потому что не видела другого способа помочь нам с Ма выбраться с фабрики. Мистер Богарт, видимо, понимал, что я умна, но все равно меня недолюбливал. Возможно, считал меня самонадеянной выскочкой, издевающейся над ним своими «сэрами» и бесконечными вставаниями. Но все это было частью моего воспитания, я не в силах была это прекратить. А может наоборот, в своей дешевой нелепой одежде я производила впечатление убогой деревенщины. Но и с этим ничего нельзя было поделать.

К белым мистер Богарт придирался меньше, чем к остальным, и я бы решила, что он просто расист, если бы не Тайрон Маршалл, чернокожий. Высокий, сдержанный, Тайрон был невероятно умен. У него были высшие отметки по всем предметам, кроме математики, где лидировала я. Он не рисовался, но никогда не ошибался, если его вызывали к доске. Один из докладов, за который он получил «А с плюсом», даже вывесили на стену. Я помню фразу оттуда, которая произвела на меня огромное впечатление, хотя и не все слова я поняла: «Эта книга выводит нас на арену жестокой дискуссии». Кожа у него была темно-коричневой, матовой, — шоколад, присыпанный какао, а густые ресницы изящно загибались. Мистер Богарт его любил, как и я.

Мистер Богарт произносил речь о том, какой Тайрон замечательный и, разумеется, какие жалкие слабаки все мы по сравнению с ним, а Тайрон все глубже вжимался в парту.

— Ты ведь родился в гетрах,Тайрон, верно? — вопрошал мистер Богарт, расхаживая вдоль доски.

Тайрон кивнул.

— Твои родители закончили колледж?

Тайрон отрицательно качнул головой.

— Чем занимается твой отец?

— Он в тюрьме, — едва слышно пролепетал Тайрон.

— А мать?

— Она продавщица.

Даже сквозь темную кожу заметно было, как густо покраснел Тайрон, он словно вспыхнул изнутри. Выглядел при этом жалко. Я прекрасно понимала его смущение, но хотела оказаться на его месте.

— И ТЕМ НЕ МЕНЕЕ!.. — восклицал мистер Богарт. — И ТЕМ НЕ МЕНЕЕ у этого мальчика высочайшие в истории этой школы баллы на государственных тестах.

Тайрон не поднимал глаз.

— Я знаю, Тайрон, что ты человек сохрененный,что должно служить для всех примером, — продолжал мистер Богарт. — И ТЕМ НЕ МЕНЕЕ Тайрон читает мордуБайрона и Фольклора. Я спрашиваю — в чем разница между Тайроном Маршаллом и всеми вами? ЦЕЛЕУСТРЕМЛЕННОСТЬ. ЭНЕРГИЧНОСТЬ.

И так без конца.

Из-за всего этого Тайрон был своего рода изгоем. Я хотела бы рассказать ему, что в Гонконге тоже была такой, что знаю, каково это, когда тобой восхищаются и одновременно ненавидят, понимаю, что означает подобное одиночество. А еще хотелось сказать, что у него красивые глаза. Но ничего из этого я так никогда и не сказала. Зато делала кое-что другое: всякий раз, как Аннет угощала меня конфетами, а случалось это частенько, я подсовывала несколько штук в парту Тайрона. Знала, что он никому не расскажет. Он находил лакомство и, смущенно улыбаясь, украдкой оглядывал класс. Я поспешно опускала глаза. Думаю, он так и не заподозрил меня, но утверждать не могу.

Стены класса мисс Кумар, чернокожей учительницы параллельного шестого, украшали разноцветные плакаты; а еще там жили морские свинки. Иногда, проходя по коридору во время урока, я задерживалась у закрытой двери и слышала, как в классе смеются. Мисс Кумар была высокой, элегантной, а длинные волосы укладывала в аккуратное кольцо. В классе мистера Богарта было скучно. Никаких домашних зверьков у нас не держали, а в качестве украшений на стенах висели лозунги: «Будь добропорядочным гражданином», «Рождество — это благотворительность».

В Гонконге у меня была подружка Мей Мей. Умная и симпатичная, розовощекая, с кудрявыми черными волосами. Я всегда была номером один, а она — номером два в классном рейтинге. В Гонконге ученики сидят за партами в соответствии со своим рейтингом, поэтому Мей Мей всегда сидела позади меня. А еще мы жили в одном доме, поэтому часто играли вместе. Я дарила ей маленькие подарки, вроде наклеек, и считала своей лучшей подругой. Но когда я рассказала, что мы переезжаем в США, то в глазах ее разглядела только зависть и никакого огорчения. И она тут же начала дружить с другой девочкой. Наверное, обрадовалась, что теперь станет первой в рейтинге.

С Аннет все было по-другому. Она всегда всем делилась со мной — конфетами, рисунками, информацией. Аннет рассказывала, что ее младший брат — сущее наказание, так что мне повезло, что я — единственный ребенок. Когда ребята хором кричали «СВП», а я мучительно пыталась угадать, что бы это значило, Аннет дала неожиданное для меня объяснение: «Сейчас вылетит птичка», то есть молния на брюках расстегнута.

Аннет поразило, что мне до сих пор неизвестна правда «о птичках и пчелках». Она тогда, вместо того чтобы, как обычно, все растолковать, долго хихикала как чокнутая, чем заинтриговала меня еще больше. Определенно, у этой фразы был какой-то скрытый смысл. Я поискала ответ в школьной библиотеке, но энциклопедия предлагала только информацию о птичке и пчелке в отдельности — и ничего об их тандеме. Я задала вопрос Ма, но та, искренне удивившись, заявила, что раз учитель не рассказывал об этом на уроке, то этого и знать не стоит.

Аннет мыла волосы «пшеничным» шампунем «Клэрол» и, узнав, что я пользуюсь простым мылом, дала понять, что это просто неприлично. А то, что мы пьем дома горячую кипяченую воду, — просто дикость. Она спросила, чем я занимаюсь после школы, и, услышав, что работаю на фабрике, рассказала своему отцу. На следующий день она заявила, что это глупая шутка, потому что в Америке дети не работают на фабриках. Дружба с Аннет была единственным светлым моментом в моей американской жизни, и она многому меня научила, но в тот день я поняла, что некоторые подробности личной жизни следует держать в тайне.