Я – меч, я – пламя! - Кононюк Василий Владимирович. Страница 2
– Рассказывай, гражданка Стрельцова, где ты была двадцать первого апреля, с кем была и кто тебе дал по голове.
– Ничего не помню, товарищ милиционер, память отшибло начисто. Сколько ни старалась, ничего не могу вспомнить.
Буравя ее злым взглядом, следователь постучал карандашом по столу и сказал:
– Ладно, напишем, что ничего не помнишь. – Он заскрипел карандашом по бумаге. Поскрипев, пододвинул к ней листок: – На, напиши здесь: «С моих слов записано верно». Поставь дату и подпись.
Ладонью он прижал листок к столу, закрыв верхнюю часть, а второй рукой протянул ей карандаш, тыкая им в пустую строчку. Оля, уцепившись за свободный край листа, старательно потянула его к себе.
– Отпустите листок, товарищ милиционер, он сейчас порвется, – простодушно обратилась она к следователю. Глянув на нее зло, тот бросил карандаш на стол, достал из кармана пачку папирос «Казбек», закурил и стал буравить девушку взглядом. Оля внимательно читала написанное.
– Вы меня неправильно поняли, товарищ милиционер, вот у вас написано: «Пьяная возвращалась домой, споткнулась и ударилась головой». Такого я не говорила и такого не могло быть, потому что не пью. Я еще несовершеннолетняя, мне нельзя курить и употреблять спиртное.
– А что, босота, с которой ты шляешься, тебя не угощает?
– Раньше пробовали угощать, теперь перестали.
– И верно, зачем тратиться, если ты им и так даешь. Подписывай! – разглядывая ее, словно насекомое, прошипел следователь, аж мурашки прошли по коже.
– Я вспомнила, действительно, правильно вы говорите, товарищ милиционер. Споткнулась, головой ударилась, но трезвая, потому что никогда не пью, это вам любой подтвердит.
– Ты что решила, тварь подзаборная, ради тебя я буду протокол переписывать? Встать! – вдруг заорал следователь.
«Сейчас под дых ударит!» – Оля инстинктивно напрягла пресс, развернулась в сторону, сбивая левой рукой в сторону кулак, несущийся к ее животу. На какое-то мгновение ее пронзило острое желание воткнуть растопыренные пальцы в выпученные глаза следователя, проваливающегося вслед за своей правой рукой, скользнувшей по ребрам. Но вместо этого она развернулась в сторону двери и, крича благим матом: «Убивают!» – побежала к себе в палату.
Больше в больнице ее не трогали. Соседки обходили девушку как чумную, а Оля гуляла по больничному парку, грелась на весеннем солнце и старалась разобраться в тысячах мыслей и воспоминаний, заполнивших ее. Иногда она жадно читала брошенные газеты, и ее охватывало желание немедленно написать письмо товарищу Сталину, рассказать все, что она уже вспомнила и поняла. Но, успокоившись, Оля понимала, что еще рано и нужно решать текущие проблемы.
Между делом она вспомнила злополучное воскресенье, да заодно и всю предыдущую свою жизнь. Листая страницы немногих прожитых лет, Оля удивлялась: девушку не оставляло впечатление, что прошлую жизнь жила не она, ну не могла Ольга быть такой непроходимой дурой и так бездарно гробить саму себя. Она не была гулящей, как по незнанию решил следователь. Она была подругой блатного семнадцатилетнего хулигана Ростика по прозвищу Кочерга, успевшего отсидеть год в зоне для малолетних преступников. Вспоминая свою первую и единственную любовь, Оля никак не могла понять, как это ничтожество, этот моральный урод смог получить над ней такую власть. Вспоминала все, что делала ради того, чтобы заслужить его похвалу, как по первому слову ложилась под его дружков, и ее неудержимо тянуло на рвоту, а безумная жажда разрушения волной накрывала сознание. И только спокойный голос, шепчущий: «Спокойно, девочка, это не беда. Все, что не убивает, делает нас сильнее!» – заставлял продолжать вспоминать.
В это воскресенье, совпавшее с выходным очередной шестидневки, он зашел за ней вечером домой. Мать припахала Олю со стиркой и уборкой. Ростик договорился с мамашей, сунул ей в руки чекушку и забрал Ольгу с собой. По дороге объяснил ей, что нужно обслужить одного важного барыгу, за это он ей купит мороженое и поведет в кино, а если она будет послушной, то, может, даже там ее и отдерет.
Барыга не понравился Оле с первого взгляда, она сразу почувствовала странный запах – от барыги пахло смертью. Плохой смертью. Когда он, поставив ее на колени в подворотне и схватив одной рукой за волосы, заткнул ей рот своим членом, а второй рукой зажал нос, уже задыхаясь, она вдруг успокоилась. Страх и паника в ней сменились волной ярости, и, вместо того чтобы шире открывать рот, пытаясь втянуть глоток воздуха, она просто сжала зубы. Сильно.
Последнее, что она запомнила, перед тем как удар по голове отключил сознание, – тонкий поросячий визг, заполнивший пустую подворотню.
«Да, вот теперь, Олечка, вляпалась ты всерьез! – весело сообщил внутренний голос. – За такое или на ножи посадят, или рожу распишут, так просто с рук тебе это не сойдет. Но есть один положительный момент. Ни барыга, ни Ростик об этом трепать не будут, не в их это интересах. Закопают тебя по-тихому, и все. Так что не зевай, подруга. Как увидишь своего ненаглядного, смотри за ним в оба и, чуть что, бей первой».
Составить приблизительный план развития событий и нейтрализации потенциальных угроз оказалось нетрудно, более того, планирование принесло ощущение чего-то знакомого, чем занимаешься подолгу и с удовольствием.
В четверг с утра ее выписали из больницы, вручив повестку в милицию на четырнадцать часов. Переодевшись в свое платье не первой молодости и коротенькую курточку, Оля направилась домой. Почему-то ее совсем не удивило, когда она услышала до боли знакомый голос:
– Привет, шмара, что, уже очухалась? Ты знаешь, что ты натворила, паскуда! Ты барыге хозяйство чуть не отгрызла! Он тебя закопать велел! Знаешь, сколько мне стоило тебя отмазать? Ты со мной за всю жизнь не расплатишься!
– Ростичек, миленький, я не виновата. Он меня задушить хотел! Это его закопать надо!
– Молчи, дура! Ты на кого прешь? Знаешь, какие люди за ним? Короче! Ты мне должна, сyчка, поняла?
– Поняла, Ростик! Я все сделаю!
– Это другой разговор! Идем в посадку на железку, мне охота тебе засадить по самые гланды. Давно тебя не видел, соскучился, – не скрывая иронии, добавил он.
Выглядел Ростик неважно, глаза испуганно бегали, он потащил ее в сторону железной дороги, уводя с центральной улицы и явно опасаясь, что их увидят вместе.
– Так давай лучше к тебе, у тебя ведь до вечера хата свободна, – наивно заглядывая ему в глаза, предложила Оля.
– Хочу на природе! Давай иди, тварь, куда сказано.
Они пошли в сторону железной дороги, где, описав довольно затяжной поворот, рельсы выходили в зеленую посадку и бежали дальше, в направлении рабочего поселка. «Скорее всего, даст по голове и положит на рельсы за поворотом!» – подумала она. Железка не устраивала Олю по многим причинам. По ее плану Ростик должен был исчезнуть, а в том районе подходящих мест не было. Да и людно там, случайных прохожих встретить нетрудно. Только такой придурок, как ее друг, мог планировать в этом месте силовую акцию.
– Нет, там людей много, мешать будут, пошли к карьеру, к озеру.
– Может, ты еще на Луну захочешь? Сказано тебе, в посадку, шмара, значит, вали в посадку!
– Пройдем еще немного до озера, Ростик, вот увидишь, тебе понравится. Вон поезд как раз, подцепимся!
Оля легко и стремительно побежала к грузовым вагонам, входящим в поворот и значительно замедлившим движение. Подцепиться здесь не составляло особого труда, что они не раз проделывали. Вскочив на подножку одного из вагонов, девушка громко закричала:
– Ростик, давай быстрее, вагоны пропустишь – будешь ножками топать!
Взбешенный Ростик, запрыгнув на подножку третьего от нее вагона и вцепившись в ручки закрытых на амбарный замок дверей, мог только мечтать, как он даст по роже этой шмаре, из-за которой у него столько неприятностей.
Ему с трудом удалось договориться с барыгой, что Ростик не будет должен, если закопает эту сучку и будет поставлять более сговорчивых, даже удалось денег срубить на это дело. Поскольку более сговорчивых, чем Оля, Ростик еще не встречал, а барыга был при деньгах, то и у Ростика появилось горячее желание познакомиться с ним поближе. Но попозже, тот был не простой. Ростик знал, надо решать этот вопрос, барыга ему такой позорняк не забудет и при случае найдет возможность, как его зарыть. Ждать этого Ростик не собирался, уже вынюхивал подходы к его хате и думал, на кого бы спихнуть вину после того, как разберется с барыгой.