Истории, которых не могло быть - Царева Ирина. Страница 7

Мать не поверила моему рассказу. Да и никто не верил. Никаких жеребят там быть не могло. Говорили, что я все это во сне увидела. Но я же хорошо помню, что не спала. Да и как тут вблизи могильника уляжешься спать в сугроб? И пенал потерялся…

Я до сих пор это странное явление не могу понять. Знаю, что чудес на свете не должно быть, но если они случаются, то что уж тут делать?

Участницей ещё одного невероятного приключения мне довелось стать, когда я временно жила у тетки в Березниках. Училась я тогда уже в четвертом классе.

Дело было летом. По Каме ходили пароходы, баржи, плоты. В выходной день решили мы с теткой поехать в Уголье. Надо было через Каму на другой берег переправиться. Туда-то мы на речном трамвайчике перебрались, да там и задержались у одной тетиной подруги. Пошли по магазинам и на трамвайчик опоздали.

Нашлись перевозчики с лодкой. Нас собралось человек семь пассажиров. Перевозчики — два здоровых мужика. Лодка большая. Сели все в лодку и поплыли. А тут пароход, за ним баржа на канате. Перевозчики пьяные, не увидели, направили лодку между баржей и пароходом. А волны вот-вот опрокинут лодку. Все испугались, старухи крестятся. Перевозчики хохочут — вот, мол, пойдете на корм рыбам. Я протянула руки к Березникам и кричу: «Не хочу на корм к рыбам! Не хочу!» И вдруг лодку подхватил какой-то вихрь и понес к противоположному берегу поверх волн. Нас выбросило на берег.

Тут и гребцы перепугались. Глаза вытаращили и кричат: «Что это? Что это?» Старухи — на колени и молиться. Мы с тетей тоже последовали их примеру. Одна старуха говорит: «Есть среди нас кто-то, сильно праведный человек…».

Я тогда подумала, что это я. Ведь тогда у меня еще не было никаких грехов. И даже стала верить в Бога, хотя отец (безбожник) объяснил это явление какими-то перемещениями воздуха. Вот такие чудеса в жизни бывают.

Москвичка Ирина Игоревна М. была свидетелем невероятных событий, которые, как она считает, вряд ли кто-нибудь сможет объяснить.

Ольга никогда не была в горах. Молодая, красивая, смелая, с дурной репутацией, прошедшая огонь, воду и медные трубы, она оказалась в цейтноте: депрессия душила ее. Я была старше, понимала, что за ее бесшабашным прожиганием жизни кроется не нашедшая своего места в жизни неординарная личность. И мне захотелось показать ей другие отношения и других людей. Я предложила пойти с нами в горы.

Ольга увлеклась. Сборы, подготовка, покупка снаряжения вывели ее из апатии, которая держала ее месяц в доме, слоняющуюся из угла в угол, ненавидящую весь мир и спящую по десять — двенадцать часов в сутки.

Она шла, как настоящий боец. Изнеженная, не боялась никакой работы, никаких неудобств. Ее полюбили все. Ей прощали все. У нас не принято было говорить бранные слова (я никогда не слышала их ни от кого из своих товарищей). Мы только молча сносили, когда наш инструктор за что-нибудь очень серьезное (ведь жизнью иногда за ошибки приходится отвечать!) распекая виновного, произносил слишком эмоциональные слова. Но когда Ольга впервые в своей жизни, повиснув на сорокаметровой высоте и вцепившись мертвой хваткой в страховочный конец, на все ущелье кричала: «… ваши горы, … ваш альпинизм!», — мы хохотали без малейшего чувства неловкости и обнимали ее, когда она, пересилив страх, разжала пальцы и решилась спуститься вниз.

Она была счастлива с нами. Сила новых ощущений и новых отношений и стала, видимо, тем толчком, который внес в ее жизнь нечто, не имеющее никакого реального объяснения.

Вечером все было прекрасно. Мы пели у костра, звенела гитара, звезды висели, казалось, в метре над головой, временами детским плачем кричал шакал, загорались и гасли огоньки светлячков в окружающих нас темной стеной кустах.

Потом мы лежали в зашнурованной палатке и сквозь опущенный полог смотрели на освещавший его догорающий костер. Задняя и боковые стены нашего убежища были черные — за ними сгустилась мартовская ночь. Неожиданно между нами и костром возникла темная тень — чей-то силуэт. Мы уже засыпали, поэтому даже пошевелить губами, чтобы поделиться мыслями о том, кому из наших не спится, не было сил. Так прошло несколько минут. И вдруг сон у меня, как рукой сняло. Я поняла, что этот силуэт маячит не между костром и палаткой, а заслоняет светлый полог, сидя на корточках внутри нее! Нас было четверо. Вернее, в этот момент уже пятеро. И этот пятый сидел в ногах у Ольги. Я вскрикнула. И он исчез. Мы стали делиться впечатлениями. Оказалось, что его видели все, но так же, как и я вначале, думали, что кто-то сидит у костра. И тут мы обнаружили, что в дискуссии не участвует Ольга. Она спала. «Во дрыхнет! Измаялась с непривычки», — пожалели ее. А она забормотала, потом застонала и заметалась в своем спальнике. Я положила руку ей на лоб — она вся горела. Мы испугались. Кто-то понесся за мокрым полотенцем, начали вскрывать аптечку (до этого ни разу не пригодилась), включили фонарь под потолком. Ольга еще пару раз вскрикнула и затихла. Принесли лекарства, воду, полотенце. Она спала! Попытались разбудить. Не просыпалась. Потрогали лоб — температуры, как не бывало. И все же снова и снова пытались ее разбудить. Она дышала ровно, спокойно, но ни тряска, ни холодная вода, которой ей протерли лицо — ничего не действовало. Будить передумали.

Прошло около часа. Нас подбросил крик Ольги. Все началось сначала: она снова горела, металась и… проснулась. А проснувшись, зарыдала. Захлебываясь слезами рассказала, что только что вернулась в палатку после страшной ночной прогулки. «Почему вы отпустили меня одну?! Почему никто не пошел со мной?!»

И мы выслушали историю. Среди ночи ее кто-то разбудил, приложил палец к губам: «Молчи! Тихо!», взял за руку и вывел из палатки. Она почему-то не могла ни кричать, ни сопротивляться. Шла за ним. Он привел ее к скале и сказал: «Подожди, сейчас они спустятся, и я тебя познакомлю». Она со своим ночным проводником стояла на каменной нише и ждала. Была легко одета (ведь из спального мешка вылезла), но не замерзла. Прошло немного времени, и вдруг раздался взрыв. Сорвавшиеся сверху камни посыпались вниз, едва не задевая ее, вжавшуюся в каменную нишу. А проводник отпустил ее руку и выкрикнув на прощанье: «С тобой ничего плохого не случится! Сейчас камнепад закончится, и беги к своим — дорогу ты помнишь. У нас беда — авария!» Бросив ее одну, он прошел сквозь падающие камни.

«Господи, что я пережила! Я боялась, что меня засыплет, я боялась ночью идти одна. Я около лагеря сознание от страха потеряла! Кто меня нашел? Кто в палатку принес?».

Никто ее не находил, никто не приносил по той простой причине, что нигде она не была, а мирно спала. Ни на минуту всю эту ночь она не исчезала из нашего поля зрения.

Но Ольга настаивала. Потребовала бумагу и нарисовала маршрут, по которому шла ночью. Чтобы успокоить ее, да еще потому, что мы были не отдохнувшими и вряд ли смогли бы выдержать нагрузку следующего дня, инструктор принял решение: отложить на день запланированный переход, а Ольге с сопровождением сходить по нарисованному ею маршруту и убедиться, что это был всего лишь сон.

Мы прошли чуть больше километра. Перед нами была скала с каменной нишей. У подножья груда камней, а на скале свежие следы от их падения. Вот и все. Я не знаю, и никто из нас не знает, что это было. Сон? Явь? Ясновидение? Телепортация? Наверное, еще есть какие-то слова и какие-то квазинаучные гипотезы. Мне этого не понять.

А в качестве эпилога хочу добавить, что через три года я и еще один из участников этой истории оказались снова в тех местах. И нас потянуло к Ольгиной Скале. Мы поднялись наверх и нашли там следы давнего пожара с выжженной в центре землей.

Любопытное совпадение. Может быть это связано с последними словами Ольгиного проводника: «… У нас беда — авария!», и с тем взрывом, о котором она нам рассказала?

Не знаю. Ничего не знаю.