История с кладбищем - Гейман Нил. Страница 5

ГЛАВА ВТОРАЯ

НОВАЯ ПОДРУЖКА

икт рос тихим и довольно послушным мальчиком, у него были серьёзные серые глаза и копна волос мышиного цвета. Едва научившись говорить, он стал засыпать жителей кладбища вопросами: «Почему меня не выпускают с погоста?» Или: «А что он делает? Я тоже хочу!» Или: «А кто здесь живёт?» Взрослые старались удовлетворить его любопытство, но их противоречивые ответы часто сбивали мальчика с толку. Тогда Никт дожидался заката и шёл к старой часовне, чтобы поговорить с Сайлесом.

Опекун умел объяснять так, чтобы Никту было понятно.

— Тебя не выпускают с погоста… кстати, «погост» — устаревшее слово, теперь так не говорят… потому что только тут, на кладбище, ты в безопасности. Здесь твой дом, здесь те, кто тебя любит. Снаружи слишком опасно. Пока что.

— А сам уходишь! Каждую ночь.

— Я во много раз старше тебя, малыш. И меня никто не тронет.

— Меня тоже.

— К сожалению, это не так.

— …Хочешь научиться делать так, как я? Одни навыки осваиваются в процессе учёбы, другие — простым повторением, третьи приходят со временем сами. Довольно скоро ты научишься блекнуть, скользить и ходить по снам. Некоторые навыки, однако, живым недоступны. Придётся немного подождать. Впрочем, не сомневаюсь, что со временем ты их тоже освоишь.

…Ты стал почётным гражданином кладбища, — объяснял Сайлес — Так что оно о тебе заботится. Здесь ты видишь в темноте. Можешь ходить дорогами, недоступными живым Другие люди — живые — тебя не замечают. Мне тоже дали почётное гражданство, хотя в моём случае оно выражается лишь в праве проживания.

— Я хочу быть таким, как ты! — Никт выпятил нижнюю губу.

— Нет, — твёрдо отвечал Сайлес — Не советую.

— …Кто здесь похоронен? Во многих случаях это написано на могильном камне. Ты умеешь читать — Азбуку знаешь?

— Какую ещё… буку?

Сайлес молча покачал головой. При жизни чета Оуэнсов не отличалась большой любовью к чтению, и у Никта не было букваря.

На следующую ночь Сайлес появился перед уютной гробницей Оуэнсов с тремя большими книжками: двумя красочными букварями («А — аист, Б — барабан») и «Котом в сапогах». Впридачу он захватил стопку бумаги и коробку восковых мелков. Опекун провёл Никта по кладбищу, прикладывая маленькие пальцы мальчика к самым новым, нестертым надписям на камнях и плитах, и научил различать буквы.

Потом Сайлес придумал Никту большое и серьёзное задание — найти на кладбище весь алфавит, начиная с острого шпиля большой буквы «А». Никт триумфально завершил поиск мемориальной плитой Эндрю Янгели, вмурованной в стену часовни. Опекун был доволен.

Каждый день Никт ходил по кладбищу с бумагой и мелками и, как умел, переписывал имена, эпитафии и даты. Каждый вечер Сайлес объяснял ему, что там написано, и переводил с латыни то, что не могли прочитать Оуэнсы.

Стоял солнечный день. На краю кладбища басовитые шмели залезали в полевые цветы и выглядывали из лепестков утёсника и колокольчиков. Никт лежал на солнце и наблюдал, как бронзовка идёт по могильному камню Дж. Ридера, его супруги Доркас и сына Себастиана («Fidelis ad Mortem [2]»). Никт уже всё переписал и думал только о жуке. Вдруг раздался чей-то голос:

— Мальчик! Ты что делаешь?

Никт поднял глаза. Из-за кустов на него кто-то смотрел.

— Ни-чи-во. — Никт показал язык.

Лицо в кустах сморщилось в морду горгульи: язык высунут, глаза выпучены — а потом снова превратилось в девочку.

— Здорово! — восхитился Никт.

— Я ещё много рож умею корчить, — сказала девочка. — Смотри! — Она задрала нос пальцем, растянула губы в широкой ухмылке, скосила глаза и надула щёки. — Понял, кто это?

— Нет.

— Свинья, дурачок!

— А-а… — Никт задумался. — Свинья, которая на букву «эс»?

— Ага! Стой там.

Она обошла кусты. Никт поднялся. Девочка была немножко старше и выше него и одета во всё яркое — жёлтое, розовое и оранжевое. Никт, который ходил в сером саване, показался себе совсем скучным.

— Сколько тебе лет? Что ты тут делаешь? Ты здесь живёшь? Как тебя зовут?

— Не знаю, — ответил Никт.

— Не знаешь, как тебя зовут? Не верю! Все знают, как их зовут. Вруша!

— Я знаю, как меня зовут. И знаю, что я тут делаю. А остальное, что ты спросила, не знаю.

— Ты про сколько тебе лет?

Никт кивнул.

— А сколько тебе было в последний день рождения?

— Нисколько. У меня нет дней рождения.

— Дни рождения есть у всех. У тебя что, никогда не было торта, свечек и всякого такого?

Никт помотал головой. Девочка сочувственно вздохнула.

— Бедняжка! Мне пять лет. Спорим, тебе тоже пять!

Никт радостно закивал. Он не хотел спорить с новой приятельницей. Ему было с ней весело.

Девочку звали Скарлетт Эмер Перкинс, и у её родителей не было своего сада. Поэтому мама привела её сюда, села на скамейку у часовни читать журнал, а Скарлетт отпустила погулять на полчасика. Велела ей никуда не лезть и с чужими не разговаривать.

— Я чужой, — заметил Никт.

— Ничего подобного! — уверенно ответила Скарлетт. — Ты маленький мальчик. И ты мой друг. Какой же ты чужой?

Никт улыбался редко, но сейчас улыбнулся, широко-широко.

— Да, я твой друг!

— Как тебя зовут?

— Никт. Полностью — Никто.

Она рассмеялась:

— Какое смешное имя! А что ты сейчас делаешь?

— Учу буквы с камней. Я их записываю.

— А мне с тобой можно?

На миг Никту захотелось отказать — ведь это его могилы, разве нет? — но он быстро спохватился: играть в компании, под ярким солнцем, гораздо интереснее.

— Конечно!

Они взялись за дело вместе. Скарлетт помогала Никту произносить незнакомые имена и слова. Никт переводил — если мог — латинские выражения. Оба огорчились, когда до них донёсся голос Девочкиной мамы:

— Скарлетт!

Девочка сунула мелки с бумагой в руки Никту.

— Мне пора!

— Пока! Я тебя ещё увижу? — спросил мальчик.

— А где ты живёшь?

— Тут.

Никт стоял и смотрел, как она сбегает вниз по холму.

По дороге домой Скарлетт рассказала матери про мальчика по имени Никто, который живёт на кладбище. Вечером мать передала всё отцу. Тот сказал, что в таком возрасте дети часто придумывают себе товарищей по играм, не стоит беспокоиться. А кроме того, им повезло, что так близко находится уголок живой природы.

После той встречи Скарлетт ни разу не замечала Никта первой. Если не шёл дождь, мама или папа приводили её на кладбище, сами садились читать, а Скарлетт — ярко-зелёное, оранжевое или розовое пятно — сходила с дорожки и исследовала всё, что видела. Очень быстро перед ней возникала серьёзная сероглазая физиономия с копной волос мышиного цвета.

Скарлетт и Никт играли в прятки, залезали на деревья и надгробья, а иногда, притаившись, наблюдали за кроликами, которые жили позади старой часовни.

Никт познакомил Скарлетт со своими друзьями, хоть она их и не видела. Но родители твёрдо сказали ей, что Никт — воображаемый и в этом нет ничего плохого, и мама даже несколько дней ставила для него тарелку, так что Скарлетт не удивлялась, что у Никта есть воображаемые приятели.

— Бартлби сказал, что у тебя «лице аки давлена слива», — говорил ей Никт.

— Сам он такой! А почему он так странно говорит? И вообще, может, он хотел сказать «помидор»?

— По-моему, в его время не было помидоров. И говорили тогда именно так.

Скарлетт — девочка умная, но одинокая — была очень рада, что нашла друга. Её мама преподавала в заочном университете студентам, которых никогда не видела живьём: проверяла работы по английскому языку, присланные по компьютеру, и отвечала советом или похвалой. Папа преподавал физику частиц, но, как сказала Скарлетт Никту, «желающих преподавать физику частиц больше, чем желающих её изучать». Поэтому семья постоянно переезжала из города в город. Каждый раз отец надеялся получить постоянную работу, но пока безуспешно.