Клирик - Ковалевская Елена. Страница 19

Ноги сами вынесли меня в центр городка, где на площади седой старец в сером балахоне, подпоясанном широким белым полотнищем, что-то властно говорил толпе. Его голос — негромкий, но уверенный, достигал последних рядов слушателей, и те, замерев, ловили каждое слово. Не знаю, что со мной происходило, но я, не замечая толпы впереди и не понимая его речей из-за странного шума в ушах, пошла к нему.

Мной овладела какая-то сила, которая влекла к старцу, заставляя идти напрямик, а люди расступались, освобождая путь.

Подойдя, я опустилась на колени, а потом и вовсе села на мостовую у его ног. Старец на мгновение замолчал, наклонился ко мне и заставил поднять лицо, взяв за подбородок. Несколько томительных минут он вглядывался мне в глаза, и только потом позволил опустить голову.

За моей спиной по толпе пробежал встревоженный шепоток, но он тут же утих, едва старец продолжил свою речь. А мне было все равно. Будто исчерпав последний запас сил, я стояла на коленях не шелохнувшись.

Не знаю, сколько прошло времени, но я почувствовала, что кто-то ухватил меня за плечо. Над ухом раздался сварливый, чуть дребезжащий голос:

— Пойдем, девочка, вставай. Уж больно ты тяжела, чтобы мне тебя таскать.

Я подняла голову. Передо мной, опираясь на посох, стоял тот самый старец. Лицо его было испещрено морщинами, над глазами нависали кустистые брови, а седые волосы, будто растрепанные ветром, торчали во все стороны.

— Ну чего смотришь? — немного недовольно сказал он. — Пойдем. Или ты намерена всю ночь на площади просидеть?

Я неловко поднялась с колен и пошла рядом со старцем. Он окинул меня пытливым взглядом, фыркнул: «Ну и высоченных же сейчас в наемные клирики берут», — и уверенно зашагал вниз по улице.

Мы пришли к небольшому дому. Дверь нам открыл мальчишка точно в таком же, как и у старца, балахоне, разве что насыщенно-синего цвета. Он провел нас в комнату на первом этаже и начал суетливо накрывать на стол. Когда все было готово, мальчик поклонился и вышел, оставив нас одних. Старец, совершенно не обращая внимания на обильные яства, уселся в деревянное кресло в углу. А я неловко осталась стоять у порога.

Но старец махнул в сторону стола и недовольно обронил:

— Ну, что стоишь? Кувшин вон там!

Неловким движением стянув сумку с плеч, я недоуменно воззрилась на него.

— Вот он, кувшин, я же сказал. Иди и пей! — еще более недовольно повторил он и чуть тише добавил: — Что за наемники нынче пошли. Наворотят кучу дел, выхлебают все запасы в один присест, а потом за нами, простыми клириками, бегают! — И ядовито улыбнулся: — Что, не нравится ощущение?!

Я мотнула головой, подтверждая: да, не нравится, хотя мало что понимала из его слов.

— Было б хорошо, чтоб ты его как следует запомнила, — меж тем сварливо продолжил старец. — И впредь лишний раз подумала, прежде чем силу без меры расходовать. А то знаю я вас, — начинаете самыми сильными заклятиями обычных упырей гонять. Вы б еще из баллист по воронам палили!

— Запомню, обязательно запомню, — прохрипела, едва размыкая запекшиеся губы. — Только я так и не поняла, чего вы от меня хотите…

Старик вскинул в немом вопросе седые брови.

— То есть как это — не поняла? — поперхнулся он. — Ничего я от тебя не хочу, девочка. Мне-то от тебя как раз ничего не нужно. Это тебе нужно от меня.

Я обреченно посмотрела на него и потянулась за сброшенной сумкой. Вновь взвалив ее на плечи, собралась выйти, как старец остановил меня.

— Куда?! Последнего рассудка лишилась?! Собираешься где-нибудь под забором сдохнуть?!

— Нет, — качнула головой. — Но я не понимаю, чего вы хотите.

Клирик крякнул от удивления, а потом все же пояснил:

— Тебя от перерасхода сил крючит, словно полк умертвий одна положила. Похоже, ты к грани подошла, еще чуть-чуть — и выгорела бы. Поэтому тебя от силы-то отсекло. И из-за того же тебе еще хуже сделалось. Мы ж, клирики, без силы никак! Едва божественной энергии лишимся — так сразу и крючит, как последнего пропойцу от прободения желудка. Поэтому вон кувшин на столе, тот, который простой, с бронзовой ручкой, возьми, налей из него бокал и выпей.

Я сделала точь-в-точь, как он говорил. А когда допила последний глоток ароматного темно-красного, густого, как кисель, напитка, охнула и невольно осела на лавку возле стола.

— Ну что, полегчало? — поинтересовался старец. Я кивнула, нестерпимое чувство ушло, оставив после себя лишь отупение, как после анестезии. — Сильно тебя угораздило, — заметил он и уточнил: — Сколько дней ты уже без демира так маешься?

— Три, а может быть, четыре, — сказала я, обретая нормальный голос.

— Как ты еще сдюжила, — покачал головой старик, а потом едко добавил: — Небось стрыгу [29] за лича приняла да шарахнула в нее изо всех сил? Или того лучше, виспа [30] с майлингом перепутала, и ну лупить, что было силы! Ну, сознайся же. Я старый, и не такое встречал. Я ж вижу, ты девка молодая, вот с перепугу-то и натворила дел.

Я покачала головой. Старец удивился и, чуть прищурив глаза, задумчиво всмотрелся в меня. Спустя минуту он изумленно проговорил:

— В тебе нет силы, но ты не выгорела. А просто ее лишилась, и откат вдогонку накрыл. М-да, девонька, неприятностей ты огребла по самую макушку!

Клирик повздыхал, поохал, постучал посохом в пол, поворчал, проделывая все ритуалы, которые якобы полагалось выполнять старым ворчунам, и только после, словно нехотя, выдавил:

— Сейчас гляну, что у тебя там.

Он долго всматривался во что-то далекое, а потом неожиданно поднялся и, опираясь на посох, пошел ко мне. Остановившись рядом, он положил обжигающе горячую ладонь на мой лоб. И сию же секунду во мне забурлила необычайная сила, пронеслась по всему телу, от макушки до кончиков пальцев, и вновь собралась в том месте, где лежала рука старика. Я невольно охнула, едва не сползла с лавки, но старик удержал меня другой рукой, уронив при этом на пол свой посох. Еще пару минут он удерживал меня на месте, глядя куда-то поверх моей головы. И только потом резко отпустил, отступив назад. Преодолевая внезапную слабость, я нагнулась и, подняв посох, подала ему. Клирик чуть кивнул в благодарность, а потом так же неспешно вернулся и сел на свое место.

— Странно дело выходит, — начал он после продолжительного молчания. — В тебе как бы сплетены силы от двух людей, но ты целостна и едина.

— Во мне два человека? — пролепетала я, пораженная его словами.

Старик пронизывающе глянул на меня из-под кустистых бровей и стукнул своей палкой в пол.

— Не перебивай меня! — И уже чуть мягче продолжил: — Я сказал: в тебе сплетены силы двух человек, а не два человека. То есть тебе отпущено сил не на одну, а сразу на двоих, но при этом ты едина. Ты поняла, что я сказал?

Немного поразмыслив, я кивнула. По словам клирика выходило, что меня перекинули в другое тело или изменили мое, добавив при этом знаний и умений, чтобы я смогла что-то выполнить. Но с потерей силы все знания и умения оказались заперты у меня в голове.

То ли из-за выпитого вина, то ли из-за этих слов, но ко мне начали возвращаться прежняя уверенность вместе с несвойственным мне бесшабашным задором. Сразу стало интересно, кто такой этот загадочный товарищ, который так постарался? У меня к нему уже нарисовалась пара вопросов, а претензий сколько!.. Думаю, если предъявлю ему их в этом теле, то далеко он все претензии не унесет, а вернее — не унесет ноги.

Я принялась нетерпеливо ерзать на лавке.

— Успокойся, вертихвостка! — одернул меня старик, вновь пристукнув посохом. — Я еще не закончил! Главное, что ты силу не просто так с устатку потеряла. Какой-то умелец запер русло, по которому она течет. Даже немного не так: он не запер, перекрыв совсем, — такое бы самоуправство Светоносная мигом заметила, — а словно запруду поставил, оставив место для махонького ручейка, чтобы особого внимания не привлекать. Да ловко так все, стервец, сделал, что видеть вижу, а снять не могу. Да и никто не сможет, так, чтоб при этом тебя навсегда сил не лишить. Разве что богиня… Ты, девонька, как, в чести у Лемираен или нет? Или по способностям, как последний благостник, только посевы освящать способна?