Впусти меня - Линдквист Йон Айвиде. Страница 7

Возможно, все это лишь совпадение. Но вдруг...

Оскар подошел к двери и прислушался. Мама мыла посуду. Он лег на кровать и выудил охотничий нож. Тот лежал в руке как влитой и весил раза в три больше, чем вчерашний кухонный тесак.

Он поднялся и встал в центре комнаты, зажав в руке свое сокровище. Нож был ослепительно красив и наполнял силой державшую его руку.

Из кухни доносилось позвякивание посуды. Оскар сделал несколько выпадов, пронзая воздух ножом. Убийца. Когда он научится управлять своей силой, Йонни, Микке и Томас больше не смогут причинить ему вреда. Он хотел было сделать еще один выпад, но передумал. Его могли увидеть со двора. С темной улицы залитая светом комната отлично просматривалась. Он выглянул во двор, но увидел лишь свое отражение в стекле.

Убийца.

Он вернул нож в тайник. Это всего лишь игра. В жизни такого не бывает. Но ему все равно позарез было нужно узнать подробности. Причем немедленно.

Томми сидел в кресле и листал журнал про мотоциклы, качая головой и что-то напевая себе под нос. Время от времени он показывал какой-нибудь разворот Лассе и Роббану, где под картинкой были описания объема цилиндра или скорости. Голая лампочка под потолком отражалась в глянце страниц, бросая блики на одну бетонную и три дощатых стены.

Они были у него на крючке.

Мама Томми встречалась со Стаффаном, работавшим в полиции. Томас не особенно жаловал Стаффана, скорее наоборот — считал его скользким типом, склонным к нравоучениям. К тому же он был религиозным. Но через мать Томми удавалось разузнать вещи, которые Стаффан вообще-то не должен был ей рассказывать, а она вообще-то не должна была рассказывать Томми, но...

Таким образом он, к примеру, был в курсе расследования ограбления магазина электроники в районе Исландсторьет. Которое они же — он, Роббан и Лассе — и провернули.

Грабители не оставили никаких следов. Мать прямо так и сказала: «Грабители не оставили никаких следов». Со слов Стаффана, конечно. Даже машину никто не заметил.

Томми и Роббану было по шестнадцать, и они учились на первом курсе училища. Лассе было девятнадцать, у него было не все в порядке с головой, и он работал сортировщиком запчастей на заводе электроники в Ульвсунде. Зато у него имелись водительские права. И белый «сааб» 1974 года выпуска, с номерными знаками, подделанными черным фломастером перед налетом. Как выяснилось, зря, потому что машину все равно никто не видел.

Свою добычу они припрятали в пустом подвальном помещении, отведенном под склад, напротив комнаты, где они обычно тусовались. Перерезали цепь болторезом и вставили новый замок. Они пока и сами не знали, как будут сбывать краденое, вся фишка была в самом налете. Правда, Лассе удалось толкнуть кассетник какому-то чуваку с работы за двести крон, но этим пока дело и ограничилось.

К тому же имело смысл выждать какое-то время и уж точно не поручать такие вещи Лассе, потому как он был... нестандартно мыслящий, как выражалась его мать. Но с момента налета прошло уже две недели, да и у полиции образовались дела поважнее.

Томми листал журнал, улыбаясь своим мыслям. Да уж, дела так дела! Есть на что отвлечься. Роббан нетерпеливо барабанил руками по коленям:

— Ну ладно! Колись.

Томми показал ему разворот журнала:

— «Кавасаки». Триста кубов. Прямой впрыск, и еще...

— Хорош! Давай рассказывай.

— О чем? Про убийство, что ли?

— А то!

Томми прикусил губу, сделав вид, что собирается с мыслями:

— Та-ак, как там было-то...

Сидя на диване, Лассе подался вперед всем своим долговязым телом, сложившись вдвое, как перочинный нож:

— Все выкладывай!

Томми отложил журнал и посмотрел на Лассе в упор:

— А ты вообще-то уверен, что хочешь это слышать? Жуткая история.

— Да ладно!

Лассе храбрился, но в его глазах Томми читал тревогу. Достаточно было скорчить страшную рожу, заговорить не своим голосом, не реагируя на просьбы прекратить, как Лассе впадал в панику. Однажды они с Роббаном вырядились как зомби, размалевали физиономии материнской косметикой и, выкрутив лампочку в потолке, стали поджидать Лассе. Кончилось все тем, что Лассе наложил в штаны, а Роббан приобрел фингал под глазом, на том самом месте, которое собственноручно разукрасил синими тенями. С тех пор они старались лишний раз его не пугать.

Лассе поежился на диване и скрестил руки на груди, всем своим видом давая понять, что ему все нипочем.

— Ну, короче, это было не обычное убийство, если можно так сказать. Чувака нашли... висящим на дереве!

— В смысле?! Повешенным, что ли? — переспросил Роббан.

— Да, повешенным. Только не за шею. За ноги. В смысле, он висел вниз головой. На дереве.

— Да ладно, от этого же не умирают!

Томми многозначительно посмотрел на Роббана, словно тот высказал интересную мысль, и затем продолжил:

— Нет. От этого — не умирают. Но ему еще перерезали горло. А вот от этого точно умирают. От уха до уха. Вспороли, как... арбуз.

Он провел пальцем по горлу, показывая, как это было.

Лассе невольно вскинул руку к горлу, будто защищая его. Потом медленно покачал головой:

— Ну и почему он так висел?

— А сам-то как думаешь?

— Не знаю.

Томми с задумчивым выражением потеребил нижнюю губу.

— А самое странное вот что. Если человеку перерезать горло, он умирает. И крови при этом бывает столько, что мало не покажется. Так?

Лассе и Роббан кивнули. Томми потянул время, прежде чем обрушить на них бомбу:

— Но под ним на земле... вообще не было крови. Всего пара капель. Хотя из него должно было вытечь несколько литров, пока он там висел.

В подвале повисла тишина. Лассе и Роббан растерянно уставились взглядом куда-то перед собой. Роббан очнулся первым:

— Я знаю! Его убили где-то в другом месте. А потом подвесили там.

— Мм... Но зачем вообще вешать его на дерево? Когда кого-то убивают, обычно стараются избавиться от трупа

— Может, он сумасшедший?

— Может быть. Но у меня другая теория. Вы видели когда-нибудь бойню? Как забивают свиней? Прежде чем разделать тушу, из нее сливают кровь. И знаете, как это делают? Подвешивают ее вниз головой. На крюке. И перерезают горло.

— Ты что, хочешь сказать, что убийца собирался его разделать?

— Че?

Лассе неуверенно переводил взгляд с Томми на Роббана и обратно, пытаясь понять, не прикалываются ли они. Не заметив и тени насмешки, он спросил:

— Они правда так поступают? Ну, со свиньями?

— Ну да, а ты что думал?

— Я думал, у них там для этого какие-нибудь специальные приспособления.

— И что, тебе бы от этого легче стало?

— Нет, но... их что, прямо живьем подвешивают?

— Да. Живьем. И они еще дергаются. И визжат.

Томми изобразил, как визжит свинья, и Лассе поник, уставившись в свои колени. Роббан встал, прошелся взад-вперед и снова сел на диван.

— Нелогично. Если бы убийца собирался его разделать, кровь бы все равно осталась.

— Это ты сказал, что он хотел его разделать. Я так не думаю.

— Да? А как ты считаешь?

— Я считаю, что ему нужна была кровь. Ради нее он пацана и прикончил. Чтобы добыть кровь. Я думаю, он забрал ее с собой.

Роббан медленно кивнул, поковырял пальцем болячку от здоровенного выдавленного прыща в углу рта.

— Но зачем? Пьет он ее, что ли?

— Например.

Томми и Роббан погрузились в размышления, прокручивая в воображении подробности убийства и всего, что за ним последовало. Через какое-то время Лассе поднял голову и вопросительно посмотрел на них. В глазах его стояли слезы.

— Но они хоть быстро умирают? Свиньи?

Томми серьезно посмотрел на него и ответил:

— Нет.

— Я выйду ненадолго...

— Нет.

— Я только во двор.

— Ладно, только со двора ни ногой.

— Хорошо.

— Позвать тебя?

— Нет. Я сам приду. У меня есть часы. Не надо меня звать.