Темные тайны - Флинн Гиллиан. Страница 15

Есть у меня, правда, и то, что я не украла, — роман «Урожай дьявола: жертвоприношение Сатане в канзасском городке (основан на реальных событиях)», опубликованный в 1986 году. Книга вышла из-под пера бывшего репортера Барб Эйчел. Вот, пожалуй, и все, что мне известно. По крайней мере трое моих ухажеров в разное время дарили мне по экземпляру — с торжественным и мудрым видом, после чего я их тут же бросала. Говорю, что не хочу читать эту книжку — значит, не хочу: я не меняю своих привычек. У меня, например, правило — всегда спать с включенным везде светом, а очередной кавалер, которого, наверное, это удивляет, шепчет что-то вроде: «Малыш, я не дам тебя в обиду» — и пытается свет погасить.

Я выудила «Урожай дьявола» из накренившейся стопки книг в углу — книги я не выбрасываю по той же причине, что и коробки с семейным архивом и другой фигней, наверное считая, что когда-нибудь мне все это понадобится, а если нет — не хочу, чтобы это оказалось в руках чужих людей.

Открыла первую страницу:

В ушах снова загудело — возвращались звуки той ночи: низкий мужской окрик, громкая возня, вой. Мамины леденящие душу вопли. Опять она — Черная дыра… Я взглянула на фото Барб на последней странице. Короткий ежик волос, в ушах сережки-висюльки, грустная улыбка. Биографическая справка сообщала, что она живет в Топике, штат Канзас. Да, но это было двадцать с лишним лет назад.

Нужно позвонить Лайлу Вирту и предложить информацию в обмен на деньги; правда, я пока не готова снова выслушивать его поучения и мысли об убийстве моих собственных родственников (как он там выразился: «Вы действительно считаете, что убийца Бен?»). Я должна быть в состоянии спорить с ним, а не стоять столбом, как невежда, не способная сказать что-либо вразумительное. Что, в принципе, я из себя и представляю.

Пока я пробегала глазами книжку, подоткнув под спину подушку, Бак не отрываясь за мной наблюдал: вдруг я сделаю телодвижение в сторону кухни. Барб Эйчел назвала Бена «одиночкой-нелюдимом в черном, злобным, никем не любимым» и «одержимым музыкой и песнями в стиле самого жесткого и жестокого тяжелого металла (известного как черный), которые, по слухам, не что иное, как зашифрованные призывы, адресованные самому дьяволу». Естественно, я поискала, что она написала обо мне, — оказалось, что я «ангелоподобное создание и очень сильная личность», «полная решимости и горя девочка», что меня отличают «самостоятельность и независимость, которые невозможно обнаружить в детях даже вдвое старше». А наша многодетная семья была «счастлива, полна жизни и мечтала о будущем с чистыми помыслами и незапятнанной репутацией». Да уж, загнула журналистка. Книгу отличал решительный тон и однозначное отношение к произошедшему у нас в доме преступлению. После всех этих высказываний в клубе, где меня еще и дурой назвали, очень хотелось поговорить с человеком, который тоже считает, что Бен виновен. Берегись, Лайл! Я представила, как загибаю пальцы: «Вот вам такой факт, а вот еще, еще и еще, и все они доказывают, что вы, придурки, ошибаетесь» — и Лайл, разжав губы, признает мою правоту.

Впрочем, если он захочет предложить мне деньги, отказываться не стану.

Не зная, с чего начать, я позвонила в справочную службу Топики. Божественный голос на другом конце назвал номер телефона Барб Эйчел. Она по-прежнему там живет — надо же, как все просто.

Она подняла трубку со второго гудка, голос был веселым, звонким, пока я не назвалась.

— Либби, дорогая. Я все время надеялась, что ты со мной свяжешься, — сказала она, прокашлявшись. — А еще думала, что мне самой следует тебя отыскать. Прям не знала, как поступить…

Я представила, как, разговаривая со мной, она озирается и ковыряет ногти. Такие дамы обычно минут двадцать изучают меню, но все равно не могут определиться с заказом, когда к ним подходит официант.

— Я хотела бы поговорить с вами о… Бене, — начала я, не уверенная, какие слова следует говорить.

— Да-да, знаю-знаю. После выхода книги я за много лет написала ему несколько писем с извинениями. Просто не представляю, сколько раз мне нужно повторить, что я очень виновата перед ним и что мне очень-очень стыдно за книгу, будь она проклята.

Вот уж поистине неожиданность.

Барб Эйчел пригласила меня на ланч — хотела все объяснить лично. К сожалению, она больше не водит машину (при этих словах беспечность в голосе была столь безоблачной, что я уловила истинный смысл: дамочка принимает слишком много таблеток), поэтому будет очень благодарна, если я приеду сама. Слава богу, Топика не очень далеко от Канзас-Сити, но ехать туда все равно не хотелось: мне хватило этого города в детстве и юности. Здесь когда-то была чертова прорва психиатрических клиник, честное слово. Перед въездом в город на шоссе даже красовался щит с надписью вроде «Добро пожаловать в психиатрическую столицу мира!». Здесь обитают либо полудурки, либо врачи; меня когда-то возили в Топику на особые психологические сеансы, которые со мной проводили амбулаторно. Как я все это выдержала?! Со мной беседовали о моих ночных кошмарах, о приступах ярости и паники. В подростковом возрасте вели разговоры о моей склонности к физической агрессии. Короче, лично я считаю, что весь этот город, столица штата Канзас, — одна большая психушка.

Прежде чем ехать к Барб, я прочла ее книгу до конца и вооружилась фактами и вопросами. Но за три часа поездки в город всего в часе езды от Канзас-Сити энергии у меня поубавилось. Я все время сворачивала не туда, куда нужно, и ругала себя за то, что дома нет Интернета, иначе можно было бы проложить маршрут заранее. У меня по жизни беда со стрижкой, заполнением бензобака, визитами к стоматологу. Когда я переехала в свой нынешний дом, первые три месяца я провела, завернувшись в одеяла, потому что никак не могла включить газ. За прошедшие несколько лет его с десяток раз отключали, потому что иногда мне трудно заставить себя заполнить форму для оплаты. У меня беда с тем, что нужно делать регулярно.

Дом Барб оказался строением довольно приличных размеров с оштукатуренными стенами умиротворяющего бледно-голубого цвета. Кругом в изобилии висели японские колокольчики, металлические и стеклянные, керамические и из бамбука. Она открыла дверь и отпрянула, будто я ее несказанно удивила. Стрижка у нее осталась такая же, как на фотографии в книжке, только сейчас это был седой ежик. На ней были очки с цепочкой, украшенной бусинками, что пожилые дамы считают «последним писком». Ей было хорошо за пятьдесят, с костлявого лица на меня смотрели темные глаза навыкате.

— О Либби, здравствуй, дорогая! — Она задохнулась от изумления и тут же бросилась ко мне с объятиями, во время которых какая-то из ее костей уперлась мне в правую грудь. От нее разило шерстью и пачулями. — Входи же, входи!

Навстречу с радостным лаем, клацая по плитке когтями, бросилась мелкая собачонка. Где-то начали бить часы.

— Надеюсь, ты ничего не имеешь против собак. Он такое чудо! — сказала Барб, наблюдая, как псинка с энтузиазмом крутится вокруг меня. Я ненавижу собак, даже маленьких и хорошеньких, поэтому тут же подняла обе руки вверх, демонстрируя полное нежелание потрепать ее за ухом. — Все, Винни, хватит, малыш, дай же нашей гостье пройти в дом, — засюсюкала она. Когда я услышала имя собачонки, она показалась мне еще противнее.

Барб усадила меня в гостиной, где все было пухлым и круглым: стулья, диван, ковер на полу, подушки и подушечки, занавески. Она суетилась вокруг, через плечо бросая какие-то фразы, и дважды поинтересовалась, что я буду пить. Я почему-то поняла, что она принесет какую-нибудь дрянь типа жасминового эликсира или вытяжки из корней ягод с затейливым названием и непременно в глиняной кружке, поэтому попросила просто воды. Бутылок с алкоголем я не заметила, зато таблетки здесь присутствовали точно — от этой женщины все словно отскакивало.