Темные тайны - Флинн Гиллиан. Страница 24
По всему коридору вдоль стен тянулись ряды тоже выкрашенных в желтый цвет ящичков, в которых ученикам разрешалось держать личные вещи, на каждом на полоске бумажного скотча было указано имя хозяина или хозяйки. В ящичке Либби он обнаружил обсосанную мятную карамельку и скрепку для бумаги; у Дебби оказался пакет из-под бутерброда с затхлым запахом ветчинной колбасы; а у Мишель — несколько засохших маркеров. Ради хохмы он решил заглянуть и в другие и понял, что у остальных детей куда больше этих самых «личных» вещей: наборы из шестидесяти четырех восковых мелков, стопки цветного картона, брелоки, альбомы с наклейками, коробки конфет. Грустно. Вот что происходит, подумал он, когда у тебя детей больше, чем можешь обеспечить. Когда он сетует, что дома нет денег, Диондра всегда говорит: «Твоей матери в таком случае не стоило рожать столько детей». Диондра была единственным ребенком в семье.
Двинувшись в обратном направлении в сторону своего крыла, Бен поймал себя на том, что смотрит на фамилии на ящичках пятиклашек. Ага, вот она, влюбленная в него девочка по имени Крисси. Она написала свою фамилию яркими зелеными буквами и рядом пририсовала ромашку. Прелесть, да и только. Вообще эта девочка — воплощение того, что можно назвать прелестным, у нее и внешность как из рекламного ролика о пользе овсяных хлопьев: белокурые волосы, голубые глаза, ухоженный вид. В отличие от его сестер джинсы на ней сидят как влитые, чистенькие и отглаженные; кофточки всегда в тон носочкам или гольфам. От нее не пахнет хлебом, как от Дебби, у нее не исцарапаны руки, как у Либби. Да как у них всех. Ноготки всегда покрывает ярко-розовый лак — этим, наверное, занимается ее мама. Наверняка у нее в ящичке приятно пахнущие куколки-землянички.
Даже имя у нее правильное — просто идеальное сочетание: Крисси Кейтс. В старших классах она наверняка станет участницей девчачьей группы поддержки какой-нибудь спортивной команды. Светлые волосы отрастут до талии, она, возможно, забудет, что когда-то сходила с ума по мальчику из старших классов по имени Бен. Сколько ему тогда будет лет? Двадцать? Возможно, они с Диондрой на машине заедут сюда из Уичито поболеть за свою команду, а она во время очередного выхода заметит его среди публики, улыбнется красивой белозубой улыбкой, помашет радостно рукой, а Диондра рассмеется, как всегда громко и грубо, и скажет: «Тебе мало, что по тебе сходит с ума половина женского населения Уичито, — ты поражаешь и воображение школьниц?»
Он бы и знать ее не знал (она ведь училась всего на класс старше Мишель), но однажды в начале учебного года миссис Нейджел, которая всегда к нему хорошо относилась, попросила его помочь — остаться после уроков с малышами на занятие кружка по рисованию. Один разок. Потому что старшеклассник, который ей обычно помогал, в тот день в школе отсутствовал. Бен решил, что мать не станет сердиться, раз он помог младшим, — она ведь всегда заставляла его помогать младшим сестрам; к тому же смешивать краски куда приятнее, чем ворочать навоз. Крисси, похоже, было наплевать на изобразительное искусство — она рассеянно водила кисточкой по бумаге, пока лист не приобрел красноречивый коричневый цвет.
«Знаешь, на что это похоже?» — спросил он.
«На какашку», — сказала она и рассмеялась.
Для своего возраста она была, пожалуй, чересчур кокетлива; а еще она, судя по всему, привыкла к тому, что ее с рождения считают милашкой, и полагала, что не может не нравиться окружающим. Ему она тоже понравилась. Между затяжными паузами они обменивались какими-то фразами.
«Где же ты живешь?»
Кисточка опускается в воду, потом в краску, шлепок по бумаге — длинная полоса, и действия повторяются в том же порядке.
«Недалеко от Салины».
«Ездишь в такую даль?»
«У нас школу достраивают. На будущий год буду учиться рядом с домом».
«Далековато сейчас».
Поскрипывание стулом, движение плечиком.
«Ага, ненавижу эту дорогу. После школы приходится долго ждать, пока папа за мной приедет».
«Зато можно заниматься рисованием. Это же здорово».
«Не знаю. Мне больше нравятся бальные танцы — я на них хожу в выходные».
Бальные танцы по выходным говорили о многом. Наверное, у них еще и бассейн в саду, а если не бассейн, то, по крайней мере, батут. А что, если сказать ей, что у него есть коровы, и посмотреть на реакцию — любит ли она животных? Нет, пожалуй, не стоит, — он и без того уделяет ей слишком много внимания. Это ведь она как ребенок должна стараться произвести впечатление.
Потом он уже по собственной инициативе приходил помогать на занятия кружка и подшучивал над художествами Крисси («Что это у тебя такое, черепаха?» — «Дурак, что ли! Это же папин „БМВ“!») и выслушивал ее рассказы о бальных танцах. Однажды она, не побоявшись, пробралась в его крыло и встала возле его шкафчика; на ней были джинсы с поблескивавшими бабочками на карманах и розовая кофточка, которая оттопыривалась в положенном месте на груди. Одна старшеклассница попыталась проявить заботу и отправить ее назад в крыло младших классов.
— Не волнуйся, у меня все нормально, — сказала ей Крисси, тряхнув светлыми кудряшками, и повернулась к Бену. — Я тебе вот что пришла отдать.
Она протянула сложенный треугольником листок с его именем, написанным круглыми буковками, и тут же удалилась, подпрыгивая на ходу. Она была почти вполовину меньше большинства окружавших ее в этой части здания подростков, но, казалось, этого не замечала.
Внизу красовалось: «Лети с приветом, вернись с ответом». Он видел такие записки у друзей, но сам ничего подобного, пожалуй, не получал. Три прошлогодние валентинки не считаются, потому что одна была от учительницы (ей положено), другая — от воспитанной девочки (та написала всем), а третья — от назойливой толстухи, которая вечно ходит с несчастным видом.
Иногда ему пишет Диондра, однако ни одну ее записку прелестной не назовешь — они всегда или злые, или неприличные по содержанию; она их пишет, когда в наказание ее оставляют после уроков. Но никогда ни одна девчонка не посвящала ему стихов, а это было еще восхитительнее, потому что Крисси, кажется, даже не представляла, что он для нее слишком взрослый. Это был стих о любви от девочки, которая не имеет понятия ни о сексе, ни об объятиях и поцелуях, которые к нему ведут. (Или он ошибается? В каком возрасте обычные дети начинают всем этим не только интересоваться?)
На следующий день она дождалась его у дверей класса, где у них проходили занятия по рисованию, и спросила, не посидит ли он с ней на лестнице, он сказал, хорошо, только недолго, после чего они целый час болтали на этих полутемных ступеньках. В какую-то минуту она вдруг схватила его за руку и наклонилась к нему близко-близко — он понимал, что должен запретить ей так поступать, но это было так приятно и мило с ее стороны и совсем не похоже на визги и царапанье сдвинутой на сексе Диондры или грубоватые щипки и тычки сестер. Такой милой, наверное, и должна быть девочка. На губах у нее был блеск с запахом жвачки. У Бена никогда не хватало денег на жвачку — как же это ужасно! — от нее у него рот всегда наполнялся слюной.
Последние пару месяцев они частенько так сидели на лестнице в ожидании, когда за ней приедет отец. Они никогда не болтали по выходным, иногда она и в обычные дни забывала его подождать, и он как придурок стоял на лестнице с пакетиком теплых от собственных рук разноцветных «Скитлс», которые находил во время уборки в столовой. Крисси обожала сладкое. Сестры у него такие же — готовы целый день виться вокруг сахара. Однажды он пришел домой и увидел, как Либби поглощает сладкое желе прямо из банки.
Диондра о Крисси ничего не знает. Она всегда после школы летит домой, чтобы успеть к своим сериалам и к любимому телешоу (она смотрит телевизор, уминая пирожные, — ну почему девчонки так сходят с ума по сладкому!). Но даже если бы и знала, в этом ничего предосудительного нет. Для этой девочки из пятого класса он стал кем-то вроде наставника — что плохого в том, что он как старший товарищ советует ей, как делать домашнее задание, и рассказывает, что ждет ее по окончании начальной школы. Может, в будущем ему надо заняться психологией, а может, стать учителем? Между прочим, отец старше матери на пять лет.