Темные тайны - Флинн Гиллиан. Страница 4

До второго и третьего руки так и не дошли.

Что это? Ресторан со стриптизом? Порноклуб? Бордель? В вышедшей шесть лет назад книжке были снимки взрослеющей Либби Дэй; самый выдающийся — где мне семнадцать лет: огромная грудь едва не вываливается из ветхого белого лифчика с завязками на шее. Я тогда получила несколько недвусмысленных предложений из редакций каких-то «голых» журналов; впрочем, ни один не назвал сумму, которая заставила бы меня над ними поразмыслить. Так что, если эти ребята хотят, чтобы я разделась, 500 долларов — слишком дешево даже при моем нынешнем положении. Нет («Думай о хорошем, крошка Либби!»), а вдруг это действительно вполне легитимное предложение от очередной группы скорбящих, которые хотят со мной встретиться, чтобы у них появился повод поговорить о себе? Что ж, в таком случае 500 долларов за пару часов сочувствия — вполне достойный бартер.

Письмо было распечатано, и только номер телефона подписали внизу от руки. Я набрала его, ожидая, что включится автоответчик. Вместо этого повисла странная пауза: трубку взяли, но на другом конце провода царило молчание. Я ощутила дурацкую неловкость, словно позвонила человеку, в доме которого тайно от меня собрались гости.

Через несколько секунд мужской голос произнес:

— Алло?

— Здрасте, это Лайл Вирт?

Бак усердно терся о мою ногу, выпрашивая добавку.

— Кто говорит?

И снова на другом конце оглушающая пустота. Будто человек находится на дне глубокой ямы.

— Это Либби Дэй. Я получила от вас письмо.

— Ой, ничего себе! Правда?! Либби Дэй? Ух ты! Где вы находитесь? Вы в городе?

— О каком городе вы говорите?

Собеседник — мужчина или юноша (голос у него был молодой) — крикнул кому-то позади себя, но я только расслышала: «Я уже это сделал», — и тут же ухнул мне прямо в ухо:

— Вы в Канзас-Сити?! Вы здесь живете?

Я уже собралась повесить трубку, но парень начал повторять: «Вы слушаете?» — как будто я нерадивая ученица, витающая на уроке в облаках. Я сказала, что действительно живу в Канзас-Сити, и спросила, чего он хочет. Он пару раз крякнул, потом, коротко рассмеявшись, пробормотал: «Ну надо же! С ума сойти!» — и наконец сказал:

— Я же написал, что хочу попросить вас прийти на встречу… возможно…

— По какому поводу?

— Видите ли, на следующей неделе у нас в клубе конференция, и мы…

— Что за клуб?

— Он не совсем обычный. Что-то вроде тайного общества…

Я молчала — пусть выкручивается. Чувствовалось, что после бодрого начала он растерялся. Отлично.

— В общем, по телефону не объяснишь. Могу я пригласить вас на кофе?

— Не поздновато для кофе? — сказала я и вдруг поняла, что он, возможно, имел в виду не сегодняшний день, а какой-то другой, и снова вспомнила, что придется как-то убить еще четыре-пять часов.

— В таком случае, может быть, на пиво? Или на бокал вина?

— Когда?

Молчание.

— Сегодня.

Молчание.

— Хорошо.

Лайл Вирт имел внешность серийного убийцы. Это означает, что он, наверное, совсем не такой, потому что, если человек убивает топором проституток или поедает детей, убежавших из дома, он старается внешне ничем не отличаться от других. Он сидел за грязным столом в середине зала «Гриль-бара Тима Кларка», дешевого заведения при барахолке, впрочем снискавшего заслуженную славу за свои барбекю; забегаловку слегка облагородили, и теперь ее посетители представляли довольно странную смесь из седовласых завсегдатаев и пижонов в узких, обтягивающих джинсах и с нарочито небрежной стрижкой. Лайл не принадлежал ни к тем, ни к другим. Ему, скорее всего, было немногим больше двадцати. С волнистыми волосами неопределенного темного цвета он, судя по всему, пытался справиться при помощи чересчур большого количества геля, но наносил его совсем не там, где нужно, отчего одна часть волос торчала в разные стороны, а другая блестела. Очки без оправы; обтягивающая фирменная кожаная ветровка и джинсы тоже в обтяжку, но не по-модному, а просто по фигуре. А вот черты лица слишком нежные, чтобы быть привлекательными в мужчине. Не должен мужчина иметь губы, похожие на бутон розы.

Когда я направлялась к его столику, он поднял глаза, но сначала не узнал меня — он просто оценивал незнакомку, но когда я приблизилась, до него вдруг дошло: веснушки, телосложение птенца, вздернутый нос, который кажется тем более курносым, чем дольше на него смотришь.

— Либби! — начал он, но, решив, что это слишком фамильярно, добавил: — Дэй! — Он поднялся из-за стола, выдвинул стул, потом, словно пожалев о своей галантности, сел. — Вы блондинка.

— Ага, — сказала я.

Терпеть не могу людей, которые начинают разговор с констатации факта — а дальше-то что? «Жарко сегодня». Да, и что? Я поискала глазами официанта, чтобы заказать что-нибудь выпить. Спиной к нам, оттопырив симпатичную попку, стояла официантка с роскошными черными волосами, и я постучала пальцем по столу. Она обернулась — передо мной предстало лицо по крайней мере семидесятилетней старухи; румяна и пудра забились в глубокие морщины, на руках синели вены. Она нагнулась ко мне, чтобы взять заказ, и где-то внутри у нее что-то хрустнуло, а когда я попросила всего лишь безалкогольного пива, она недовольно фыркнула.

— Здесь отлично готовят говяжью вырезку, — сказал Лайл, но сам при этом допивал что-то похожее на молочный коктейль.

Я совсем не ем мяса, по крайней мере с тех пор, как вырезали мою семью, к тому же еще не отошла от стейка, который поглощал Джим Джеффриз. Я отказалась и в ожидании пива начала, как турист, крутить головой. Первое, что бросилось в глаза, — грязные ногти Лайла. А у пожилой официантки спустился на лоб парик — мокрые седые пряди прилипли к шее. Часть она попыталась запихнуть обратно, другой рукой подхватывая порцию горячей жареной картошки. Толстый дядька за соседним столиком ел ребрышки и изучал свое приобретение — безвкусную старую вазу с русалкой, оставляя на русалочьей груди жирные следы своих пальцев.

Молча и решительно поставив передо мной пиво, официантка замурлыкала и повернулась к нему, называя «дружок».

— Так что это у вас за клуб? — обратилась я к Лайлу.

Он покраснел и нервно задергал ногой под столом.

— Вы ведь знаете, кто-то помешан на футболе, кто-то собирает открытки про бейсбол?

Я кивнула. Он как-то странно хохотнул и продолжил:

— А женщины, например, читают сплетни в журналах и знают все о каком-нибудь артисте — например, как его называли в детстве или в каком городе он тогда жил.

Я неопределенно мотнула головой, не теряя бдительности.

— Что-то подобное происходит и у нас, вот только мы называем его Клуб Смерти.

Я глотнула пива, на носу выступили капельки пота.

— Не так он и зловещ, как может показаться.

— Названьице еще то!

— Вы же знаете, как некоторым нравятся тайны и загадки? Иные отдают все свое время блогам, посвященным реальным преступлениям. В общем, в наш клуб и входят такие люди. Каждый поглощен расследованием определенного преступления: убийство в две тысячи втором году Лейси Питерсон на восьмом месяце беременности, дело Джеффри Макдоналда, которого обвинили в убийстве жены и двух дочерей в тысяча девятьсот семидесятом году, история Лиззи Борден, вероятно причастной к убийству отца и мачехи в тысяча восемьсот девяносто втором году… ваш случай. Вами и вашей семьей у нас в клубе занято очень много людей. Гораздо больше, чем убийством в девяносто шестом году малышки Джон Беней Рэмзи, которая участвовала в детских конкурсах красоты. — Он заметил, как скривилось мое лицо. — То, что случилось, настоящая трагедия. И ваш брат в тюрьме вот уже почти двадцать пять лет?