Шпага императора - Коротин Вячеслав Юрьевич. Страница 52

Левый фланг франко-баварцев скрипел, трещал и рушился. А по-иному и быть не могло — атаковало их не ополчение какое-нибудь, а недавние победители шведов — далеко не самой последней армии Европы.

И, чтобы даже мыслей о возможной переброске сил у галлов не возникло, весь фронт Первого корпуса двинулся вперёд. В атаку.

Тускло пришлось просвещённым европейцам в этот раз: с левого фланга войска Штейнгеля сворачивали их боевые порядки как коврик, который собираются вынести выбивать от пыли, наш корпус атаковал во фронт.

К тому же три казачьих полка, рижские драгуны герцога Вюртембергского и кирасиры Его и Её Величеств понеслись через правый фланг, охватывая тылы, заставляя сворачиваться в каре попадающуюся на пути пехоту противника, что делало её весьма удобным объектом для атаки нашими колоннами…

Давненько, наверное, со времён Кунерсдофа, русские так не громили европейские дивизии, как это произошло сегодня под Себежем. В течение получаса французы и баварцы ещё изображали какое-то подобие оборонительного боя, а потом побежали. Не буквально, конечно, но отступали весьма шустро, причём успевали не все — зачастую целые полки были вынуждены сложить оружие, оказавшись в совершенно безнадёжной ситуации. Или вырубались-выкалывались под корень.

Как выяснилось позже, Сен-Сир был убит в этом сражении, а Удино увёл через Двину не более трети из числа тех двух корпусов, что атаковали наши позиции.

Мосты за собой французы успели сжечь.

После этого боя, который наверняка бросил дополнительную гирищу на весы данной войны, три дня потратили на спокойное соединение корпусов, разработку планов дальнейших действий, приведение войск в порядок, отдых…

— Вадим Фёдорович, какими судьбами!

Ёлки-метёлки! Доктор Бородкин собственной персоной! Слегка похудевший, но всё тот же неутомимый «живчик», каковым я его запомнил при расставании. И в военном мундире штаб-лекаря.

— Чертовски рад вас видеть, Филипп Степанович! — радости скрывать не пришлось. — Вас-то как сюда занесло?

Мы обнялись. Очень мало людей на планете, встрече с которыми я был бы так же рад, как с этим деревенским доктором. Точнее, уже совсем не деревенским — светочем не только полевой хирургии, но и апологетом гигиены и санитарии в войсках, что намного важнее.

— А где, по-вашему, должен находиться врач, когда отечество воюет? — отбрил Бородкин.

— Но ведь вы уже при министерстве служите…

— Именно поэтому я здесь. Одно дело — разослать рекомендации в войска, и совсем другое — проверить, как эти циркуляры выполняются.

— Ну и как выполняются?

— Неважно. Эфирный наркоз используют только два хирурга, из всех, кого я посетил, карболку — пятеро, йодной настойки нет нигде…

И так далее.

Чисто ребёнок — думает, что если спустить распоряжение делать «этак», то пренепременно появится всё, что для этого необходимо: и йод, и карболка, и, мля, анестезиологи…

— Зато, — продолжал доктор, — теперь я с цифрами в руках могу доказать эффективность применения антивоспалительных средств и наркоза в полевых условиях. Соответствующие бумаги у меня не с собой, но надеюсь, что поверите мне на слово: там, где их применяют, процент выздоравливающих, и достаточно быстро выздоравливающих, в два, а то и в три раза выше, чем у тех закоснелых костоправов, которые чураются новых методов лечения.

— Нимало не сомневаюсь в ваших словах, уважаемый Филипп Степанович. Более чем уверен, что когда те врачи, что не побоялись применять ваши методики, освоят их лучше, количество выздоровевших раненых увеличится ещё больше…

— Легкораненые вообще выздоравливают практически все, — похоже, эскулап меня даже не услышал, — и весьма быстро. Несколько дней, и они, если не строевые солдаты, то уже вполне могут долечиваться в полку…

— К Сергею Васильевичу по дороге не заезжали? — прервал я «токование» Бородкина.

— Увы! Прекрасно понимаю ваше желание получить весточку от Анастасии Сергеевны, но не имел такой возможности. Всё-таки следовал с войсками, а маршрут их движения пролегал далеко в стороне от наших мест.

Понятненько. Ладно, не особо и рассчитывал я на такую удачу. Война, чтоб её…

— Вадим Фёдорович, простите, а за всё это время у вас не появилось новых идей по поводу медицины? Я сейчас обладаю кое-какими возможностями и могу ускорить их реализацию.

— Нет. К сожалению. Как ни печально, но последнее время мои мысли заняты скорее тем, как побольше убивать, а не наоборот.

— Понимаю, — невесело кивнул доктор. — Примите, кстати, мои поздравления с орденом Святого Георгия. И вот ещё что…

Филипп Степанович расстегнул свой саквояжик и стал в нём что-то искать.

— Держите!

В мою ладонь легли три свинцовые пули. Штуцерные пули. Те самые.

Можно легко догадаться, что извлечены они не из французских раненых, а из наших.

— Я правильно понял?

— Именно так. Процент невелик, но они у врага тоже есть. И будет становиться больше, это только вопрос времени.

Нельзя сказать, что это оказалось сильной неожиданностью — если после первых же боёв французские хирурги стали извлекать из ран куски свинца необычной формы, то нехитрая идея сразу стала очевидной. А дальше… Изготовить, проверить, убедиться в эффективности и начать клепать аналогичное.

Ну что же — данный козырь своё отыграл. Наивно было бы рассчитывать, что это останется тайной до конца войны. Несколько дополнительных тысяч жизней мы, надеюсь, выиграли. И выиграем ещё — вряд ли наполеоновская армия сможет очень быстро переоснастить всех своих егерей новыми боеприпасами.

Бородкин встретил меня, направляясь по делу, поэтому долго задерживаться не мог. Мы договорились о встрече вечером, и он отправился инспектировать очередной то ли госпиталь, то ли перевязочный пункт.

…С дальнейшими действиями начальство, судя по всему, пока не определилось. На мой взгляд, напрашивался один из двух вариантов.

Либо форсировать Двину (она в этих местах совсем неширокая) и выбить остатки французов из Полоцка, либо оставить под Себежем небольшой заслон и двинуться на Ригу.

В последнем случае мы поставили бы Макдональда в крайне затруднительное положение: мало того что силы наших объединённых корпусов значительно превышают находящиеся под его командованием, так и рижский гарнизон — это тоже практически ещё один корпус, тем более что Эссен получил подкрепление из двух полков морской пехоты.

А у французского маршала более половины личного состава пруссаки, которые вряд ли полны боевого задора. Насколько я помню историю своего мира, то они не только дезертировали больше, чем остальные, но даже просились к нам, воевать против Бонапарта. Целый легион из них сформировали.

Чего-чего, а каких-либо опасных телодвижений из Полоцка точно можно было не опасаться — навести мосты, сбить наши заслоны, а потом с оставшимися ошмётками своих дивизий двинуться на Петербург… Даже не смешно. Их по дороге не то что ополчение — куры лапами залягают.

Впоследствии я узнал, что французы не стали дожидаться окончательного истребления в Полоцке, оставили город и отошли на восток. На соединение с корпусом Виктора под Смоленском, как я понимаю. Что же, разумно. Но это развязало руки и нашему командованию — Витгенштейн пошёл на Макдональда. Под Себежем оставались одна пехотная и одна егерская бригады, Ямбургский драгунский, пушки полковника Штадена (тридцать шесть штук) и казаки Родионова.

Макдональд, естественно, боя не принял и предпочёл смотаться на левый берег Даугавы. Мосты за собой, разумеется, сжёг.

Река под Ригой, конечно, сильно пошире, чем возле Полоцка, но понтонёры Геруа и рижские пионеры переправу обеспечили достаточно быстро.

Наши войска, подкреплённые тридцатью батальонами гарнизона Риги, погнали любимца Наполеона вдоль реки, как шелудивого пса.

Витгенштейн не стал отвлекаться на Ковно и Вильно — он преследовал основные силы противника. И преуспел. Арьергарды французов (а точнее — пруссаков) сдавались пачками.