Шпага императора - Коротин Вячеслав Юрьевич. Страница 57
Вернее, первые шеренги как раз и попытались, но, прорвавшись через первое пламя, немедленно попадали во второе…
Их вопли послужили предостережением остальным, и больше попыток не предпринималось.
А наши ребята стали вслепую палить дружными залпами сквозь огонь. Не видя цели, но зная, что она там имеется. Промахнуться сложно.
Да и пушкари щедро посыпали застопорившиеся ряды противника картечью так, что, наверное, сама Смерть умаялась махать своей косой.
…Ну вот и всё… Я сделал что мог. Теперь — только шпага и пистолет… Жутко не хочется умирать, но, видимо, придётся. Нефть скоро догорит, и разъярённые французы ломанутся и на батареи, и в дефиле между ними…
Я потянул из ножен подарок Сергея Васильевича, Горемыкин тоже вытащил свою саблю. Стоящие рядом пионеры и моряки-гвардейцы аналогично ощетинились оружием.
Против ружья со штыком наше вооружение очень даже смешное, но хоть сколько-то вражьих жизней с собой заберём, тем более что в отличие от артиллеристов, например, пистолеты у нас имеются, не только тесаки…
— Майор Демидов! — на рыжей кобыле подскакал адъютант командира Восьмого корпуса. — Вам приказано отвести своих людей в тыл и явиться к генералу Бороздину.
— Вам также, господин капитан-лейтенант, — это уже к Горемыкину.
— И ещё, — продолжил офицер, — князь Багратион просил передать вам всем «Спасибо!». Отводите своих подчинённых возможно скорее, господа. Повторяю: это приказ.
Нельзя сказать, что я был сильно расстроен таким поворотом событий, но заметил, что некоторые из моих подчинённых, вкладывали свои клинки в ножны с явной неохотой.
А я и не спрятал шпагу.
— Отставить! Оружие к бою!
Умирать не хочется, а придётся. Уж больно жиденько здесь направление атаки прикрыто. Значит, ударить могут именно сюда. И каждый… нет, не штык, но тесак и пистолет тут пригодятся. А вместе с моряками…
— Мы тоже остаёмся, — кивнул мне Горемыкин.
В дефиле между укреплениями опять накатили — волна на волну…
— Господа! Приказ генерала! — продолжал разливаться адъютант.
Вот зануда!
— Капитан! — обернулся я к офицеру. — Или присоединяйтесь к нам, или скачите скорее к Бороздину и доложите ситуацию. Скажите, что уже пионеры и моряки в бой с вражеской пехотой идут.
Кажется, дошло до увешанного аксельбантами благородия — кивнул и стронул своего коня на предмет доставки информации.
А здесь события развивались достаточно хреново: ломили французы оборону. Ну откуда же их в этой задрипанной Франции столько нарожали?
Пока наша пехота держит, но явно не выдержит. Нужно быть готовыми заткнуть «дырку» и дождаться момента, когда командование соизволит послать на поддержку хоть какие-нибудь резервы.
Оглянулся на своих и увидел, что далеко не все собираются драться тесаками — у многих в руках были лопаты. Не самый плохой выбор, кстати, если провести аналогию со средневековыми битвами: тесак — это меч, а лопатка — секира. Так даже рыцари зачастую предпочитали идти в бой именно с секирой. Кстати, наш сапёрный тесак в рукопашной сшибке смотрится предпочтительнее, чем пехотный или артиллерийский, — тяжелее в полтора раза, так что отбивать им направленное в тебя ружьё со штыком значительно сподручнее, да и обух у него в виде пилы — и более «цеплючий», и раны от данного оружия посерьёзнее получаются.
А уж большие лопаты, которых десять на роту имелось, в руках самых дюжих пионеров, каковые и разобрали весь десяток, это вообще всесокрушающая смерть в рукопашном бою…
Линейная пехота страшна своим огнём и строем, тогда действительно она королева полей, тогда только артиллеристы могут остановить её победную поступь. Ну, или такие же пехотинцы.
Но в грядущей сшибке ожидалось, что французы уже выпалят свои заряды по нашим, что строй в свалке рукопашки будет нарушен… Вот тогда и посмотрим, кто кого…
Зараза! Что у них там за корректировщик выискался?
Прямо перед строем моряков шлёпнулась и завертелась, шипя, граната. Взрыв. Осколки резанули по гвардейцам, выкосив около десятка матросов.
Вторая. Уже по наши души, пионерские. Зазубренные куски чугуна посеяли смерть и в моей роте. Ещё взрыв… Ещё…
Выяснять, что за батарея пристрелялась и почему, некогда!
Но я вам не князь Андрей — это Болконский, чтоб икнулось Льву Николаевичу, держал под огнём свой резервный полк и потерял при этом половину штыков…
— Вперёд! Подойти к гренадёрам! — заорал я во всю силу лёгких.
Горемыкин сначала взглянул с удивлением, но потом улыбнулся и одобрительно кивнул.
Двинулись к тылу нашей пехоты. Ускоренным шагом двинулись. Причём категорически вовремя — прямо на наших глазах строй последних шеренг стал разрываться, и на оперативный простор завыскакивали вражьи морды, одна за другой…
— Бегом!
И пионеры с гвардейскими моряками дружно припустили к прорванному участку. Ревущей толпой припустили, совсем не строем. Да и глупо было бы наступать на врага, выставив вперёд тесаки и лопатки.
У кого-то хватило ума разрядить свои пистолеты в противника, но многие вошли в кураж и просто позабыли о том, что могут выбить ещё одного врага, не подвергая себя опасности.
Схлестнулись.
Прорвавшихся французов вырезали на раз, но не остановились и врубились в общую свалку…
«Командир должен быть позади…» — это ещё Чапаев Петьку учил в знаменитом фильме. Может, в начале двадцатого века это и будет правильным, но сейчас…
Подчинённые должны видеть своего офицера впереди.
Хоть и не линейная атака, но всё-таки атака…
Первого устремившегося на меня французского солдата я просто пристрелил из пистолета — благо что осечки не случилось. Второму швырнул эту стрелялку в физиономию (причём попал), и приколол оглоушенного шпагой.
А вот с третьим случился конфуз, что и ожидаемо: штык-то я шестой защитой отвёл, уже приноровился пырнуть после этого супротивника…
Грамотно обучали пехотинцев корсиканца — мгновенно сообразив, что его штык ушёл мимо цели, француз лупанул меня прикладом в левое плечо.
А я был в атаке. То есть без надёжного сцепления с матушкой Землёй.
Кувыркнулся ваш покорный слуга только так. Ещё и перевернулся пару раз.
Прямо под ноги очередному супостату.
Зря он стал сомневаться на предмет, куда бы меня штыком тыкнуть. Ой, зря!
Я уже видел ухмылку на лице данного француза, я уже физически ощущал, как мне в грудь или живот вонзится штык…
Говорят, что перед смертью перед мысленным взором человека мгновенно проносится вся его жизнь. Враньё. Во всяком случае, в моём случае. (Опять каламбур.)
В сознании, когда увидел направленный в своё туловище штык, блеснуло только: «Настя!»
Передать этот звук невозможно: «Хлюп! Хрясть! Бздыньш!..»
Это нужно слышать. (А лучше не слышать и тем более не видеть.)
С данным звуком снесло половину черепа у того самого француза, что секунду назад выбирал, в какую точку моего организма воткнуть штык.
Специально так не попасть, но чудеса встречаются на войне чаще, чем где-либо: Лёшка Кречетов метнулся спасать командира и махнул своим двухкилограммовым тесаком так, что сталь вошла аккурат в рот французу. А там уже и препятствий практически не оставалось — прорезать щёки и перерубить сочленение черепа с позвоночником. На шее осталась только нижняя челюсть вражеского пехотинца.
Однако покойник не угомонился и предпринял ещё одну попытку угробить намеченную ещё при жизни жертву: не выпуская ружья из рук, стал заваливаться прямо на меня. Ясное дело, что состояние полной прострации, в котором я в тот момент находился, совершенно не способствует способности мгновенно сориентироваться и увернуться от смертельной опасности. Унтеру пришлось спасать моё высокоблагородие вторично — коротким толчком Кречетов отпихнул мертвеца вбок, и тот благополучно попал штыком в землю-матушку, а не туда, куда собирался изначально.
— Вы как, вашвысокобродь? Помочь?
— Спасибо, Лёшка! Встать помоги…
Благо что в данном месте и в данное время уже не было французов в непосредственной близости, поэтому переход обратно в вертикальное положение прошёл беспроблемно.