Хозяин дракона - Дроздов Анатолий Федорович. Страница 9

Высмотрев, что требовалось, Некрас соскочил наземь. К нему тут же метнулся худой отрок.

– Посторожу коня, боярин!

Некрас внимательно глянул на отрока. Тот был одет в латаную-перелатаную рубаху, холщовые порты. Но одежда была чистой, сам отрок умыт и даже причесан. Серые глаза на скуластом конопатом лице, тонкие бледные губы. Несмотря на прохладу, отрок был бос.

– Не тревожься, боярин, догляжу в исправности! – заверил отрок, по-своему поняв долгий взгляд сотника. – Меня здесь знают.

Некрас сунул ему повод и направился в медовые ряды. Там он, не обращая внимания на зазывания торговцев, остановился у воза молодки в расшитой рубахе. Молодка улыбнулась, показав ровные белые зубы.

– Добрый мед, боярин! Сама варила!

– Почему сама? – спросил Некрас, пристально разглядывая молодку.

– Некому более – вдовая я, – ответила молодка, ничуть не смущенная его взглядом. – Муж дружинником был, летось сгинул в сече. – Молодка вздохнула, но по всему было видно: если она и горевала о муже, то недолго. – Спытай меду, боярин!

Некрас кивнул. Молодка зачерпнула глиняной кружкой из корчаги и поднесла ее сотнику. Некрас медленно выцедил кружку до дна и крякнул:

– Добрый мед!

– Сколько брать будешь? – деловито спросила молодка. – Корчагу, две?

– Я верхом приехал…

– Скажи куда, отвезу.

– Сказать не можно, а вот сам заехал бы!

Молодка пристально посмотрела на сотника, и щеки ее зарумянились.

– Моя изба в посаде, третья от полуденных ворот. На воротах петух резной. Спросишь Улыбу, всяк покажет.

– Баня у тебя есть?

– Есть! – подтвердила Улыба. – Приходи – попарим, угостим, спать уложим, коли мед в ноги ударит.

Некрас достал из кожаного кошеля серебряную ногату и протянул Улыбе.

– Задаток!

– Такому боярину можно и на повер! – возразила Улыба, но монету тут же спрятала. Затем зачерпнула и поднесла сотнику еще кружку. В этот раз Некрас пил не спеша, улыбаясь и переглядываясь с молодкой.

– Чей это отрок? – спросил, возвращая пустую кружку. – Который кобылку мою держит?

– Ничей! – пожала плечами Улыба. – Сирота. Крутится на торгу: кому коня подержит, кому покупку снесет. Ломоть хлеба дадут – он и рад.

– Давно здесь?

– С прошлого лета. Как Великий веси вкруг Белгорода пожег, много люду в город набежало. Кто потом к себе воротился, кто здесь устроился. А этот остался при торгу.

– Что ж никто не берет?

– Своих, поди, не прокормить! – вздохнула Улыба. – А тут чужой… Хотя отрок он добрый – услужливый, честный. Худого не слыхала.

– Увидимся вечор! – попрощался Некрас и отправился в хлебные ряды. Там остановился у воза с пирогами.

– Бери, боярин! – оживилась толстая торговка. – С зайчатиной, горячие, укусные – лучше не сыщешь. Одна белка за пару.

Некрас достал из кошеля серебряную ногату, ножом разрезал ее пополам, затем половинку – еще надвое. Маленький кусочек серебра отдал торговке, взял пироги. Один сразу сунул в суму, второй разломил. Вкусно запахло горячим хлебом и печеным мясом. Некрас куснул, одобрительно кивнул и пошел к коню, жуя на ходу. Подойдя к отроку, сунул ему целый пирог.

– Спаси тебя бог, боярин! – обрадовался тот.

Пирог отрок разломил пополам, одну половину сунул в холщовую суму, от второй стал жадно откусывать – было видно, что голоден. Некрас спокойно дал ему доесть, затем отстегнул от седла кожаную флягу, напился сам и напоил отрока. Тот благодарно поклонился.

– Как звать?

– Олята.

– Меня – Некрас, княжий сотник.

– Тот самый? У которого змей?

– Откуда ведаешь? – удивился Некрас. – Святояр сказал: тайна это.

Олята засмеялся.

– Твой змей на лугу сотню обгадил, жены дружинников Оляне ворох грязных портов нанесли. Так лаяли тебя! Все поведали. Оляна порты два дня мыла.

– Кто такая Оляна?

– Сестра. Мы разом родились, только я первый! – гордо уточнил Олята. – Потому и назвали так: Олята – Оляна.

– Батьки живы?

– Дружинники Великого летось посекли, – вздохнул отрок. – Мы с Оляной как раз по грибы пошли. Вернулись – весь горит, люди посеченные повсюду. Всю родню побили, идти некуда. В город подались. Оляна порты да рубахи моет, я – на торгу.

– Голодно?

Вместо ответа Олята вздохнул.

– Лет сколько тебе?

– Четырнадцать.

– Иди ко мне в службу! Сыт будешь, одет.

– А служба какая?

– За конем смотреть, домом.

– Порты мыть и шти варить? – насупился Олята. – Я не баба!

– Найдем бабу! – усмехнулся Некрас, бросив взгляд в медовые ряды.

– Улыба не пойдет! – возразил Олята. – Сама девку для работы держит.

– Глазастый! – нахмурился Некрас.

– В городе живу! – шмыгнул носом Олята. – Сестру мою бери! Она работящая.

– Мала больно! Болтлива небось.

– Не. Как батьков посекли, молчит совсем.

– Мову отняло?

– Не! Говорить не хочет.

– Ладно! – согласился Некрас. – Станет много болтать – выгоню. У меня строго! Перебирайтесь сегодня же – мой дом при конюшне в Волчьем Логе. Знаешь? Вот… Остановят дружинники, скажешь: Некрас нанял. В доме холсты, сукна, кожи – сошьете себе одежу, а еды много.

– Платить сколько будешь?

Некрас изумленно глянул на отрока.

– Гляди-ка! Еды и одежи мало… Сколько просишь?

– Ногату в месяц. Одну мне, другую Оляне.

– Будет!

– Одну дай вперед!

– Зачем?

– На Оляне рубашка худая, на улицу не выйти. Не починишь уже – холстина гнилая, под иглой лезет. Я на торгу приценился: рубаха ногату стоит. Как раз на нее…

Некрас сунул Оляте монету. Тот деловито зажал ее в кулаке.

– Змея покажешь?

– Даже чистить заставлю. Чтоб блестел, как конь!

– А он… – Олята потупился. – Не съест?

– Есть в тебе нечего! – усмехнулся Некрас. – Мясо нарасти! Зачем смоку тебя есть? Сам знаешь, что он с худыми людьми делает!

6

Олята бросил последнюю охапку соломы на пол и направился к выходу. Змей преградил дорогу.

– Чего более? – заворчал отрок. – Навоз убрал, тебя почистил, соломы для подстилки принес… Все сделал!

Олята двинулся к выходу, но змей, изловчившись, наподдал ему головой пониже спины. Отрок пролетел несколько шагов и зарылся головой в солому.

– Чего дерешься?! – закричал он, вставая. – Совсем ополоумел! Не погляжу, что смок, да как возьму вилы!

Змей подцепил зубами кожаное ведро, лежавшее у стены, и протянул Оляте.

– Мыл уже! – осердился Олята. – Коня так не мою, как тебя, идола! Слетал бы к реке да искупался!

Змей не отступил. Олята, вздохнув, взял ведро и, потирая ушибленное место, поплелся к бочке с водой. Смок повернулся к нему боком, и Олята, смачивая рогожу в ведре, стал тереть ею круп змея. Когда он добрался до основания шеи, смок шумно выдохнул, уложил голову на солому и прикрыл глаза. Олята стал тереть выпуклость на крупе, и смок блаженно заурчал.

«Чешется! – догадался Олята. – Что у него тут? Как зуб режется. Но какие зубы на теле?..»

Отрок переступил через шею смока – с другой стороны крупа была такая же выпуклость. Олята стал тереть и ее; змей, было примолкший, возобновил урчание.

«Надо у Некраса спросить, что это…» – решил Олята.

У входа в конюшню показалась Оляна.

– Что? – спросил отрок.

Сестра указала рукой в сторону дома.

– Приехал кто?

Оляна кивнула.

Олята отложил ведро и пошел к выходу. Змей не стал мешать.

У крыльца стоял конь в богатой упряжи, рядом, сердито поглядывая на подходившего отрока, – Святояр.

– Некрас где? – спросил он, не отвечая на поклон.

– В посаде.

– Конным убыл?

– Конным, – подтвердил Олята. – Мигом сбегаю!

– Буду я ждать! – заворчал воевода. – Садись на моего коня – и духом!

Олята не заставил себя упрашивать. Взлетев в седло, крикнул сестре: «Потчуй гостя!» – и сразу сорвался в галоп. Стремена оказались длинны, подтягивать их было недосуг: Олята колотил в бока откормленного жеребца кожаными поршнями. Конь шел ходко, всадник стрелою пролетел мимо конной стражи, охранявшей въезд в Волчий Лог. Завидев отрока на жеребце воеводы, дружинники в изумлении открыли рты… но Олята уже был далеко. На полном скаку он ворвался в посад и остановил коня перед избой с резным петухом на воротах.