Мы - истребители - Поселягин Владимир Геннадьевич. Страница 11

Я ему: «Как так? Верните меня!»

А он мне: «Хочешь, тебя Хранителем сделаю? Там одни летчики, асы?»

Я спрашиваю: «Немцы есть?»

Бог ответил: «Есть».

Я ему: «На хрен! Возвращай меня назад!»

Он в ответ: «Ну не могу я, понимаешь? Есть только один способ…»

Я: «Какой?»

Бог: «Выиграешь у меня в карты — отпущу, даже благословлю».

Я: «Хорошо. Только я в карты плохо играю».

В общем, сели мы за стол, и Бог стал тасовать карты. Хранители, архангелы, ангелы, купидоны, черти… Нет чертей?! Да? Ну, значит, ошибся. Собрались они вокруг нас и наблюдают. Бог сдал по три карты, сидим прикидываем. Вижу, у меня девятнадцать, еще пару, и будет очко. Думаю, взять еще одну карту или нет? Тут мне пришла идея, и я говорю Богу: «Благословите меня».

Тот машинально благословил. Взял я еще одну карту, а там валет. Очко у меня стало. Тут треск, шум, и я очнулся в палате. Выполнил он свое слово.

— Вы что? С Богом в очко играли?! — изумилась Маша.

«Машенька, ну не надо быть такой доверчивой!» — подумал я и тут увидел смешинку в глазах медсестры.

— Не поверила, значит. Плохой из меня рассказчик, — прошептал я грустно, услышав хихиканье девчонки.

В это время дверь отворилась, и в палату вошла санитарка с подносом в руках.

— Дарья?! — озадаченно спросил я санитарку, у которой было такое знакомое лицо дочери комдива.

— Да? — весело спросила она, положив на освободившийся стул поднос.

— Что ты тут делаешь?

Поймав ее взгляд, увидел испуг, близкий к панике. Однако ее выручила Маша:

— Дарья — доброволец. Устроилась к нам санитаркой.

— А что, работа корреспондента уже не прельщает?

— Я… — начала генеральская дочка и беспомощно посмотрела на Машу.

— Она сама решает, где ей быть. Ты ужинать будешь?

— Конечно! — возмутился я таким вопросом. — Давайте, кормите.

Понять, почему тут появилась Миронова, было нетрудно. Стоило увидеть, как она смотрела на меня. Взглядов в свое время я ловил немало и знал, что они означают. Влюбилась девушка. Тяжело вздохнув, открыл рот и принял первую ложку с кашей.

Эти десять дней карантина пролетели… вернее, проползли со скоростью черепахи. Скука, вот главная болезнь в этих стенах… Были бы со мной в палате другие больные, с которыми можно и нужно поболтать, так нет, один в вип-палате лежу. Скука. Нет, конечно, немного спасали письма моих поклонников, но и они скоро приелись. Большинство писали одно и то же. Но имелись и приятные моменты нахождения в одиночке. С Дарьей мы подружились. Не так близко, как мне хотелось бы — все-таки мужское начало давало о себе знать, — но из-за ранений я пока не был готов к более тесным отношениям, да и девушка явно не торопила постельный этап, просто узнавая меня как человека. Ну физиологически это было нетрудно, утки приносила и выносила она. Да и подкладывала тоже она. А это, как-никак, быстро помогает налаживать отношения. Никогда бы не подумал, что со мной случится подобное.

— Ну что, Сев, готов к труду и обороне? — в один прекрасный день спросил входящий в палату Путилин, отвлекая меня от раздумий.

— Всегда готов! — отсалютовал я, сидя на кровати.

Мне уже два дня разрешали садиться, давая отдохнуть телу.

— Через час будут корреспонденты, ты ничего не забыл?

— Все инструкции заучил от корки до корки. А Архипов где?

— Сейчас будет. А пока давай повторим все, что ты запомнил…

Я с интересом наблюдал за входящими в палату людьми, здороваясь с ними. Среди одиннадцати мужчин выделялась одна девушка с осиной талией, изящной фигуркой и притягательными обводами, вошедшая в сопровождении Архипова и еще одного мужчины — явно иностранца, наши так не одевались.

«Эх, жаль, лица не увидел, заслонили», — невольно вздохнул я. Фигурка у гостьи была высший класс.

Среди прессы семеро оказались явно нашими, они были в форме политруков, военных корреспондентов. Еще один — гражданским, из «Комсомольской Правды», а вот двое — англичанин Джеймс Болтон и француженка Мишель Лаффает — иностранными журналистами. Оба они представляли британскую прессу.

Все данные о них еще вчера мне принес Архипов. Для изучения. Чтобы знал, с кем имею дело. Жаль только, что фотографии там отсутствовали, интересно было бы посмотреть, соответствует ли фигура лицу скрытой пока от меня француженки.

Закончив здороваться, корреспонденты стали занимать места, благо стульев занесли достаточное количество. В это время девушка вышла из-за спины здорового парня в форме старшего политрука, который рассматривал мой китель, и я, невольно привстав, изумленно выдохнул:

— Николь?!

Архипов не ругался и не орал на меня. Просто молча стоял, играя желваками и перекатываясь с пятки на носок и обратно. Не нужно быть прорицателем, чтобы понять — майор в бешенстве. Не выдержав его укоряющий взгляд, я спросил смущенно:

— Ну что? Ну обознался. Надо было фото журналистов показать, тогда бы такой проблемы не было.

Я действительно обознался. Если бы ее лицо я увидел в дверях, то смог бы сдержаться от изумленного возгласа, но слишком неожиданно она вышла из-за спины того политрука, сверкнув такими знакомыми ярко-зелеными глазами. Николь Паупер была моей хорошей знакомой во Франции. Можно сказать, моя девушка на все время пребывания в той стране. Нас обоих устраивали такие отношения — то есть только постельные. Ну не считая кино и кафе, где мы часто встречались. Ее отец имел свой частный самолет на аэродроме, где я летал на ретромашинах, там мы и познакомились. Мишель Паупер, в девичестве Лаффает, была прабабкой Николь, и такое совпадение выбило меня из колеи.

— Обознался, значит? А о чем это вы, товарищ капитан, разговаривали на французском языке в течение десяти минут с этой иностранной подданной? — едко поинтересовался майор.

М-да, я тогда действительно успел немного поболтать с прабабкой моей девушки. Не десять минут, как говорил Архипов, всего минуту, пока все рассаживались и устраивались, с интересом слушая нашу беседу. Судя по лицам, никто, кроме Болтона, не понимал, о чем разговор. Англичанин явно знал французский.

— Ни о чем особенном, товарищ майор. Просто уточнил, кто она.

— Давай в подробностях, даже интонации чтобы были. Ясно?!

— Ясно, — со вздохом протянул я.

— Простите?! — «Николь» смотрела на меня удивленно.

«Ошибся», — мелькнула мысль в голове. Передо мной стояла моя бывшая девушка из прошлого. Пепельно-русые волосы были свободны от всяких заколок и тому подобного, ниспадая на плечи. Чувственные алые губы скрывали жемчужные зубки, правильное лицо, челка, закрывающая высокий лоб, великолепные глаза дополняли картину. Она была красивее Николь, и намного красивее.

— Извините, ошибся. Вы мадмуазель Лаффает? Дочь командора Лаффаета? Командира эсминца «Бодрый»?

— Да. Вы меня знаете? Вы знаете отца? — на одном дыхании затараторила она.

Тут я поймал взгляд Архипова и понял, что пора прекращать — зарвался со своими вопросами. Нужно было просто сказать, что ошибся, прекратив на этом наш разговор, и не спрашивать про отца. Мысли вихрем пронеслись в голове, будоража воспоминания. Перед глазами встала Николь, рассказывающая про своих предков. Я тогда даже фотографии видел. Что-то она такое говорила про подругу своей бабки?..

— Нет, я не знаю ни вас, ни вашего отца. Мне про вас рассказала Жанна Дьюпери. И фотографии показывала.

— Вы знаете Жанну?

— Встречались как-то, — слегка отрешенно ответил я. Жанна Дьюпери была подругой Мишель, в сороковом году, еще до войны, она побывала в Союзе в составе какой-то делегации, та Николь об этом мельком упомянула, а я, гляди-ка, запомнил. Сама Жанна погибла во Франции, во время очередного налета британцев на прибрежный город, в котором жила в оккупации. Это все, что я знал.

Пора было срочно исправлять ситуацию, поэтому, обведя взглядом собравшуюся прессу, мельком глянув на активно греющего уши британца, сказал:

— Извините, товарищи. Девушка очень похожа на одну мою знакомую, вот и обознался. Извините. Ну что, приступим?