Муравьи - Вербер Бернард. Страница 9

— Не знаю… Столько времени об этом говорят!

— К самой близкой звезде послали зонд, «Марко Поло» называется. Скоро мы узнаем, кто наши соседи.

— Ничего из этого не выйдет, раньше тоже посылали зонды и все впустую, только космос засоряли. Я ведь тебе уже говорил, это слишком далеко.

— Может быть, но кто тебе сказал, что пришельцы не прилетят к нам сами? Ведь до сих пор никто так и не знает, откуда взялись все эти НЛО.

— Даже если так, зачем нам встречаться с другими мыслящими существами? В конце концов, дело кончится войной. Тебе не кажется, что у землян и без того хватает проблем?

— Это было бы так интересно. Может быть, мы стали бы ездить на каникулы в новые места.

— Появились бы в основном новые заботы. Джонатан взял Николя за подбородок.

— Ладно, сынок, когда ты подрастешь, то поймешь, что единственное действительно необыкновенное существо, чей разум отличается от нашего, это… женщина!

Люси для виду запротестовала, а затем рассмеялась вместе с мужем. Николя насупился. Ну и шуточки у этих взрослых… Чтобы успокоиться, он стал искать рукой собачью шерстку. Под столом не было никого.

— А где Уарзазат?

В столовой собаки не было.

— Уарзи! Уарзи!

Николя засвистел в четыре пальца. Обычно после этого пудель сразу давал о себе знать: слышался лай, а за ним стук когтей по полу. Николя снова засвистел — безрезультатно. Он отправился искать собаку по многочисленным комнатам квартиры. Родители присоединились к нему. Пуделя нигде не было. Входная дверь была закрыта. Пес не мог выйти сам, отпирать и запирать двери он как-то еще не научился.

Почему-то все направились на кухню, а точнее, к двери в подвал. Щель все еще не заделали. И она была достаточно широкой, чтобы Уарзазат в нее пролез.

— Он там, я уверен, что он там! — застонал Николя. — Надо идти за ним.

Как будто в ответ на эти слова из подвала послышалось отрывистое тявканье. Но слышалось оно очень издалека.

Они подошли к запретной двери. Джонатан преградил жене и сыну дорогу своим телом.

— Я сказал, в подвал ходить нельзя!

— Дорогой, — ответила Люси, — надо идти искать собаку. Почем знать, может, на нее напали крысы. Ты же сам говорил, что там крысы…

Лицо Джонатана окаменело.

— Черт с ней, с собакой. Завтра купим новую. Мальчик остолбенел.

— Папа, я не хочу новую! Уарзазат — мой друг, ты не можешь вот так бросить его погибать.

— Да что с тобой, — подхватила Люси, — давай я пойду, если ты боишься!

— Ты боишься, папа, ты трус?

Джонатан не выдержал их напора. Он пробормотал: «Хорошо, я пойду, посмотрю» — и отправился за электрическим фонарем. Он осветил щель. Там было темно, что называется, хоть глаз выколи, там была темнота, поглощающая все.

Он вздрогнул. Ему ужасно хотелось убежать. Но жена и сын толкали его в эту пропасть.

Злость переполняла его. Боязнь темноты брала верх.

Николя расплакался.

— Он умер! Я уверен, что он умер! И все из-за тебя!

— Может быть, он ранен, — успокаивала его Люси, — надо пойти посмотреть.

Джонатан снова подумал о письме Эдмона. Тон фразы был категоричным. Но что делать?

Когда-нибудь кто-то из них обязательно не выдержит и спустится вниз. Надо было решаться. Сейчас или никогда. Он вытер ладонью мокрый лоб.

Нет, само это никогда не пройдет. Ему, наконец, представился случай победить свои страхи, сделать шаг, противостоять опасности. Тьма хочет поглотить его? Тем лучше. Он готов идти до конца. В любом случае терять ему больше нечего.

— Я иду!

Он взял свои инструменты и сломал замок.

— Что бы ни случилось, оставайтесь тут, ни в коем случае не ходите меня искать и не зовите полицию. Ждите меня!

— Ты как-то странно говоришь. Это всего-навсего подвал, самый обыкновенный, как в любом доме.

— Сомневаюсь…

Освещенный оранжевым овалом заходящего солнца самец № 327, единственный, оставшийся в живых из первой весенней охотничьей экспедиции, бежит один. Один как перст.

Лапки его скользят в лужах, грязи и прошлогодних листьях. Ветер высушил его губы. Пыль покрыла янтарным слоем его тело. Он не чувствует больше своих мускулов. Большинство его когтей сломано.

№ 327 спешит. Он уже различает близкую цель в конце обонятельного пути. С каждым шагом растет среди пригорков белоканских Городов, приближается к нему необъятная пирамида Бел-о-кана. Материнский Город — пахучий, вдохновляющий и завораживающий маяк.

№ 327 достигает, наконец, подножия величественного муравейника, поднимает голову. Его Город вырос еще больше. Начато строительство нового защитного слоя купола. Вершина горы из веточек бросает вызов луне.

Молодой самец в мгновение ока находит на уровне земли еще открытый вход и кидается в него.

И вовремя. Все рабочие и солдаты, работавшие снаружи, уже вернулись. Охранники собираются запирать муравейник, чтобы сохранить внутри тепло. Как только № 327 переступает порог, каменщики начинают работу, дверь за ним закрывается. Практически захлопывается.

Вот и все, ничего не осталось от холодного, варварского внешнего мира. № 327 снова окунулся в цивилизацию. Теперь он может отдохнуть и раствориться в недрах Племени, Он больше не один, его много.

Подходят часовые. Они не узнают самца под слоем пыли. Он быстро выделяет опознавательный запах и успокаивает их.

Какой-то рабочий замечает исходящий от него запах усталости. Он предлагает самцу № 327 трофаллаксию, ритуальный дар своего тела.

Каждый муравей имеет в брюшной полости особый карман, по сути, второй желудок, который не переваривает пищу. Это своего рода кладовая для общественных нужд. Пища может долго храниться в нем, оставаясь совершенно свежей и нетронутой. По мере необходимости муравей срыгивает ее и отправляет в нормальный, переваривающий желудок. Или выплевывает и угощает соплеменника.

Жесты всегда одинаковы. Угощающий муравей приближается к объекту трофаллаксии и похлопывает его по голове. Если принимающий муравей согласен, он опускает усики. Или же, наоборот, высоко поднимает их в знак отказа. Значит, соплеменник не так уж голоден.

Самец № 327 не колеблется. Его энергетические резервы настолько истощены, что он, того гляди, застынет, как в столбняке. Муравьи сближают свои рты. Пища поднимается.