Рога - Кинг Джозеф Хиллстром "Хилл Джо". Страница 57

Иг ухватился за дверцу, попытался выйти, но Ли шагнул вперед и пинком ее захлопнул. Пластик приборной доски быстро почернел, ветровое стекло стало на глазах обугливаться. Сквозь него видна была ночь и тропа Ивела Нивела; где-то там внизу текла река. Иг пошарил в огне, нашел переключатель скоростей и перевел его в нейтральное положение, другой рукой он отпустил парковочный тормоз. Когда он снимал ладонь с передачи, за ней потянулись липкие нити пластика, сплавившегося с кожей.

Снова взглянув в открытое водительское окошко, Иг увидел, как Ли начинает от него уплывать; в сиянии движущейся преисподней его лицо было бледным и ошарашенным. Затем Ли остался позади, и мимо «гремлина» помчались деревья. Чтобы видеть то, что впереди, Иг не нуждался в фарах; машину окружал золотистый свет, она превратилась в пылающую колесницу, разгонявшую тьму . Тише качайся, моя колесница, [32]вспомнилось Игу.

Сверху над машиной сошлись деревья, по бокам ее хлестали кусты. Иг не бывал на этой дороге со времени магазинной тележки, больше десяти лет, и уж точно не ездил здесь ночью — или в машине — или сгорая заживо. Но при всем при том он помнил путь, помнил по ощущениям в желудке. Спуск становился все круче, пока не стало казаться, что машина просто падает с обрыва. Задние колеса оторвались от земли и снова опустились с хлестким металлическим звуком. Правое окошко взорвалось от жара. Со свистом проносились кусты и маленькие сосенки. В руках у Ига была рулевая баранка, он не помнил, когда за нее схватился. Баранка оплавлялась и оседала, подобно часам на картине Дали. Левое переднее колесо обо что-то ударилось, руль рвался из рук, пытаясь развернуть пылающий «гремлин» в сторону, но Иг упрямо удержал машину на дорожке. Дышать он уже не мог, все вокруг было огнем.

«Гремлин» ударился о полоску земли, завершавшую тропу Ивела Нивела и пылающей дымной кометой взлетел к небу. Пламя перед Игом расступилось, словно чьи-то невидимые руки раздвинули красный занавес. Прямо на него мчалась вода подобная дороге, вымощенной гладким черным мрамором. А потом раздался громкий плеск, ветровое стекло разлетелось вдребезги, и в машину хлынула вода.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Ли Турно стоял на берегу и смотрел, как течение медленно разворачивает «гремлина» носом по течению. Машина ушла под воду почти целиком, только задняя часть чуть-чуть высовывалась. Огонь уже погас, хотя по краям багажника еще пробивался белый дымок. Ли стоял с гаечным ключом в руке и смотрел, как машина кренится и оседает все глубже. Потом он краем глаза заметил рядом со своей ногой какое-то движение. Он опустил глаза, отпрыгнул с криком отвращения и ударил ногой водяную змею, уже скрывавшуюся в траве. Змея проползла мимо и с плеском упала в реку. Губы Ли подрагивали от брезгливости, а тем временем в воду соскользнула и вторая змея, и третья; лунная дорожка на воде задрожала и разбилась на несколько кусков. Ли бросил последний взгляд на тонущую машину, повернулся и полез по склону вверх.

Ли ушел уже довольно далеко, когда Иг поднялся из воды на берег. Его тело слегка дымилось. Он сделал шесть неуверенных шагов и опустился на колени. Валясь в папоротники на спину, он услышал, как хлопнула дверца машины; Ли развернул свой «кадиллак» и уехал. Иг лежал на берегу и отдыхал.

Его кожа не была уже бледной, как рыбий живот, но приобрела насыщенный красноватый цвет, как некоторые разновидности красного дерева. Дышалось ему легко, как никогда прежде; его грудь, как меха с каркасом из ребер, вздымалась и опадала без всяких усилий. Пять минут назад он слышал, как одно из ребер треснуло, а сейчас уже не чувствовал ни малейшей боли. Только много позже он заметил на теле пятна, подобные синякам месячной давности, — единственные следы жестокого избиения. Он открыл рот, закрыл рот, сильно поворочал челюстью, но боли не было, а когда его язык стал искать выбитые зубы, то нашел их целехонькими, гладкими и на прежнем месте. Он сжал и разжал кулак. Все в полном порядке, все кости целы. Тогда он этого не замечал, но теперь неожиданно вспомнил, что за все время этого горения ни на миг не испытывал боли. И как раз наоборот, он вышел из огня невредимым, исцеленным. Теплый ночной воздух полнился запахами бензина расплавленного пластика и обгорелого железа — запахом, от которого в Иге что-то шевельнулось, точно так же, как от запаха Меррин, запаха лимона и мяты, и девчоночьего пота. Игги Перриш закрыл глаза и стал делать один блаженный вдох за другим, и, когда он снова открыл глаза, уже светало.

Его кожа, туго натянутая на кости и мускулы, чувствовала себя совершенно чистой. Он никогда не бывал чище. Вот так, очевидно, и должно ощущаться это новое крещение — крещение огнем. Берега заросли дубами, их широкие листья качались и трепетали на фоне невозможно синего неба, их края сверкали золотом и зеленью.

Меррин увидела среди листьев древесную хижину как раз при таком освещении. Они с Игом толкали свои велосипеды по лесной тропинке, возвращаясь из города где провели почти все утро за волонтерской работой по окраске церкви, а поэтому были в мешковатых футболках и обрезанных выше колена джинсах, забрызганных белой краской. Они ходили и ездили по этой тропинке довольно часто, но прежде не замечали здесь никакой хижины.

Впрочем, ее было легко не заметить. Она была построена в пятнадцати футах от земли в раскидистой кроне какого-то дерева, узнать которое Игу не удалось, и пряталась за тысячами темно-зеленых листьев. Когда Меррин указала на хижину, Иг сперва не заметил, что там вообще что-то есть. Ничего там не было. А затем было. Солнечный свет, пробивавшийся сквозь листья, сиял на белой табличке. Когда они подошли поближе, под самое дерево, хижину стало виднее. Это было нечто вроде белого ящика с широкими вырезами окон, занавешенных дешевыми нейлоновыми занавесками. Было похоже, что ее строил кто-то знающий, что он делает, а не случайный человек, случайно посвятивший свой уикэнд случайному рукоделию, хотя ничего особенного в ней и не было. К ней не вела никакая лестница, да она и не была нужна. Низкие ветки образовывали цепочку естественных ступенек, ведущую к закрытому люку. На нижней стороне люка белой краской была написана короткая фраза, видимо юмористическая: «Блаженны вы будете, сюда войдя».

Иг остановился и начал разглядывать — прочитав эту надпись, он негромко фыркнул, — но Меррин не теряла времени. Она положила свой велосипед на мягкие кочки под деревом и сразу же полезла, уверенно перебираясь с ветки на ветку. Иг стоял внизу и смотрел, как она карабкается, пробирается между сучьев, и неожиданно поразился ее голым ногам, дочерна загоревшим за целую весну, посвященную игре в футбол. Добравшись до люка, Меррин оглянулась и посмотрела на Ига. Потребовалось усилие, чтобы перевести глаза с ее ног на лицо, а когда он это сделал, оказалось, что Меррин ухмыляется. Она не стала ничего говорить, а только открыла люк и юркнула внутрь. К тому времени, когда Иг последовал за Меррин, она уже раздевалась. На полу лежал маленький пыльный квадратный коврик. На столе стояла бронзовая менора с девятью обгорелыми свечами, окруженная фарфоровыми фигурками. В углу стояло кресло с заплесневелой обивкой. За окном колыхались листья, их тени непрерывно двигались по ее телу, а древесная хижина негромко поскрипывала в своей колыбели из веток, и как там этот старый детский стишок про колыбель на дереве? Баю-бай детки на еловой ветке. [33]Баю-бай. Иг прикрыл за собой люк и задвинул его креслом, чтобы никто не застал их врасплох. Он тоже разделся, и какое-то время они качались вместе.

— А что тут за свечки и эти стеклянные фигурки? — спросила потом Меррин.

Иг встал на четвереньки, чтобы рассмотреть их поближе, а Меррин быстро села и звонко шлепнула его по заднице. Иг рассмеялся и отполз от нее на безопасное расстояние.