Океан в конце дороги - Гейман Нил. Страница 32
Джинни Хэмпсток поднялась, обхватив руками безвольное тело дочери. Лэтти болталась и тряслась, как тряпичная кукла, пока ее мать вставала, и я с ужасом смотрел на нее.
«Это все я виноват. Простите. Простите меня», — пролепетал я.
Старая миссис Хэмпсток сказала: «Ты же хотел как лучше», но Джинни Хэмпсток не проронила ни слова. Она направилась по проселку к ферме, прошла коровник и за ним свернула. Я подумал, что Лэтти уже слишком большая, чтобы ее носить на руках, но Джинни несла ее, словно та весила не больше котенка, голова девочки и верхняя часть туловища покоились на плече у матери, будто бы ребенок уснул и его несут наверх в кровать. Джинни шла по дорожке вдоль живой изгороди, все дальше и дальше, пока мы не добрались до пруда.
Ветер стих, ничто не нарушало тишину ночи, мы двигались по дороге, и только лунный свет освещал нам путь; пруд, когда мы вышли к нему, оказался просто прудом. Ни золотого свечения. Ни волшебной луны. Лишь темный, обычный пруд и полумесяц, настоящий, узкий, отражающийся в воде.
На берегу я остановился, старая миссис Хэмпсток встала рядом.
Но Джинни Хэмпсток продолжала идти.
Пошатываясь, она продвигалась дальше, пока вода не дошла до бедер, ее пальто и юбка плыли по водной глади, дробя лунный серп на множество маленьких полумесяцев, которые то бросались врассыпную, то вновь собирались вместе вокруг нее.
На середине пруда, где вода была черной, Джинни Хэмпсток остановилась. Она сняла Лэтти с плеча, придерживая за голову и колени своими знающими руками, и стала медленно, очень медленно опускать ее в воду.
Вода подхватила тело девочки.
Джинни сделала шаг назад, затем другой, не отводя взгляда от дочери.
Я услышал стремительно нарастающий шум, будто на нас шел ураган.
Тело Лэтти дрогнуло.
Не было ни ветринки, но на поверхности пруда показались белые барашки. Я увидел волны, сначала легкие, плескучие, потом побольше, которые с силой налетали и разбивались о берег. Одна такая поднялась и обрушилась невдалеке от меня, окатив брызгами мою одежду и лицо. Я почувствовал на губах влагу, и она была соленой.
Я прошептал: «Прости меня, Лэтти».
Я силился разглядеть другой берег пруда. Несколько секунд назад он был мне виден. Но бушующие волны поглотили его, и за телом Лэтти виднелась лишь темнота и бескрайние, одинокие просторы океана.
Волны стали выше. В лунном свете вода начала мерцать, как тогда, в ведре, испуская неяркое синее свечение. На поверхности воды черным пятном плыло тело девочки, которая спасла мне жизнь.
Высохшая рука легла на мое плечо. «За что ты просишь прощения, мальчик? За то, что убил ее?»
Я кивнул, не в силах заговорить.
«Она не мертва. Ты не убил ее, как и голодные птицы, хотя они вовсю старались пробиться через нее к тебе. Ее отдали океану. Настанет час, и океан вернет ее».
Мне представились трупы и скелеты с жемчужинами вместо глаз. Русалки с юркими, поблескивающими хвостами, у моей золотой рыбки хвост так же поблескивал, пока она не замерла без движения и не всплыла животом кверху, как Лэтти. Я спросил: «А она останется прежней?»
Старушка разразилась хохотом, словно я отколол самую смешную шутку в мире. «Ничто не останется прежним. Пройдет ли секунда или одна сотня лет. Все беспрестанно бурлит и клокочет. И люди меняются так же сильно, как океаны».
Джинни выбралась из воды и, понурив голову, встала на берегу рядом со мной. Волны шумели, разбивались, разлетались брызгами и уходили. Вдалеке рокотало, и этот рокот становился все громче и громче: что-то неслось на нас через океан. Из далекой дали, из-за тридевяти земель, прорезая мерцающую синеву, на нас надвигалась тонкая белая линия, и, приближаясь, она росла.
Исполинская волна накатила, все вокруг загрохотало, и я взглянул вверх: она была выше деревьев, выше домов, выше, чем можно себе представить или окинуть взглядом, выше, чем может вынести сердце.
Тело Лэтти Хэмпсток качалось в волнах, и только достигнув его, гребнистый вал ухнул вниз. Я ждал, что промокну насквозь, или того хуже — меня утащит рассерженный океан, и я заслонился рукой.
Но не последовало ни могучего всплеска, ни оглушительного грохота, и когда я опустил руку, то увидел лишь спокойные черные воды ночного пруда, и на его поверхности — несколько листьев кувшинки и задумчивый изгиб полумесяца.
Старая миссис Хэмпсток тоже исчезла. Я думал, что она стоит рядом, но там была только Джинни, которая молча вглядывалась в темную зеркальную гладь маленького водоема.
«А теперь, — сказала она. — Я отвезу тебя домой».
15
Позади коровника стоял «ленд ровер». Дверцы были открыты, и ключ зажигания торчал в замке. Я уселся на застеленное газетой пассажирское сиденье и наблюдал, как Джинни Хэмпсток управляется с ключом. Прежде чем завестись, мотор несколько раз чихнул.
Вот уж не мог представить себе, что кто-то у Хэмпстоков водит машину. Я сказал: «Не знал, что у вас есть машина».
«Ты еще много чего не знаешь, — резко заметила миссис Хэмпсток. Потом посмотрела на меня, взгляд ее потеплел, и она сказала: — Ты и не можешь все знать». Она дала задний ход, и «ленд ровер» загромыхал по колдобинам и лужам, выезжая со двора.
Кое-что не давало мне покоя.
«Старая миссис Хэмпсток говорит, будто Лэтти не умерла, — начал я. — Но она же была как мертвая. Я думаю, она и вправду мертвая. Я думаю, это неправда, что она не умерла».
Казалось, Джинни сейчас что-то скажет, растолкует мне, что есть правда, но она сказала только: «Лэтти ранена. Очень сильно. Океан забрал ее. Честно, я не знаю, вернет ли он ее обратно. Но мы можем надеяться, так ведь?»
«Да». Я сжал кулаки и изо всех сил стал надеяться.
Мы громыхали и тряслись по проселку со скоростью пятнадцать миль в час.
Я просил: «А она была… она в самом деле ваша дочь?» Я не понимал и до сих пор никак не пойму, почему я ее спросил об этом. Может быть, я просто хотел побольше узнать о девочке, спасшей мне жизнь и не единожды выручавшей меня. Я ничего о ней не знал.
«Более или менее, — ответила Джинни. — Мужчины Хэмпстоки, мои братья, ушли в мир, у них были дети, у их детей были дети. В твоем мире есть и другие женщины Хэмпсток, и я готова поспорить, каждая из них — по-своему чудо. Но чистокровные только бабушка, я и Лэтти».
«У нее был папа?» — продолжал спрашивать я.
«Нет».
«А у вас?»
«А ты у нас один сплошной вопрос? Нет, голубчик. С этим мы никогда не связывались. Мужчины нужны, только если хочешь плодить мужчин».
Я предложил: «Не надо отвозить меня домой. Я мог бы остаться у вас. Подождать, пока Лэтти не вернется из океана. Мог бы работать на ферме, таскать тяжести, научился бы водить трактор».
Она ответила: «Нет, — но сказала это по-доброму. — Ты займись своей жизнью. Лэтти подарила ее тебе. Так что теперь расти и постарайся распоряжаться этим даром достойно».
Меня обожгло обидой. Жить, выживать в этом мире, искать в нем свое место, делать то, что необходимо, и сводить концы с концами само по себе нелегко, а тут раз за разом придется оглядываться и думать, достойный ли это поступок, каким бы ничтожным он ни был, потому что за одну твою возможность его совершить кто-то когда-то если не умер, то поплатился жизнью. Это было несправедливо.
«А жизнь несправедлива», — подтвердила Джинни, как будто я говорил вслух.
Она свернула к нам на подъездную дорожку и остановилась у парадной двери. Я вылез из машины, и она тоже.
«Лучше подготовить твое возвращение», — сказала она.
Миссис Хэмпсток позвонила в дверь, несмотря на то что дверь всегда была открыта, и принялась тщательно шаркать резиновыми сапогами по коврику на крыльце, пока мама нам открывала. Она уже приготовилась ко сну — на ней был розовый стеганый халат.
«А вот и он, — сказала Джинни. — Цел и невредим вернулся солдат с войны. Он здорово повеселился на празднике в честь отъезда Лэтти, но теперь самое время юноше отдохнуть».