Вампирвилль - Шрайбер Эллен. Страница 4
— Эй, где Тревор? — спросила я девчонку, переобувавшую кроссовку.
Она раздраженно закатила глаза, а потому смерила меня таким взглядом, словно была королевой, а я — простолюдинкой, имевшей наглость заявиться к ней в замок. Потом эта особа подхватила свои красно-белые помпоны и отвернулась, словно и так потратила на меня слишком много своего драгоценного времени.
— Ты Тревора видела? — повторила я.
— Он дома, — буркнула она.
— Хочешь сказать, что неплохо бы и мне посидеть дома? — пробормотала я. — Вообще-то я сегодня притащилась в школу только затем, чтобы увидеть его.
Она закатила глаза.
Я ответила ей уничтожающим взглядом, представляя себе, каким леденящим мог бы он быть, стань я настоящим вампиром. Вот бы мне превратиться в ужасную летучую мышь, закружить вокруг нее и вцепиться коготками в аккуратно уложенные светлые волосенки, когда она истошно завизжит от страха.
— А чего удивительного, он ведь болен, — сообщила наконец девица, поглядывая на меня с подозрением, как на потенциального разносчика заразы.
Болен? А ведь и Мэтт говорил мне, что Тревор был весь из себя бледный и чувствовал себя плохо. С чего бы это? От солнечного света? Из-за чеснока? Возможно, Джаггеру с Луной удалось заманить его на городское кладбище. Может быть, сейчас Тревор уже спит в красно-белом гробу?
Действовать следовало быстро.
Большую часть своей жизни я провела, пробираясь и прокрадываясь то куда-то, то откуда-то. Это касалось родного дома, особняка, городского кладбища, да и начальной школы. Но вот в нашей средней школе порядки были как в Алькатрасе, а потому мне, простой смертной, не обладающей способностью обращаться в летучую мышь, выбраться из нее представлялось весьма затруднительным.
По распоряжению директора у обоих входов на территории дежурила охрана. Учеников не выпускали из здания даже в большую перемену. Оставалось только окопать территорию рвом и запустить туда акул, но раз ускользнуть было невозможно, следовало получить право уйти открыто.
Я открыла дверь школьного медпункта и обнаружила в комнате ожидания еще трех таких же умников, как я, чихающих, кашляющих, сморкающихся и жаждущих освобождения от занятий. Видя, что дело долгое, я достала дневник и стала вносить в него свои заметки, чтобы хоть как-то скоротать время.
Вскоре перед нами появилась медсестра Уильямс, отвечавшая за здоровье школьников и разделавшаяся с предыдущими больными. Постоянно имея дело с простудами, аллергиями и прочими хворями, она отличалась полнейшей невосприимчивостью к недомоганиям и выглядела так, словно вышла из гимнастического зала, а не из смотрового кабинета.
Медсестра Уильямс пригласила меня в кабинет, открыла стеклянный шкафчик, извлекла оттуда градусник, чтобы измерить мне температуру, а через минуту проверила результат.
— Как я и думала.
— Я больна?
— Полагаю, это тяжелый случай синдрома невыполненного домашнего задания. По весне так просто поветрие подобной заразы.
— Но я чувствую себя ужасно!
— Думаю, тебе просто нужно спать по ночам.
— А я думаю, мне нужно домой, — прохрипела я. — У меня болит живот, голова, да и горло саднит.
Всю эту тираду я произнесла в нос, словно он был заложен.
— Мы не можем освободить тебя от занятий, раз у тебя нет температуры, — заявила медсестра, убирая термометр в стеклянный шкафчик.
— А вы о профилактике ничего не слышали?
— Ты выглядишь так, словно не выспалась. Ладно, тебе нужно получить разрешение от директора.
Здорово. Первое препятствие было взято. В кабинет директора я вошла с запиской от медсестры Уильямс и с порога начала чихать и кашлять.
— Надо же столько болеть! — проворчал он, уставившись в мое личное дело. — Все нормы превышены. Сто тридцать дней из ста сорока.
— Может быть, еще один день станет волшебным?
— Да, выглядишь ты ужасно, — сказал он и подписал освобождение от уроков.
— Спасибо, — саркастически произнесла я.
Такая степень убедительности мною даже не планировалось.
— Мне очень жаль, Рэйвен, — сказала мама, выводя свой внедорожник на подъездную дорожку. — Мне до смерти неохота оставлять тебя одну, но необходимо быть на встрече, которая назначена уже давно.
Она довела меня до двери и обняла, перед тем как я вошла внутрь.
— Мне уже лучше, — успокоила я ее.
Я закрыла дверь и, как только увидела, что мама отъехала, подхватила свои обычные вампирские детекторы, то есть чеснок и складное зеркальце, принадлежащее Руби из туристического агентства «Армстронг», и отправилась прямиком к Тревору.
Неудивительно, что вампиры не рискуют высунуться на дневной свет. Я мечтала о благодатной тени деревьев, тенистых облаках и с нетерпением ждала, когда воцарится приятная вечерняя мгла, поскольку успела вконец измучиться под жарким солнцем, опалявшим мою бледную кожу, пока добралась до дома Митчеллов. Напротив большого гаража, рассчитанного на четыре машины, был припаркован пикап с надписью «Фергюсон и сыновья». Я прислонила велосипед к боковине крытого крыльца и позвонила в дверь. Ответа не последовало, и я позвонила снова.
Неожиданно из гаража вышел невысокий пожилой мужчина со стремянкой в руках.
— Привет, мистер Фергюсон, — окликнула я знакомого маляра. — Тревор дома?
Пожилой работник посмотрел на меня не без удивления.
— Это я, Рэйвен, — сказала я и сняла очки.
— А, Рэйвен, привет. Почему ты не в школе?
— У нас обеденный перерыв.
— Вот уж не знал, что вас, школьников, теперь распускают на обед по домам. Давно это, конечно, было, но в мое время ничего подобного никому и в голову не приходило. Вот, как сейчас помню…
— Знаете, я бы с удовольствием все это послушала, но боюсь, что у меня не так много времени.
— Я только что отправил своих сыновей за обедом. Знать бы, что ты придешь… — вежливо начал он.
— Это очень любезно, правда, но мне позарез нужно увидеть Тревора.
— Не лучший денек ты для этого выбрала, это уж точно. Он у себя в спальне, с рассвета не вставал.
С рассвета? Что бы это значило?
— Ладно, я только на минуточку, — сказала я, норовя бочком пройти мимо него к гаражу.
Мистер Фергюсон поставил лестницу.
— Рэйвен, туда нельзя.
— Но почему? Мне ведь нужно, — жалобно промяукала я.
Конечно, откуда ему знать, что я занималась спасением всего Занудвилля?
— Не положено. Я на работе. Это было бы нарушением контракта.
Ха! Подумаешь, контракт! Похоже, тут много чего придется нарушить. Я скорчила самую умильную щенячью физиономию, которая всегда помогала мне, когда нужно было отпроситься у папы погулять допоздна, но старикашка на этот фокус не поддался.
— Митчеллы будут дома после пяти.
— Тогда загляну попозже, — ответила я. — Рада была повидаться.
Я прошла к велосипеду, в то время как мистер Фергюсон неуклюже тащил лестницу к своему пикапу. Зная, что он останется стоять ко мне спиной всего несколько секунд, я стремительно нырнула в гараж, проскочила мимо антикварного «бентли», открыла дверь, ведущую в хозяйственные помещения, и шмыгнула туда. Там пахло свежей краской. Пробегая через кухню, я увидела, что она только что была окрашена в ярко-желтый цвет. Мистер Фергюсон постарался на славу. Только бы он не проболтался насчет того, что видел меня.
Я припустила вперед, к большому холлу.
В доме Тревора мне довелось побывать лишь единожды, на дне рождения, когда ему стукнуло пять, и лишь по той причине, что он пригласил всю нашу детсадовскую группу. Мои родители всю дорогу твердили, что будто бы, когда они выросли и посещали дома, в которых бывали в детстве, им казалось, что эти здания стали меньше. Может, оно и так. Если в детстве дом Тревора казался мне замком, то сейчас — всего лишь огромным особняком. Мистер Митчелл владел половиной Занудвилля, а жизнь миссис Митчелл состояла из постоянных походов за покупками и демонстрации их результатов.
Чего стоил один только огромный холл, потолок которого находился на высоте третьего этажа! Две белоснежные лестницы, полукругом обвивавшие внутренний фонтан, вели на мраморный балкон. Слева находилась просторная столовая, где красовалась люстра с хрустальными подвесками, похожими на застывшие слезы, и стеклянный стол с дюжиной бежевых стульев в льняных чехлах.