Король Алекс (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна. Страница 37
А еще было большое желание затолкать ему в какое?нибудь место горящий факел. И я не собирался себе отказывать в такой мелочи.
Ну, или хотя бы замок поджечь для начала?
Так сказать, око за око — с процентами за двадцать лет.
Это случилось на шестую ночь пути. Как сейчас помню — осень, звезды крупные, яркие, шальные… последние глотки уходящего лета, ночевать на земле уже холодно — и мы решили остановиться в трактире.
'Золотой чертополох' он назывался.
Как сейчас помню — низенький потолок, продымленные балки, связки лука на стенах — и на фоне всего этого убожества алое платье вспышкой. И угольно — черные волосы.
И — голос.
Больше я ничего не слышал, только этот голос. Низкий, чуть хрипловатый, льющийся смесью меда и вина… с таким перед королями выступать, а не здесь.
Мы как раз утолили первый голод, когда она вышла — и я пропал.
Смотрел — и сказать ничего не мог.
А песня лилась, завораживала, звала за собой… женщина шла по залу и никто не смел не то, что остановить — даже руку протянуть, даже шевельнуться в ее сторону.
Она — завораживала.
Не злись на птицу за то, что она летает,
За то, что Бог даровал ей вечное небо,
За то, что петь в твоей клетке она не желает,
За то, что для нее неволя — это как небыль…
Она пела о себе?
Или нет?
Я просто смотрел и слушал, а голос лился чисто и свободно.
…За то, что летит она к солнцу, сжигая крылья,
За то, что не верит словам и силкам из шелка,
За то, что смотришь с земли на нее в бессилье,
За то, что в злости твоей никакого толка…
Когда она остановилась у нашего стола, я даже не сразу понял. И когда она смотрела мне в глаза пристальным темным взглядом…
Ведьма.
Настоящая, сильная…
Чем отличаются маги от ведьм?
У магов сила структурированная, она от стихии — и принадлежность мага несомненна. У ведьм же этого нет. Ведьма — это дитя природы. Любимое, родное, ведающее ее тайны.
Конечно, холопы визжали, что их сила не от Светлого Святого, а значит, от Темного Искушающего… чего тут удивляться?
Ежели ведьмы их напросвет видели? И спастись от их ведовства шансов не было ни у кого. Это слабых могли одолеть и поймать, а этой уже лет было… Она как бы не деда в колыбели помнила.
До сих пор ее лица не могу вспомнить.
Помню ее черные глаза, помню крупные кольца волос, помню голос…
Помню, как отстегиваю от пояса полный кошель и протягиваю ей.
— Спой еще… пожалуйста.
Она мягко отстраняет монеты. А еще помню ее слова:
— Приходи как все уснут. Я буду ждать…
Ни Томми, ни Рене их не слышали. Заворожила…
Ведьмы это могут.
Помню сеновал, крупные звезды над головой, насмешливый влажный шепот:
— Демоненок… не спеши, у нас еще вся ночь впереди…
Я пытаюсь сказать что?то про чешую, но теплая ладошка закрывает мне рот.
— Не думай ни о чем. Я хочу, чтобы ты думал только обо мне.
И у меня плывет в глазах. Кажется, я так полностью и не перекинулся, но ее не смущала ни чешуя, ни клыки, ни горящие алым глаза. Помню ее голову на моем плече.
— Чешуйчатый… забавный.
— Ты не хочешь поехать с нами?
— Нет, государь, у нас разные дороги.
— Ты… меня знаешь?
— Нет. Я просто вижу. Как мать, как бабка… у тебя впереди длинная дорога и меня на ней больше нет. Мне жаль. Но эта ночь — наша.
И волна черных волос опять накрывает мое лицо.
Утром я прихожу в себя уже в комнате. Никто ничего не может сказать о вчерашней певице, да и не надо. Я просто ей благодарен.
Жаль, что наши дороги пересеклись лишь единожды, но судьбе не прикажешь.
Ее ждет дорога, меня — Альтверин. Но сначала — Фрайн.
Маршрут выбирал я — и чего удивительного, что он прошел неподалеку от герцогского замка?
Где?то в дне пути.
Томми смотрел вопросительно, он понимал, что нам нет смысла делать такой крюк, гвардейцы чуть ворчали, но я был неумолим.
Мне хотелось заехать в Фарейн — один из красивейших городов Раденора. Посмотреть… там великолепный храм, между прочим! Я обязан помолиться!
Гвардейцы, кстати, меня поддержали. Рудольф гвардию распустил — и они совершенно отвыкли от марш — бросков. Им хотелось отоспаться и отъесться.
Мне тоже… хотелось.
Так что мы выбрали одну из лучших гостиниц города, удобно устроились, погуляли по улицам, а ночью мне стало очень плохо. Кажется, я заболел. Я чихал, кашлял, сморкался, требовал изничтожить все сквозняки в своих покоях…
Томми послушно выполнял мои капризы. И только он знал, что под утро я выскользнул в окно.
День пути?
Да, если неспешным шагом. А если рваться вперед, загоняя коня — то можно и куда как быстрее обернуться.
Коня я купил у трактирщика за городской стеной, но гнать не стал. Ни к чему.
И к ночи добрался до места.
Хороший замок, старый, рядом с таким много чего водится…
Я даже ночи ждать не стал, нашел местечко поукромнее, начертил прутиком на земле пентаграмму, разрезал себе ладонь — и позвал.
Кого?
А кто отзовется.
Чтобы в таком замке и не было ни одной неупокоенной души?
Так не бывает.
Конечно, душа нашлась. Молоденькой служанки, кою изнасиловал прадед прежнего герцога, а девчонка потом кинулась со стены в ров, когда узнала что ждет ребенка. Про замок она знала все — и с удовольствием мне помогла. В обмен на мое обещание отпустить ее душу.
Да, герцог здесь.
Да, и его семья тоже.
Жена, трое детей, старший женат, двое младших пока еще не пристроены… предложений много, выбор большой.
Я расспросил девчонку, где чьи покои, как куда пройти — и приказал ждать меня. А ночью, вот беда?то, полыхнул замок от подвалов и до крыши. Да быстро так, сильно…
У меня же с материнской стороны дар огня. Вот и полыхнуло.
Почему?то мне было важно, чтобы обидчики моей матери погибли так же, от огня…
Фрайн — седовласый красавец, чем?то похожий на Шартреза, так уж точно. Потому что перед тем, как поджечь замок я навестил его в его покоях, оглушил ненадолго, связал, заткнул рот кляпом и привязал к кровати.
Было ли мне его жалко?
Нет.
У меня перед глазами, как живая, стояла семнадцатилетняя девчонка с белыми волосами, тщетно пытающаяся остановить зажженный не ей огонь. Мама… ее душа сгорела в пламени в ту ночь, двадцать лет назад.
Я был милосерднее. Из детей Фрайна погиб только старший — и то не от моей руки. Случайность, простая случайность…
Бросился спасать отца… кажется, мальчишка был получше своего ублюдка — папеньки. Но меня это волновало мало. С утра я уже был у себя в кровати. Томми вошел, посмотрел на меня, принюхался к одежде…
— Алекс, а ты знаешь, что неподалеку сгорел замок?
— не знаю. А он весь сгорел — или что?то осталось?
— от замка — пара камней, от его владельца — скелет. Сгорел в своей кровати, бедолага.
— Вот горе?то, вот беда, — фальшиво посочувствовал я. — Мы едем дальше?
Томмми пожал плечами.
— Едем. Но ты лучше во что другое переоденься. Костром воняет.
Я пожал плечами.
— Причудилось, наверное…
Приятель кивнул. Но я все равно переоделся.
Альтверин мне понравился. Старый замок из громадных серых камней, острые башни, алыке, словно кровью вымазанные крыши, плющ, который оплел стены от фундамента до чердака…
Красиво….
Зато внутри!
Благородная бедность?
Не — ет. Откровеннная нищета. И иначе тут не скажешь. Выскоблено все так, что в каменных стенах свое отражение видно, ни пылинки, ни паутинки. Слуг — десяток, но все выглядят так, словно их корсетами утянули.
Управляющий же…
Шарен Клейт, высокий седовласый мужчина лет пятидесяти, встретил нас на пороге замка с хлебом в руках. Я, как положено, отломил корочку, прожевал, показывая, что всем доволен — не задираться же с порога, пока не выясню, что к чему?