Ведьмин Лог - Вересень Мария. Страница 26
– Нервничаю я!
– А то, что мы вторую сотню кладней в неразменный переплавляем, ты не нервничаешь, да? – ярился старший егерь.
Петро втягивал голову в плечи, стараясь не напоминать, что и ведьм они уже третий десяток волокут. Черт на дороге попался добрый, то есть когда ему ворожбу ломали, он вопил и топотал так, что изо рта летели искры, но каждый раз милостиво соглашался начать все заново.
– Ну, коль вы ко мне с добром, так и я к вам с добром, – хлопал он их по плечам, имея в виду возвращенного любимого племянника.
– Только вот недостача у нас в ведьмах получается, родимец, – шипели пришедшие на перекресток, понимая, что запас ведьм стремительно тает, – коли баб этих к утру недосчитаются – головы нам не сносить.
– А вы с ними как с племянником, – хихикал черт, начиная сортировку товара, – так, эта ведьма стара, эта – глупа, эта – тоща! – зашвыривал черт ведьм куда-то в темноту, пока не доходил до последней и вдруг разевал рот так широко, что служивым делалось жутко. А проглотив – утирался, как мужик после чарки: – О! Чую в себе силу! – и, ставя котел, велел: – Сыпьте деньги!
И быть бы им богатыми, но каждый раз что-то мешало волшбе.
Серьга и Митяй замаялись ведьм по темноте в рощу уводить.
А я устала быть игрушкой любопытному златоградцу, который и за полночь все не унимался, блестя глазами и раскладывая карты.
– А если у меня будет вот так, что ты сделаешь?
«Повешусь», – думала я с тоской, но Илиодор не Ланка и к моим мысленным стонам оставался глух как деревяшка. Какой мерзкий типчик! У него кошка некормленая, а он тут картами занимается. Я, не удержавшись, сгребла эти карты в кучу и высказала все, что наболело, прямо в его привлекательное личико.
– Притомил ты меня уже, Илиодорка, обращаешься как с животным! Ни тебе ласковых слов, ни тебе выпить, потанцевать. Я уж молчу про то, чтоб в баньку сходить! Ты учти, я тебе на шее у себя сидеть не дам! А мышей я не ем принципиально, так и знай на будущее, – и, прежде чем он что-либо сообразил, быстро пробормотала наговор на сон. Он еще моргнул обиженно три раза и медленно завалился на бок, хорошо хоть на кровати сидел.
Я, кряхтя и стеная, кувыркнулась назад, снова став девицей. Как ни весело быть кошкой, но тело затекает! Я прошлась туда-сюда, заново привыкая к движениям, потом поняла, что просто тяну время, и, азартно потерев руки, принялась рыться в барахле Илиодора.
Когда я обнаружила в двойной стенке сундучка пять паспортов на разные имена и ни одного на имя Илиодора, а также кучу рекомендательных писем от разных графьев и князей, с лакунами на месте имен, у меня появилось смутное подозрение. И кто ж ты такой, сокол ясный? Уж не шпион ли?
Тем более что вместе с письмами лежали, посверкивая камушками, золотые безделушки вперемешку с разными хитрыми ключиками-отмычками и поддельными печатями. На дне же сундучка отыскалась еще и дорогая заморская игрушка – пистоля. Я хмыкнула, сложив все это на место, и села любоваться на златоградца, очень сожалея, что не могу добраться сейчас до его одежки: там тоже в потайных швах интересные вещички можно найти. Да и сама одежда может такое про человека рассказать, чего он и сам о себе не подозревает, но для этого надо было бы разбудить Кима Емельяновича, чтобы он сказал, где одежда приезжих, а мне было совестно: и так мужик настрадался. Илиодор улыбался во сне искренне и безмятежно, не испытывая гнета грехов.
– Просто душка, – умилилась я.
В дверь бухнули, но, приоткрыв ее, я увидела за ней лишь висящую в воздухе корзину с припасами.
– О! Уже спим! – хлопнула в ладоши Ланка. – Не быстро ль?
– Язва ты, а не сестра, – укорила я ее.
– А ты не огрызайся на старших, – хмыкнула она.
И мы сели вечерять. Замученный черт явился только под утро, прошел в двери, стуча копытами и волоча за собой длинный безвольный хвост, который от усталости, казалось, просто прилипал к полу.
– Ну, я вам скажу, подружки, за такую работу поить вам меня единорожьим молоком с утра до ночи. И то мало будет.
Ошалелый со сна Триум забился в голове и сонно разразился:
– Миндаля сладкого взять полфунта и горького тринадцать зерен. Сахара колотого кусок с кулак размером и холодной воды три стакана. Обварить кипятком миндаль и запаривать полчаса, а потом, очистив, сложить в каменную или медную ступку и толочь мелко, прибавляя понемногу сахара и холодной воды. Как истолчется, добавить еще стакан воды и процедить. И так продолжать, пока весь миндаль не будет перетолчен и выжат. Вот и будет вам лакомство, кое единорожьим молоком именуется.
– Достал, спи уже! – простонала я.
Пантерий обиделся, не поняв, за что это я его так, и еще долго бухтел, укладываясь, как собака, вертелся и оттаптывал нам копытами ноги.
ГЛАВА 5
Утро началось со скандала. Боярский сын Адриан Якимович Мытный не выспался. Это дело с ведьмами ему с самого начала не понравилось. Едва он со своим старым другом Гришкой Медведевым собрался в имение Мытных, в Трещанск, как отец вдруг без всякого предупреждения велел ему быть срочно в Княжеве. Посыльный примчался на взмыленном коне в ту пору, когда в храме Пречистой Девы колокола возвестили полдень, а Гришка уже часа два как дулся из-за того, что не мог никак растолкать своего перебравшего накануне дружка.
– Воеводе егерской сотни Адриану Якимовичу от главы Разбойного приказа боярина Якима Мытного.
Оба друга с неприязнью уставились на свернутый в трубочку документ, обвязанный тесьмою и скрепленный довеском в виде сургучной печати.
– Ну и на кой нам это надо? – поинтересовался Гришка, брезгливо отодвигая в сторону пальцем и бумагу, и руку, ее протягивающую.
– Боярина Мытного срочно в приказ, – не понял одуревший от горячей скачки вестовой.
Адриан понял, что умереть спокойно ему не дадут, и с воем оторвался от подушки, а ноги опустил на пол:
– Что за привычка у отца дурацкая, что ни приказ, все срочный! Левая нога зачесалась – срочно пошлите чесальщика, в носу засвербело – срочно подай ему ковыряльщика.
– Рвение в людях воспитывает, – вздохнул Гришка, поняв, что в Трещанск пилить ему в одиночестве.
С одной стороны, конечно, теперь все девки его, но с другой – что там делать без друга Адрияшки? Скучно. Он покосился на молодого егерского воеводу, но, видя, как друга всего перекорежило, все сообразил без слов:
– В Княжев?
– Наисрочнейше, – передразнил интонации отца Адриан.
– И че? – Гришка не оставлял надежды, что на этот раз дружок плюнет на приказ: сам-то он чин носил невеликий – гвардейский десятник в личном Великокняжеском полку, а потому частенько позволял себе месяцами не появляться на службе, попросту проставляясь перед менее богатыми и знатными дружками по полку, которым фортуна улыбалась не так искренне и часто, как Григорию, сыну великокняжеского стольника. Вот ведь удружил папаша Адриану с этими егерями!
И Адриан Гришкино мнение разделял, не раз еще по малолетству устраивая папе истерики и скандалы из-за службы, унижающей боярское достоинство. Но Мытный словно бык рогом уперся, вцепился в этот Разбойный приказ и не реже раза в месяц гонял наследника по стране туда-сюда ловить всяческую шелупонь. Только один раз Адриан решился ослушаться грозного батю, года три или четыре назад, и, кстати, тоже из-за Трещанска. Такой тогда вышел скандал с мордобоем и угрозами, что юному Мытному более дерзить не хотелось. Поэтому и сейчас, собрав себя в кулак, он вместо гулянки отправился получать очередной приказ от отца. И, выслушав папино распоряжение, сильно удивился:
– Ведьмы?!
– Ведьмы, ведьмы… – барабанил по столу толстыми пальцами глава Разбойного приказа, другой рукой терзая свою спутанную бороду. – Ты только не думай, Адрияшка, что дело это простое. Бабы – это ж такие звери, хуже разбойников. Возьмешься за них спустя рукава – слезьми умоешься.