Профессорская дружка - Ардмир Мари. Страница 29

— Трудно сказать. — Я позволила себе дружеское подтрунивание. — А ты сейчас в каком из обличий?

— Во всех, — заверил маг и выжидательно закусил губу.

Письмо я ему отдала тут же и на несколько долгих мгновений оторопела от того очарования, что испускал наш дворецкий. Дышать стало трудно, ладошки вспотели, а по телу прокатилась волна легкого возбуждения, которое со звоном разлетелось в опустевшей голове.

— Всевышний, когда же ты женишься? — прошептала я, приводя себя в сознание. Потерла руки, а затем и мочки ушей, но легкий озноб все еще скользил вдоль шеи.

— А что не так? — Он расплылся в совсем уж соблазнительной улыбке и подмигнул: — Проблемы?

— Да, — подмигнула я и со всей серьезностью заявила: — Теряю свою дефектность. Так что… сдерживай эмоции хоть чуть-чуть.

— Зачем?

— В противном случае у тебя появится отчаянная поклонница.

— Под кодовым именем «Стихийное бедствие», — ухмыльнулся огневик.

— Именно!

— Что?! — Следящий за нашим диалогом Дейр неожиданно закашлялся и захрипел.

— Воды? — Я схватилась за стакан и графин с водой, потянулась к девятому.

— Постучать? — Ганс подскочил к стихийнику с другой стороны.

Не добившись от него ответа, мы сделали все только что озвученное, а неблагодарный Лесски, откашлявшись, вдруг резко нам заявил:

— Ты проваливай, куда хотел, а ты — ешь! — Гневный взгляд пригвоздил меня к месту и отбил всякое желание ужинать.

— В такой компании? Нет, спасибо!

— Ир-р-рэна… — произнес стихийник, темнея в лице.

— Что? — не менее зло вопросила я, готовая дать любой отпор от словесного до магического. Ведь подобное обращение я терпеть не намерена, хватило папеньки.

И неизвестно, чем бы закончилась эта сцена, не вмешайся Ганс.

— Не надо. — Он заставил меня сесть обратно и со словами: «Кажется, у меня газон не стрижен» — растворился в воздухе.

Минуту Дейр молчал, глядя на меня, а я не отрывала взгляда от скатерти. Красивая она, с ручной вышивкой желтых азалий и тигровых лилий, кружевная и идеально отутюженная. Посуда из тонкого белого фарфора также украшена нежным рисунком цветов азалии, столовые приборы из серебра тонкие, с гравировкой, бокалы хрустальные… Вид за окном сумрачный, отражение девятого в стекле мутное, а настроение у него…

Я отвела глаза, а когда он поймал мой взгляд, тяжело вздохнула.

— Ирэн, прости, мне не следовало кричать. Просто я… — Стихийник замялся, не зная, что ответить.

— Подавился, испугался, что вот-вот умрешь, да?

— Нет.

— Тогда что? — спросила, наблюдая за ним через отражение.

Нахмурился, поджал губы:

— Не скажу.

— В таком случае не прощу. — Я поднялась и развернулась, чтобы уйти, как неожиданно была схвачена им за руку. — Дейр, пусти.

— Не пущу. — Стоя рядом и заграждая мне путь, он менторским тоном заявил: — Тебе нужно поесть.

Ах, вот так, да? Ну, погоди! Я тоже могу быть непримиримо жесткой.

— Благодарю. Ваша забота мне чрезвычайно льстит. Но хочу заметить, что я прекрасно могу поесть и на кухне. А теперь отпустите меня.

Скорбный вздох и наигранно печальное:

— А как же я? Ты оставишь меня без совместного ужина?

— А вы моей компании не заслужили, — и ни ноты теплоты в звенящем голосе. Повисло молчание, а затем…

— Хорошо, что ты просишь взамен? — спросил безразлично, глядя в глаза, но выдал свое смятение неосознанным прикосновением руки к затылку.

Неужели одиночество столь ему претит? Так-так-так! Это нужно запомнить. Мысленно я коварно улыбнулась и ехидно заметила вслух:

— Когда выдвигают требования — не просят.

— Ладно, — невесело усмехнулся стихийник. — Твои условия?

— Откроете секрет привязки заклинания к прикосновению рук, и, может быть…

— Всенижний! — Он поднял голову вверх и вот в таком положении простоял с минуту.

Хотелось сообщить, что там никого нет, даже горничных-вампирш, но я стоически промолчала. Дейр вздохнул печально и голосом, полным скорби, произнес:

— Хорошо. Но учти, расскажу все завтра. — Я медленно и словно бы нехотя кивнула под его выжидательным взглядом, и он, едва удерживая вздох облегчения, отодвинул мой стул и помог сесть. А затем со словами «Эх, остыло!» быстро подогрел чай и блюда.

Проснувшись поутру, первым делом отыскала Кишмиша и устроила допрос с пристрастием. И все потому, что я не помнила окончание вечера, начиная с того момента, как девятый протянул мне стакан с прозрачной, чуть вязкой жидкостью и настоятельно «попросил» выпить. При этом он не забыл с улыбкой добавить: «Рэш, пожалей окружающих, пей до дна».

Я и выпила залпом, глядя в его удивленные глаза, а дальше…

Кажется, опять была матросская ругань, мое падение в его объятия, его тяжелые вздохи, пока он поднимал меня в спальню, и мой лепет относительно того, чтобы он не смел меня раздевать и целовать. С первым Дейр не спорил, а насчет второго хитро улыбнулся и произнес у самых моих губ:

— Что ж, подожду, пока сама попросишь.

А мне придется просить, потому что заказ Дениэ Гову предполагает опыты с близким человеком. И на ком еще мне их ставить, как не на псевдоженихе?

И, услышав отчет взбрыка, подтверждающий джентльменское поведение девятого, горестно вздохнула. Поймать его на невыполнении требований не получится.

— Всевышний, как не вовремя я вспомнила о скромности! — прошептала расстроенно, а взбрык лишь развел лапками, как бы говоря: «Бывает».

Однако долго сокрушаться смысла не было. Во-первых, еще не завершен заказ для замдекана, во-вторых, вопрос с девятым решаемый, в-третьих, у меня еще три недели впереди, и, в-четвертых, если хорошо все просчитать, то Дейра об опытах можно не информировать.

Заклинания Ирибитонаш и Карагуз с эффектом преломления, которые были мной подмечены еще на выступлении в театре, я по книгам стихийника соединила с формулой Людонии заклинанием древянистов. И теперь золотистый дождь, огненные капли которого зависают над зрителями, завершится не кругами на воде, а формированием невидимого пшеничного поля. То есть сотни капелек будут разбиваться над поверхностью площадки о несуществующие листья и, стекая, проявлять их форму. Потирая руки, я уже приступила к записи второго этапа для сюрприза Алтае Турмалинской, как вдруг в кабинет влетел девятый. Пышущий возмущением и праведным гневом, он в очередной раз менее чем за сутки без спроса выдернул меня из пучины идей и увлек за собой в столовую.

— Дейр, что происходит?

А он идет дальше и рычит что-то о глухости, крайней увлеченности работой и глупости. Последнее прозвучало обидно, а потому я дернула руку на себя и заставила его остановиться.

— Что ты сказал? — В голосе не то чтобы холод — металл.

— Я сказал, что поведение одной особы крайне глупо для ее возраста. Тебе двадцать, а ты ведешь себя… — Стихийник искал подходящее сравнение, но я перебила его, чтобы от темы увести:

— Мне двадцать один.

— Что?

— Мне двадцать один исполнится на этой неделе, — повторила медленно, разделяя каждый слог.

— Когда?

Он перестал хмуриться, и я, радуясь результату своей уловки, с улыбкой сообщила:

— В эту среду.

— Прекрасно, я запомню, — подвел черту девятый и продолжил тем же назидательным тоном: — Значит, ты в свои двадцать с лишним лет уже должна понимать, что голодание сказывается не только на тебе, но и на твоем окружении. Я же четко сказал, не пропускать прием пищи и за ужином выпить еще один состав.

— Да, говорил совсем недавно, когда мы столкнулись у кабинета, — вспомнила я и запальчиво заявила: — Но я еще ничего не пропустила!

— Да неужели? — Дейр развернул меня к окнам и с ехидцей спросил: — С каким временем суток у тебя ассоциируется звездное небо? А словосочетание «воскресный ужин» ни о чем не говорит? А выражение «Если нас не навестите вы, то к вам приедем мы» что-нибудь напоминает?

Отойдя от первого удивления, я сопоставила все вышесказанное и тихо произнесла: