Уцелевший - Паланик Чак. Страница 36

По словам моего личного тренера, лучший способ нелегально раздобыть стероиды — это найти кошку, больную лейкемией, и отнести ее к ветеринарам, которые пропишут заряженные шприцы с животными стероидами, эквивалентными лучшим стероидам для людского употребления. Он сказал, что если кошка проживет достаточно долго, ты сможешь сделать запас на год вперед.

Когда я спросил у него, что будет с кошкой, он ответил: какая разница?

Журналистка сидит сбоку от меня. Ее ноги, да и все остальное тело, выглядят не такими уж длинными. Она оставляет открытыми такие кусочки ушей, чтобы хватило для сережек. Все ее проблемы скрыты внутри. Все ее недостатки — тайна. Единственный запах, который от нее исходит, даже при дыхании, это лак для волос. Как она сложилась в своем кресле, как ее ноги скрещены возле коленей, как ее руки сложены на коленях — это скорее даже не поза, а оригами из плоти и крови.

Согласно сценарию, я на диване, на островке горячего света, окруженный телевизионными камерами и кабелями и молчаливыми техниками, делающими свою работу вокруг меня в темноте. Агент там, в тени, руки сложены, и он смотрит на часы. Агент поворачивается туда, где какие-то авторы делают последние исправления в тексте, прежде чем он появится на ТелеСуфлере.

На маленьком столике возле дивана стоит стакан воды со льдом, и если я подниму его, моя рука начнет трястись так, что кубики льда будут звенеть до тех пор, пока агент не повернет ко мне голову и не сделает ртом молчаливое нет.

Мы в эфире.

По словам журналистки, она чувствует мою боль. Она прочла мою автобиографию. Она знает все о моем унижении. Она прочла все об унижающих испытаниях, которые надо было пройти голым, а затем быть проданным в качестве раба, голым. Мне было всего семнадцать или восемнадцать лет, а все эти люди, все члены культа, были там и смотрели на меня, голого. Голый раб, говорит она, в рабстве. Голый.

Агент перед моими глазами, прямо за плечом журналистки, а авторы столпились вокруг него в темноте, одетые.

Рядом с агентом экран ТелеСуфлера говорит мне: Я ЧУВСТВОВАЛ СЕБЯ ОСКОРБЛЕННЫМ, КОГДА МЕНЯ ПРОДАВАЛИ С АУКЦИОНА ГОЛЫМ КАК РАБА.

Согласно ТелеСуфлеру: Я ЧУВСТВОВАЛ СЕБЯ ГЛУБОКО УНИЖЕННЫМ.

Согласно ТелеСуфлеру: Я ЧУВСТВОВАЛ СЕБЯ ИСПОЛЬЗОВАННЫМ И ОСКВЕРНЕННЫМ … ОБЪЕКТОМ ПРИСТАВАНИЙ.

Команда авторов кучкуется вокруг ТелеСуфлера и произносит слова беззвучно, а я читаю их громко.

Пока я читаю все это громко, а камеры смотрят на меня, журналистка смотрит в темноту на режиссера и прикасается к запястью. Режиссер поднимает два пальца, затем восемь пальцев. Техник заходит в лучи света и поправляет завиток обратно за ухо журналистки.

ТелеСуфлер говорит мне: МЕНЯ СЕКСУАЛЬНО ОСКОРБЛЯЛИ. СЕКСУАЛЬНЫЕ ОСКОРБЛЕНИЯ БЫЛИ ОБЫЧНЫМ ДЕЛОМ СРЕДИ ЧЛЕНОВ ПРАВОВЕРЧЕСКОГО КУЛЬТА. ИНЦЕСТ БЫЛ КАЖДОДНЕВНОЙ ЧАСТЬЮ СЕМЕЙНОЙ ЖИЗНИ. ТАК ЖЕ КАК И СЕКС СО ВСЕМИ ВИДАМИ ЖИВОТНЫХ. ПОКЛОНЕНИЕ САТАНЕ БЫЛО ПОПУЛЯРНО. ПРАВОВЕРЦЫ ВСЕГДА ПРИНОСИЛИ ДЕТЕЙ В ЖЕРТВУ САТАНЕ, НО ЛИШЬ ПОСЛЕ ТОГО, КАК ДОВОДИЛИ ИХ ДО СУМАСШЕСТВИЯ. ЗАТЕМ СТАРЕЙШИНЫ ПРАВОВЕРЧЕСКОЙ ЦЕРКВИ УБИВАЛИ ИХ. ПИЛИ ИХ КРОВЬ. ЭТО БЫЛИ ДЕТИ, С КОТОРЫМИ Я СИДЕЛ В ШКОЛЕ ЗА ОДНОЙ ПАРТОЙ КАЖДЫЙ ДЕНЬ. ЦЕРКОВНЫЕ СТАРЕЙШИНЫ ЕЛИ ИХ. КОГДА НАСТУПАЛО ПОЛНОЛУНИЕ, ЦЕРКОВНЫЕ СТАРЕЙШИНЫ ТАНЦЕВАЛИ ГОЛЫМИ, ОДЕВАЯСЬ В КОЖУ МЕРТВЫХ ПРАВОВЕРЧЕСКИХ ДЕТЕЙ.

Да, говорю я, это вызывало очень, очень сильный стресс.

ТелеСуфлер говорит: ВЫ МОЖЕТЕ НАЙТИ ВСЕ ЯРКИЕ МОМЕНТЫ ПРАВОВЕРЧЕСКИХ СЕКСУАЛЬНЫХ ПРЕСТУПЛЕНИЙ В МОЕЙ КНИГЕ. ОНА НАЗЫВАЕТСЯ СПАСЕННЫЙ ОТ СПАСЕНИЯ И ОНА ЕСТЬ ВО ВСЕХ КНИЖНЫХ МАГАЗИНАХ.

В тени агент и авторы дают друг другу пять. Агент показывает мне поднятый вверх большой палец.

Мои руки цепенеют. Я не чувствую своего лица. Мой язык принадлежит кому-то еще. Мои губы мертвы из-за circumoral парестезии.

Побочные эффекты.

Периферийная парестезия убивает любое ощущение в ступнях. Все мое тело кажется отдаленным и отделенным, как картинка меня, носящего черный костюм и сидящего на коричневом диване, выведенная на студийный монитор, и я чувствую то же, что должна чувствовать душа, поднимающаяся на Небеса и наблюдающая, как то, что от тебя осталось, твоя плоть и кровь, умирает.

Режиссер показывает мне пальцы: два пальца на одной руке и четыре на другой. Что он пытается мне сказать, я не знаю.

Большинство из того, что выдает ТелеСуфлер, написано в моей автобиографии, которую я не писал. Ужасное детство, которого у меня не было. Согласно ТелеСуфлеру, все Правоверцы горят в Аду.

ТелеСуфлер говорит мне: Я НИКОГДА НЕ ИЗБАВЛЮСЬ ОТ БОЛЕЗНЕННОЙ УНИЖАЮЩЕЙ БОЛИ, И НЕ ВАЖНО, НАСКОЛЬКО БОГАТ Я БУДУ, КОГДА УНАСЛЕДУЮ ЗЕМЛЮ ПРАВОВЕРЧЕСКОГО СЕМЕЙНОГО ОКРУГА.

По словам ТелеСуфлера: МОЯ НОВАЯ КНИГА, МОЛИТВЫ НА ВСЕ СЛУЧАИ ЖИЗНИ , ЭТО ВАЖНЕЙШИЙ ИНСТРУМЕНТ ДЛЯ ИЗБАВЛЕНИЯ ОТ СТРЕССОВ, С КОТОРЫМИ МЫ СТАЛКИВАЕМСЯ. ОНА НАЗЫВАЕТСЯ МОЛИТВЫ НА ВСЕ СЛУЧАИ ЖИЗНИ , И ОНА ЕСТЬ ВО ВСЕХ КНИЖНЫХ МАГАЗИНАХ.

По словам журналистки, глядящей, как режиссер глядит на меня, глядящего в ТелеСуфлер, по ее словам, я очень счастлив и удовлетворен, что теперь я свободен от Правоверческого Культа Смерти. Когда мы вернемся, говорит она камерам, мы послушаем звонки от зрителей.

Журналистка объявляет перерыв на рекламу.

Пока идет реклама, она спрашивает, действительно ли мое детство было настолько ужасным. Агент подходит и говорит: да. Оно было. Оно было ужасным. Техник, тянущий провода, висящие у него на ремне и вокруг головы, подходит и спрашивает, нужно ли мне воды. Агент говорит: нет. Режиссер спрашивает, хочу ли я в туалет, и агент говорит, что я в порядке. Он говорит, что я не люблю общаться с толпой незнакомцев, задающих мне вопросы. Я выше физических потребностей. Тогда операторы закатывают глаза, а режиссер и журналистка переглядываются и пожимают плечами, как будто я послал их.

Затем режиссер говорит, что мы в эфире, и журналистка говорит, что мы слушаем первый звонок.

«Я в переполненном ресторане, — голос звонящей женщины доносится из студийных динамиков, — это очень дорогой ресторан, и кто-то, кто ест рядом со мной, выпускает газы, и не один раз, а снова и снова, это ужасно, что я должна делать?»

Журналистка закрывает лицо рукой. Режиссер поворачивается спиной. Агент смотрит на авторов, пишущих мой ответ для ТелеСуфлера.

Чтобы потянуть время, журналистка спрашивает, что ела звонившая.

«Что-то со свининой, — говорит женщина, — не важно. Запах был столь ужасен, что я вообще перестала чувствовать вкус».

ТелеСуфлер говорит: ГОСПОДЬ БОГ ДАЛ НАМ МНОГО ЧУВСТВ.

ТелеСуфлер тоже тянет время.

СРЕДИ НИХ ЕСТЬ НЮХ И ВКУСОВЫЕ ОЩУЩЕНИЯ.

Как только строчка текста появляется на ТелеСуфлере, я громко зачитываю ее.

НО ТОЛЬКО ЧЕЛОВЕК СПОСОБЕН СУДИТЬ, КАКИЕ ИЗ ЭТИХ ДАРОВ ХОРОШИЕ, А КАКИЕ ПЛОХИЕ. ДЛЯ БОГА ЗАПАХ ОТБРОСОВ НЕ ОТЛИЧАЕТСЯ ОТ ЗАПАХА ПРЕВОСХОДНОЙ СВИНИНЫ ИЛИ ВИНА.

Я понятия не имею, где они это откопали.

НЕ СТРАДАЙТЕ И НЕ РАДУЙТЕСЬ. НЕ БУДЬТЕ ВОСХИЩЕНЫ ИЛИ ОСКОРБЛЕНЫ ТАКИМИ ДАРАМИ. НЕ СУДИТЕ, И НЕ СУДИМЫ БУДЕТЕ.

Режиссер произносит слова Бирма Бритьё. Журналистка говорит: второй дозвонившийся, вы в эфире.

Второй дозвонившийся спрашивает, что я думаю о купальниках-веревочках.

ТелеСуфлер говорит: ОТВРАТИТЕЛЬНО.

Я говорю: После долгих лет стирки для богатых людей, я думаю, что люди, которые делают купальники-веревочки, должны для начала сделать их черного цвета.

Журналистка говорит: третий дозвонившийся, вы в эфире.

«Есть один парень, но он избегает меня».

Это Фертилити, это ее голос, из динамиков, говорит со мной, говорит обо мне на всю Северную Америку. Она что, собирается вызвать скандал здесь, на телевидении? Мои мысли сводятся к потоку лжи, которую я произносил, и к возможным ответам на то, с чего она может начать.

Она что, собирается разоблачить меня и мои предсказания катастроф?

Может, она сложила два и два и поняла, что я подтолкнул ее брата к самоубийству? Или она знала это всегда? А если она знает, что я убил ее брата, то что тогда?