Третий фронт (СИ) - Поселягин Владимир Геннадьевич. Страница 22
Не отпуская взгляд, я серьезно кивнул. На несколько секунд воцарилось молчание, нарушенное вдруг бурчанием моего желудка.
— А не поужинать ли нам, тем более мы в последний раз только и успели что позавтракать? — предложил я.
Под взглядами офицеров мотострелков мы открыли рюкзаки и стали доставать сухпай, на который местные хозяева глядели голодными глазами. Даже немолодой башнер на секунду отвлекся от наблюдения, глянул на нас.
— Парни делим по-братски, — велел я.
Наблюдая, как перед тем как съесть, капитан Романов нюхает галеты, заедая ими гречневую кашу с говядиной, а потом пробует на вкус сухое молоко, я только покачал головой. Похоже в дивизии реально, без всяких шуток тяжелое положение. Видимо все держится на железной воли командира дивизии и хорошо подобранных ближних офицерах.
Водитель хрустел галетами, не отвлекаясь от дороги, только запивал их водой, а башнер сделал себе бутерброд и с явным удовольствием, но не жадно, спокойно ел.
— Дочке отдам, — смущенно улыбнулся капитан, убирая пакетик с сухим молоком. — Ей витаминов не хватает.
Вздохнув, я достал все продовольствие и предал капитану.
— Детям, — пояснил я.
Остальные последовали моему примеру.
— Скажите капитан, почему прошло одиннадцать лет, а тучи на рассеялись? Должен же был спасть пепел и развеяться тучи.
— Потому что был еще один "удар", — спокойно отвиветил капитан.
— Поясните.
Романов пояснил. После войны спустя пару лет дейтвительно появилось солнце и людей из бункеров выпустили, тем более что радиационный фон вокруг бункеров дивизии был не так высок. Деревенские рванули к своим домам которые подчистили мародёры, а военные устроили летний лагерь в палатках под открытым небом где среди туч все чаще и чаще мелькало солнце. Но идиллия продлилась недолго, всего пять месяцев. Когда деревенские снимали урожай последовал второй удар ядерными ракетами. Кто? Зачем? Почему? Так и не известно, можно в секретных бункерах, какой сошедший с ума генерал отдал этот приказ, но в ответ наши тоже отбомбились, в результате осевший пепел вновь взвился вверх и тучи стали более полными.
— … Семь лет как мы не видели солнца, и только недавно начали появляться проблески среди туч, — закончил горестный рассказ капитан.
— М-да, — протянул я. — Досталось вам.
В это же время бронетранспортер остановился и снаружи послышалось какое-то гудение и свист.
"Чистка машины проводиться" — догадался я. Да и наши спутники были спокойны, видимо это была штатная процедура.
Буквально через минуту мы с заметным уклоном поехали вниз, постоянно поворачивая вправо, видимо спускаясь на технический уровень бункера.
Видимо мы спускались по эстакаде, так как часто было слышно двойное эхо, отраженное от стен. Когда по моим прикидкам мы спустились под землю метров на сто, БТР замер, несколько раз качнувшись на амортизаторах.
— Прошу на выход. Мы прибыли в штабной бункер, — сказал Романов. Его помощник, тот, что лейтенант, открыл десантный люк и первым покинул машину. Так как он не надевал защиту, мы тоже этого не сделали. Как только четверо телохранителей заняли позицию у люка мы следом друг за другом, я, Вольных и Романов покинули отсек бронетранспортера. Нас оглушило ревом мотора, так как следовавший за нами прототип "Урала" как раз въезжал на площадку сверкая мокрыми боками, наш броник кстати, тоже был мокрый. Мне понравилось, что армейцы действуют по инструкции и проводят чистку техники. Это показывает их высокую выучку и дисциплину.
М-да, подземная стоянка впечатляла. Монументальные столбы держали свод. До потолка было примерно метров шесть, не меньше. Под потолком горели дневные лампы.
— Откуда свет? Дизеля?
— Дизеля у нас в НЗ. Ветряки, — пояснил Романов. — В не видели, но только для штабного бункера у нас около тридцати ветряков, благо ветер есть. Вот когда тишина, тогда тяжело.
Подземное хранилище, а то, что это было именно хранилище, а не стоянка я понял не сразу. Так вот, подземное хранилище было достаточно большим, метров в двести, да и дальше был проезд, видимо там дальше было ещё одно подобие нашей стоянки.
Кроме нашего бронетранспортера и "Урала", из которого местные медики начали доставать раненых, было еще примерно два десятка похожих машин на ту, что нас привезла. Еще с десяток явных зениток с зачехлёнными брезентом орудиями. Потом что-то вроде БМП, и три десятка грузовиков. Танков и легковых машин я не заметил. Было видно, что три ближайшие машины поездили немало, скорее всего они были дежурными, а вот остальная техника была в консервационной смазке.
В это время носилки с ранеными понесли куда-то в боковой проход, где был значок красного плюса креста, видимо там был госпиталь или ближайший медпункт. Романов, дождавшись, когда мы утолим любопытство, сказал:
— Прошу следовать за мной.
Мы прошли мимо ряда машин в которых я опознал потомков БМП, у одной возились двое пожилых мужчин в технических комбинезонах, устраняя какую-то проблему в ходовой, и повернули в незаметный коридор по стенам которого змеились черные жгуты кабелей. Большинство было связные, скорее всего мы действительно были в штабном бункере.
Пройдя несколько толстых бронированных стальных дверей, которые охраняли часовые, попали в жилую зону бункера. Появился длинный и довольно широкий коридор с множеством дверей, причем не с бетонными стенами, а облицованный белыми пластиковыми панелями. Тут было много детей, одни просто играли, другие, под присмотром взрослых, занимались зарядкой. От их не по-детски внимательных глаз в глубине которых мелькали отблески надежды становилось как-то не по себе.
Детишки были достаточно тепло одеты, однако лица и руки некоторых были открыты, именно они привлекли мое внимание, так как были в достаточной степени загорелы. Причем не под солнцем, а видимо в специально оборудованном солярии. Разница была заметна.
Когда мы шли по коридору, наверняка ведь специально провели тут показывая нас местным жителям, за нашим спинами все множился и множился шепот. Изредка долетало:
— … точно загорелые. Не врали… может еды будет больше, моя дочка все чахнет и чахнет… Врачи говорят что проблемы со здоровьем у многих… цинга… Какие загорелые…
Наконец мы подошли к еще одной бронированной двери, рядом с которой играло в куклы три девочки лет семи-восьми. Чтобы не застудиться на холодном полу им кто-то подложил несколько досок, сделав площадку и бросил сверху овчинный полушубок. Эту дверь охраняло уже два часовых.
Как только Романов в очередной раз поговорил по висящему на стене телефону с дежурным офицером, с безопасностью тут было все в порядке, я спросил у него:
— Почему у вас так много детей?
— Тут хорошие медики и оборудование. У нас восемь убежищ связанных между собой транспортными коридорами. Если в каком-то из них ребенку становиться хуже его переводят сюда и лечат.
— А, понял. У нас это называют санаторием или реабилитационным центром.
— Да, похожее сравнение… Прошу за мной, мы практически пришли.
После двери мы попали в недлинный коридор, заканчивающийся лестничной и лифтовой площадкой. Однако направились мы не к лифту, а именно к лестнице где, спустившись на шесть пролетов вниз, снова встали у бронированной двери, которую также охраняли двое часовых. Как раз при нашем приближении произошла пересменка. Дождавшись ее окончания, мы прошли через открытую дверь, там нас встретил офицер в звании полковника. Передав нас ему, Романов коротко распрощался и поспешил обратно в жилую зону, видимо к дочке.
— Полковник Решетников, начальник разведки Шестой мотострелковой дивизии, — кивнул офицер представившись. Его острый, можно сказать колючий взгляд пробежался по нам. Было видно что ему не понравились пистолеты что у нас не забрали, но он промолчал, только взял двух солдат в сопровождение, те отслеживали наши телодвижения следуя сзади. Эти солдаты были крученными волчарами лет по тридцать, не те хоть и опытные, но изможденные от недоедания мотострелки что нас брали. Это или личная гвардия генерала, или бойцы комендантской роты или спецы из разведроты, то есть подчиненные полковника. Я больше склонялся к последнему варианту, их амуниция это подтверждала.