Человек без сердца - Коган Татьяна Васильевна. Страница 40

Джек хотел продолжать гнуть свою линию, но понял, что упустил момент. Отец больше не потерпит его притворства. Кравцов-старший никогда не торопился с выводами, но если уж приходил к определенному заключению, то не изменял его без веских оснований. А не слишком убедительные доводы сына меньше всего походили на веские основания.

– Ладно, сдаюсь. – Джек шутливо поднял руки. – Я действительно немного запустил процесс. Не стоило позволять себе подобную слабость.

– Это не слабость, Иван, – повысил голос Сергей Иванович. – Это глупость. В слабости нет ничего унизительного, невозможно быть всегда на коне. Иногда приходится идти пешком или ползти на брюхе. Ты можешь даже остановиться на какое-то время. Это нормально. Ненормально, когда ты перестаешь желать выжить, победить, вернуть зрение. Когда ты добровольно вгоняешь себя в безразличие, обесценивая свою жизнь, это и есть настоящая глупость. В любом состоянии духа можно добиться достойных результатов. В любом состоянии, кроме того, в котором ты сейчас находишься. – Кравцов-старший устало опустился рядом на кровать и с грустью посмотрел на сына: – Когда ты ничего не хочешь, ты ни к чему и не придешь. Понимаешь ты это, Иван?

Джек ощутил легкий укол совести. Отец говорил правильно, трудно не согласиться с его доводами. Подобную проповедь психотерапевт Иван Кравцов неоднократно озвучивал своим пациентам, недоумевая, почему большинство людей самостоятельно не приходят к элементарным выводам. И уж никак не предполагал, что однажды сам окажется на месте этого большинства. Даже собственный мозг, изученный с пристрастием вдоль и поперек, порой преподносит сюрпризы, игнорируя проверенные опытом знания.

Джек осознавал, что причиной пустоты, поглотившей его, является он сам. Никто другой не сможет его вытащить из вакуума. Наверное, если очень сильно постараться, он сможет себя спасти. «Но хочу ли я этого спасения?» – подумал он и мысленно усмехнулся. Ответ был очевиден. Тот факт, что он размышляет на эту тему, говорит о многом. Решение зрело в нем на протяжении последних дней, отец лишь ускорил его принятие.

– Ты прав. Нужно выбираться, – тихо произнес Джек, ощущая, как неловкость от откровенного разговора сменяется слабой надеждой. Может, жизнь еще не окончена. Кто знает, что ждет его за поворотом. И пусть сейчас верой в светлое будущее даже не пахнет и темнота над его головой все так же пугающе глубока, стоит попробовать разбудить любопытство.

– Это не очередная попытка отделаться от меня? – Сергей Иванович внимательно посмотрел на сосредоточенное лицо сына, в который раз отметив, как сильно они похожи – и внешностью, и характером. – Я могу тебе доверять?

– Ты можешь мне доверять, – чуть помедлив, ответил Джек.

– Вот и хорошо, – с облегчением выдохнул отец и поспешил сменить тему: – Вчера мать безуспешно пыталась достучаться к тебе по скайпу. Так что позвони ей сегодня с московского телефона, соври что-нибудь.

– Я скажу правду.

– Гм?

– Скажу, что сутками пропадаю в больнице.

Губы отца растянулись в улыбке:

– И то верно. Кстати, пару дней назад мне звонил твой друг Максим. Новостями интересовался, привет передавал. Я заметил, ты не слишком балуешь товарищей общением?

– Каюсь. Не до общения было, – неохотно отчитался Джек.

Сергей Иванович неопределенно пожал плечами:

– Смотри сам. Я не очень близко знаком с твоими приятелями, в школе вас нельзя было заманить домой, вы все больше по дворам ошивались, а потом ты подрос и подавно стал самостоятельным. Но кажется, они неплохо к тебе относятся. У вас крепкая компания, не так ли?

«Была крепкой», – подумал Джек. И хотя на этот счет он не испытывал большой горечи, все же данная мысль неприятно кольнула. С момента потери зрения это было первое полноценное воспоминание о друзьях. Им вместе бывало весело. Отец прав, не стоит отгораживаться от близких. Джек решил, что завтра обязательно наберет Макса или Глеба. Обрадовать их он ничем не сможет, зато, вероятно, услышит что-нибудь любопытное. Удалось ли им идентифицировать анонимного врага? Объявилась ли Елизавета? Собирается ли Макс организовывать новую фирму? Чем планирует заняться Глеб? Оказывается, есть достаточно вопросов, которые если не волнуют его, то в какой-то степени ему интересны.

Отец предложил пройтись, но Иван отказался, сославшись на то, что для этой цели к нему прикреплен «специально обученный персонал». Джек не хотел отнимать много времени у отца, чей мобильный и без того беспрестанно звонил. И хотя Кравцов-старший старался свести деловые переговоры к минимуму, проведывая сына, некоторые вопросы бизнеса не терпели отлагательства. Имел Джек и свой личный интерес: Гретхен. Ему нравилось общество этой необычной медсестры. Впрочем, необычным в ней было разве что умение развлечь собеседника, не прилагая к этому никаких усилий.

Из открытого окна доносилась заливистая птичья трель. Пернатые заходились звонким, радостным щебетом, празднуя начало лета. Джек любил лето, особенно московское, с его пыльным зноем и изматывающей духотой. Раньше психотерапевт Кравцов никогда не брал отпуск в летние месяцы, с профессиональным интересом наблюдая, как тяжело дышит больной организм города, измученный высокой температурой и лихорадочной тоской. Мюнхенское лето было другим. В нем не ощущалось надрыва и подавленной истерики, и кисловатый запах безысходности не клубился по узким опрятным улочкам. Мюнхенское лето было спокойным и стерильным, как и сам город. Иное лето, непривычное.

Джек подумал, что перепробовал уже все. Практически все, за исключением неосуществимых фантастических вариантов. Но ничего не получалось. Совсем ничего. Иногда приходится опустить весла и надеяться на чудо. Иногда жизненно необходимо, чтобы чудо произошло. Потому что по-другому уже никак.

Джек пообещал отцу, что заставит себя бороться, чтобы вернуть вкус к жизни. Но сил для борьбы у него попросту не осталось. Он честно пытался наполнить себя топливом, но создавалось впечатление, что пропасть внутри его бездонна. Джек даже не услышал эха, когда бросил туда камень. Он все еще летел.

Пациентам, которые в прошлом жаловались психотерапевту Кравцову на схожие проблемы, он цитировал китайского философа Чжуан-цзы: «Научись видеть, где все темно, и слышать, где все тихо. Во тьме увидишь свет, в тишине услышишь гармонию». Но если раньше эта фраза казалась ему тонкой и оригинальной, то сегодня – донельзя плоской и пошлой.

– Приоритеты меняются.

– Прости, ты что-то сказал, должно быть, по-русски. Я не поняла. – Мягкий голос заставил Джека вздрогнуть. Гретхен вошла в палату тихо, он и не заметил.

– Не обращай внимания. Просто мысли вслух. – Джек улыбнулся, приветствуя медсестру. – А ты зачем подкрадываешься? Хотела напугать?

– Конечно. Это то, что я всегда делаю, увидев слепого.

– Купи себе сердце, чудовище.

– Такая покупка мне не по карману, – фыркнула Гретхен. – Не очень-то разбогатеешь, выгуливая инвалидов.

– Разве тебя не должны уволить за такие разговоры? – сдерживая улыбку, обронил Джек. Пикировки с Гретхен бодрили его и поднимали настроение.

– Ты ведь не нажалуешься на меня? – осторожно уточнила собеседница.

– Может быть, позже.

Оба рассмеялись. Смех у Гретхен был грубоватый, лишенный кокетства. Джеку нравился ее смех.

Они спустились во двор, и последующие тридцать минут медсестра признавалась пациенту, что если во время ПМС выйти на улицу и посмотреть на людей, то сразу становится понятно, что Бога нет. Джек даже не утруждался делать серьезный вид. Ему было весело, и воинственный настрой спутницы только способствовал этому.

Внезапно Гретхен умолкла. В течение пяти минут они шли молча, пока Джек не выдержал.

– Что-то случилось?

Ответа не последовало.

Он слегка напрягся и повторил вопрос.

– Я отрицательно покачала головой, – объяснила Гретхен.

– Очень мило, учитывая мою слепоту.

– Прости. Засмотрелась на тебя. Ты сегодня иначе выглядишь.