Щегол - Тартт Донна. Страница 76

Хоть она и училась в нашей школе всего классом старше, лет ей было гораздо больше нашего – на целых три года больше, чем мне. Борис, похоже, давно ее заприметил, но я об этом ничего не знал до тех пор, пока как-то вечером он не сказал, развалившись на кровати у меня в ногах:

– Я влюбился.

– Да? И в кого?

– В эту телочку с обществознания. У которой я травы прикупил. Прикинь вообще, ей уже восемнадцать! Господи, такая красотка.

– У тебя трава есть?

Дурачась, он напрыгнул на меня и ухватил за плечо – знал мое слабое место, сразу под лопаткой – туда всего и надо было нажать пальцами, чтоб я заорал. Но я был не в духе и врезал ему как следует.

– Ой! Блин! – сказал Борис, откатываясь назад, потирая челюсть. – Ты чего?

– Надеюсь, больно было, – ответил я. – Так где трава-то?

И больше мы про Борисов любовный интерес не разговаривали, ну в тот день – точно нет, но потом, пару дней спустя, выхожу я с математики и вижу – он возле шкафчиков стоит, навис над этой девчонкой. Для своего возраста Борис был не слишком высоким, но девчонка была вообще крошечная, хоть и старше нас: грудь плоская, бедра тощие, высокие скулы, лоб блестит, а лицо – резкое, заостренное, треугольничком.

Нос проколот. Черная майка-алкоголичка. На ногтях – облупившийся черный лак, волосы выкрашены черно-рыжими перьями, глаза – пустые, яркие, голубоватого цвета хлорированной воды – жирно подведены черным карандашом. Симпатичная, конечно – вообще, очень даже секси, но от взгляда, которым она меня окинула, мне сделалось слегка не по себе – так смотрят хамоватые кассиры в забегаловках или стервозные няньки.

– Ну, что скажешь? – нетерпеливо спросил Борис, когда нагнал меня после уроков.

Я пожал плечами:

– Симпатичная. Ну вроде.

– Вроде?

– Слушай, Борис, ну выглядит она на все двадцать пять.

– Я знаю! Круто! – одурело сказал он. – Восемнадцать лет! Совершеннолетняя взрослая! Бухло купить – проблем нет! И она тут всю жизнь прожила, знает, где возраст не спрашивают.

2

Хэдли, общительная деваха в куртке с эмблемой школьной спортивной команды – мы вместе сидели на истории Америки – сморщила нос, когда я ее спросил про Борисову тетку.

– Эта? – переспросила она. – Шлюшка еще та.

Джан, старшая сестра Хэдли, училась в одном классе вместе с этой Кайлой, или Кейли, или как ее там звали.

– А мамаша, я слышала, так вообще настоящая прям проститутка. Друг твой пусть поаккуратнее там, а то подхватит какую-нибудь заразу.

– Ого, – сказал я, поразившись тому, с какой ненавистью она это произнесла, хотя чему тут было удивляться.

Хэдли была из семьи военных, состояла в школьной команде по плаванию и пела в школьном хоре, и семья у нее была нормальная – трое детей, веймарская легавая по кличке Гретхен, которую Хэдли притащила из Германии, отец, который орал на нее, стоило ей прийти домой позже комендантского часа.

– Без шуток, – сказала Хэдли. – Она готова мутить с парнями других девчонок, с другими девчонками – да с кем хочешь. И еще травку, похоже, курит.

– А-а, – ответил я. По мне, так ни один из перечисленных пунктов не был очень уж серьезной причиной для того, чтоб не любить Кайли или как там ее, еще и потому, кстати, что мы с Борисом и сами в последнее время пристрастились к конопле. А вот что меня по-настоящему тревожило, так это то, как Котку (я все звал ее Борисовой кличкой, потому что никак не мог вспомнить, как же ее зовут-то) буквально за один день полностью завладела Борисом.

Сначала в пятницу вечером у него были дела. Потом дела у него были все выходные – и не только вечером, и днем тоже. Еще немного и началось – Котку то, Котку сё, и не успел я опомниться, как вот мы уже с Поппером ужинаем и смотрим телик в полном одиночестве.

– Ну правда же она офигенная? – снова спросил меня Борис, после того как впервые привел ее ко мне домой – вечер тогда не задался совсем, потому что сначала мы укурились так, что не могли и с места двинуться, а потом они принялись кувыркаться на диване в гостиной, а я сидел к ним спиной и пытался сосредоточиться на повторе “За гранью возможного”. – Ты что скажешь?

– Эээ, ну-у… – Что он хочет, чтоб я сказал? – Ты ей нравишься. Сто пудов.

Он заерзал на месте. Мы сидели во дворе, возле бассейна, хотя на улице было слишком прохладно и ветрено, не искупаешься.

– Нет, серьезно! О ней ты что думаешь? Говори правду, Поттер, – сказал он, когда я замялся.

– Не знаю, – неуверенно ответил я, а затем – потому что он так и продолжал на меня глядеть – добавил: – Честно? Ну не знаю, Борис. Какая-то она…бедовая.

– Да? А это плохо?

Спрашивал он с искренним любопытством – никакой злобы, никакого сарказма.

– Ну, – сказал я, растерявшись, – может, и нет.

Борис, разрумянившись от водки, приложил руку к сердцу.

– Я люблю ее, Поттер. Честно. Она – самое настоящее, что было у меня в жизни.

Мне стало так неловко, что я аж отвернулся.

– Сучка тощая! – счастливо выдохнул Борис. – Обнимешь ее, такая она костлявая, такая легенькая. Будто воздух. – Странно, но Борис обожал Котку ровно за те качества, которые меня в ней как раз отталкивали: за ее поджарое тело дворовой кошки, за ее облезлую, алчную взрослость. – А какая она смелая, какая мудрая – сердце у нее какое доброе! Мне только и надо, что на нее смотреть и защищать от этого Майка. Понимаешь?

Я тихонечко налил себе еще водки, хотя особо и не хотелось. Вся эта бодяга с Котку смущала меня вдвойне еще и потому, что – как мне рассказал сам Борис с отчетливой гордостью в голосе – у Котку уже был парень, двадцатишестилетний мужик по имени Майк Макнатт, который ездил на мотоцикле и работал в компании по чистке бассейнов.

– Отличненько, – сказал я, когда Борис вывалил мне эти новости. – Надо его к нам вызвать, поможет с бассейном.

Я задолбался вычищать бассейн (а обязанность эту практически перевалили на меня), кстати, еще и потому, что Ксандра вечно забывала то купить всю эту химию, то покупала не то.

Борис потер глаза запястьями.

– Я серьезно, Поттер. Она его боится. Хочет с ним порвать, но боится. Пытается уговорить его в армию записаться.

– Ты лучше сам смотри, чтоб этот парень до тебя не докопался.

– До меня? – фыркнул он. – Я за нее боюсь. Она такая крошка! Тридцать семь кило!

– Да-да.

Котку вечно заявляла, что у нее “пограничная анорексия”, и могла с полпинка переполошить Бориса, сказав, что целый день ничего не ела.

Борис съездил мне по уху.

– Ты тут целыми днями один торчишь, – сказал он, усаживаясь рядом и опуская ноги в воду. – Приходи сегодня вечером к Котку. Приводи кого-нибудь.

– Например?

Борис пожал плечами:

– А та вот штучка-блондиночка, с пацаньей стрижкой, из твоего класса по истории? Пловчиха которая?

– Хэдли? – я помотал головой. – Забудь.

– Да! Давай! Она клевая! И она согласится, сто пудов!

– Уж поверь мне, это плохая идея.

– Я ее сам спрошу. Давай! Она всегда с тобой приветливая, всегда общается. Давай ей позвоним?

– Нет! Дело совсем в другом… Стой! – сказал я – он вскочил было, и я ухватил его за рукав.

– Слабо?

– Борис! – Он уже шел в дом, к телефону. – Не надо. Правда. Она не пойдет.

– Это почему?

Насмешечка в его голосе меня взбесила.

– Честно? Потому что… – у меня чуть было не вырвалось: “потому что Котку – шлю. но вместо этого я сказал: – Слушай, Хэдли – отличница, все такое. Да не захочет она тусить у Котку.

– Чего? – спросил Борис, крутнувшись назад, взъярившись. – Вот же шлюха. Что она наговорила?

– Ничего. Просто…

– Говорила! – Он ломанулся обратно к бассейну. – Давай-ка выкладывай.

– Да брось ты. Ничего такого. Остынь, Борис, – сказал я, увидев, как он завелся. – Котку в сто раз старше. Они даже в разных классах.

– Сука курносая. Да что Котку ей сделала?

– Остынь!

Я уставился на бутылку водки, которую, будто световой меч, пронизывал чистый белый луч солнца. Борис уже порядочно набрался, а мне только драки сейчас не хватало. Но и сам я был такой пьяный, что никак не мог придумать, как бы так шутя и играючи перевести разговор на другое.