Огонь! Бомбардир из будущего - Корчевский Юрий Григорьевич. Страница 36
– Сможешь ли ты помочь мне?
Посол послушно переводил.
– Извините, ваше величество, сначала я должен вас осмотреть.
– Да что тут смотреть, – король снял с головы шапочку.
Еперный театр! На голове красовалась здоровенная опухоль размером со здоровенный мужской кулак – багрового цвета, изъеденная язвами, сукровицей и дурно пахнущая. Я спросил согласия, приблизился, начал осматривать и ощупывать. Рак кожи, без сомнения. Дал ли он уже метастазы – неясно, да и выяснить не представлялось возможным. Конечно, я прощупал все доступные лимфоузлы – заушные, надключные – вроде бы нет, но кто поручится, что метастазов нет в легких или других органах. И как оперировать – опухоль убрать можно, но, учитывая, что придется вместе с опухолью убрать и соседние участки кожи – получится большой кожный дефект, чем его и как закрыть. А я не онколог и не пластический хирург. Я стоял и смотрел на опухоль, проигрывая в голове десятки вариантов. Мое молчание расценили как сомнение. Посол стал говорить, что, по мнению самых известных врачей, которые осматривали Карла Густава, опухоль неизлечима, никто не взялся, но по письмам Людовика и Якова, сей лекарь творит чудеса и делает невозможное. Я прервал словоблудие посла, уселся напротив короля на стул и уставился на опухоль на голове, прикидывая и так и сяк. Постепенно начал вырисовываться один вариант, правда, надо было обмозговать его более тщательно и обговорить его с королем. Я посмотрел королю в глаза – во время моего осмотра он не проронил ни слова – и увидел в его глазах надежду – надежду на меня, надежду жить. Если я вначале колебался, то теперь решился.
– У меня, так же, как и у вас, государь, есть один только вариант, не самый быстрый, но хочу надеяться, что правильный. От вас потребуется согласие, терпение и вера в меня. Кое-что в лечении покажется странным, в течение двух недель после операции вас никто не должен видеть, кроме меня. Устраивают ли вас, государь, такие условия? Если да, я попробую сделать все, что могу.
Посол перевел мои слова и тут же обратился ко мне:
– Как смеешь ты ставить условия государю, как у тебя…
Король поднял руку, и посол заткнулся на полуслове. Король ответил коротко:
– Я согласен на все, что ты сказал, только поясни – почему меня никто не должен видеть?
– Я все продумаю до конца, до мелочей, потом объясню, сейчас я не готов.
– Хорошо, к тебе будет приставлен слуга. В твоем распоряжении – любая еда и одежда, захочешь женщину – только скажи, но думай быстрей, я устал болеть и ждать.
Я поклонился и, сопровождаемый послом, вышел. В комнате я улегся на кровать, мне всегда лучше думалось лежа, в тишине. В институте нам показывали в травматологии, как закрывают дефекты кожи лоскутом на ножке. Это когда к дефекту подводят – ну, скажем, руку, от нее не до конца вырезают кусок кожи, желательно с сосудистыми и нервным пучком и подсаживают на дефект. Когда новый лоскут приживется, питающую его кожицу отсекают. Проблема в том, что королю придется дней десять после операции ходить, есть, спать с прибинтованной к голове в поднятом и неподвижном состоянии рукой. Еще и не вопрос – как приживется на новом, не очень здоровом месте кожный лоскут. Я никогда не занимался подобными операциями, не знаю всех тонкостей, так – общее представление, специалисты же в мое время учились этим тонкостям годами. Как я иногда жалел, что не подался в пластические хирурги – подтягивать лицо, делать упругие грудки и попки, никаких срочных операций по размозжению почки после аварий или раздробленного таза с разрывом мочевого пузыря. Опять же – уважение и почет, да и денежки немалые. Ладно, размечтался – будут и кофе, и какао с чаем в постель. Ежели обойдется все. Я видел близко четырех монархов, правивших большими государствами, повелевавших судьбами миллионов подданных, но впервые увидел человеческие глаза, в которых боль и надежда. Это меня задело. Я позвонил в колокольчик, слуга возник сразу, как будто стоял за дверью.
– Чего изволит господин? – на чистом русском.
– Перо и бумагу, бумаги много.
Слуга поклонился и исчез. Через несколько минут заявился с пером, чернильницей и стопкой отличной, явно китайской работы бумаги. Я начал прорисовывать ход операции, отводил свою руку вверх и на себе в зеркало смотрел, откуда лучше взять кожный лоскут и какие сосуды надо сохранить. Голову придется наклонять, лоскут взять с левой руки – вдруг правой надо будет что-то подписать или еще какая надобность возникнет. С каждым исчерканным листом бумаги уверенность моя крепла – может, должно получиться. Выглядит, конечно, со стороны диковато, как-то еще король к этому отнесется, если бы я в животе у него ковырялся – другое дело, здесь же ему придется ходить с поднятой и прибинтованной к голове рукой, объяснять придется, не дай бог, сочтут колдуном или еще кем. Вроде шведы протестанты, но от разгула инквизиции времени прошло немного. После почти суток размышлений я решился на разговор с королем. Позвав слугу, я велел отвести меня к королю. Слуга довел меня до покоев, где меня остановил какой-то вельможа. Я объяснил, что хочу говорить с королем, от удивления глаза у вельможи выпучились, что у вареного рака.
– Тебе назначена аудиенция?
– Нет, но я прошу доложить обо мне.
Тот нехотя направился за дверь и почти тут же выскочил назад, угодливо улыбаясь, пригласил в комнату. Король сидел на кресле, почти в той же одежде, только шапочка была другая. Я медленно объяснил, что хочу сделать, почему надо брать лоскут живой кожи с руки, показал нарисованные рисунки. Карл внимательно слушал, задал несколько вопросов, затем хлопнул по столу ладонью:
– Я согласен, не слышал ранее о таком, но ты первый, кто предложил реальную помощь. Отдаю тело свое тебе, и да поможет нам Бог. Когда?
Я сказал, что мне надо подготовиться, приготовить комнату, думаю, через день.
– Даю тебе вельможу, он честен, проверен, моим именем может брать любую комнату, изменить ее по твоему вкусу, он поможет.
Король позвонил в колокольчик, что-то сказал слуге, и мы, откланявшись, вышли. Через несколько минут ко мне зашел придворный, вероятно, бывший вояка – выправка, твердый взгляд, на лице – старый шрам. Мы с ним пошли по комнатам дворца, выбирая нужную. Мне хотелось две или три смежных комнаты с двумя входами. В одной из них сделать операционную, одна будет палатой для короля. Нашли, по моему мнению, будущую операционную, очистили от мебели и ковров, оставили лишь длинный стол, был обеденный – станет операционный. Устраивало еще окно – выходило на восток, все светлее будет, да еще я озадачил вельможу – надо хотя бы пару керосиновых ламп, освещение нужно было хорошее, список написал – хлебное вино, перевязочные материалы и много чего еще. Слуги во дворце бегали, как заведенные. День прошел в хлопотах. Вечером я лег спать пораньше, надо было отдохнуть и собраться с мыслями. На рисунке-то все получалось, а на деле может быть не все так гладко, человек не машина, один из сосудистых пучков может лежать в стороне, не там, где у всех, и по ходу во время операции придется менять весь план. Сон был беспокойный, я часто просыпался, проснулся не очень отдохнувшим. Позвал слугу, умылся, немного поел, прошел в операционную. Для меня и Карла эти стены на пару недель станут временной тюрьмой. Осмотрел, приготовил инструменты – бросил в медный таз, налил местного самогона, поджег. Лучше всего стерилизует огонь. В двери вошел Карл, бледноватый, но держится хорошо, тоже ночь прошла, наверное, не в сладких снах. Я дал ему настойку опия, уложил на стол. Был он по пояс обнажен, тело худощавое, жилистый, на таких обычно раны заживают хорошо. Через полчаса колол иглой – чувствительность еще сохранялась, дал выпить настойки еще и стал обрабатывать голову – сбрил волосы, обработал самогоном. Карл лежал спокойно, сильно заторможен. На всякий случай привязал его к столу простынями. Помолился, вздохнул и взялся за скальпель. Все, отступать уже поздно. Сделал первый разрез, обойдя вкруговую опухоль, она вместе с кожей легко отделилась от кости, по весу – граммов семьсот будет, бросил ее в тазик. Рана кровила, начал перевязывать сосуды. На голове довольно обильное кровоснабжение, и раны кровят сильно, но есть и положительная сторона – заживают быстро. Так, с головой на время покончено, на темени – огромная скальпированная рана, такой дефект не ликвидируешь, стянув края раны. Отвел руку в сторону, вытер обильно самогоном – дрянь на вкус, наверное, – и сделал почти круговой разрез, осторожно подсек кожу с подкожной клетчаткой, сохраняя артерию и вены, рану на руке ушил, поднял руку, подтянул ее к голове и сшил лоскут на руке с кожей головы. Теперь у меня получилась странная, в природе не встречавшаяся конструкция – рука пришита к голове. Вот почему я просил, чтобы короля никто не видел. Обработав швы самогоном, перевязал. Король чувствовал себя неплохо, вел себя спокойно. Я осторожно поднял его со стола и дотащил до кровати, он пытался помочь мне, перебирал ногами. Слава богу, уложил, и Карл отрубился. Мне кажется, он даже не сообразил, что одна операция уже позади. Теперь будем ждать, когда сосуды кожи головы и руки срастутся. Я убрал операционную – ведь нам здесь жить, выкинул узел с окровавленными простынями и опухолью за дверь, попросил принести покушать. Карл в отключке, ему сейчас сон – благо, но мне, как всегда после операции, хотелось есть. Глянул на часы – всего-то три часа прошло, а по ощущениям чуть не вечер. Слуги принесли поднос с едой и вином, я отобрал поднос на пороге, не впустив их в комнату, мне с Карлом не хватало инфекции. Сел за бывший операционный стол, который стал снова обеденным, и с аппетитом поел. Теперь и отдохнуть можно. С чувством выполненного долга я завалился на соседнюю кровать. Хорошо! Спать вот пока нельзя, надо поглядывать за пациентом – очнувшись, может начать двигать левой рукой, а ему этого никак нельзя. Шовчик свежий, тонкие шелковые нитки могут прорезать кожу, и шов разойдется. Я лежал и поглядывал на короля. Теперь только ждать, мне и Карлу следовало запастись терпением. Оставшийся день и ночь прошли на удивление спокойно. Утром мы поели, Карл орудовал за столом правой рукой, отсутствием аппетита он не страдал, я осмотрел рану, перевязал, Карл пытался со мной поговорить, но я не знал европейских языков, и он раздосадованно замолчал. Потом он тихонько начал петь шведские песни, когда он замолчал – стал петь я русские. Так, за пением, и день прошел. Наверное, его следует чем-то занять. Когда завтра придут слуги с едой, надо заказать им книги – пусть читает. Я так и поступил – Карл читал, а я скучал. Раны затягивались быстро, первичным натяжением. После пятого дня я стал тренировать сосуды с лоскута. Зажимом пережимал на несколько минут ножку с сосудами, идущими от руки. Испытывая кислородное голодание, в кожу головы из окружающих тканей будут быстро расти свои капилляры, за ними – артерии и вены. Быстро – это, конечно, относительно. За две недели я достаточно потренировал лоскут, несколько раз в день пережимая ножку. Осмотрев, решил, что завтра перережу ножку, отделив руку от головы. Так и получилось – я уложил короля на стол, напоив опием, обработал кожу самогоном, пересек питающую ножку, ушил раны, перевязал руку и голову. Теперь король мог свободно двигать обеими руками. Прошла еще неделя, я снял повязки. Швы на голове и руке зажили. Правда, на голове получилась лысина, ведь на голову я пересадил кожу с руки, а лысину можно и париком прикрыть – почти все монархи и дворяне носят в Европе – мода, видишь ли, или шапочку надеть, да и так ходить можно – ну лысый мужик, что с того. Подвел Карла к зеркалу – он недоверчиво щупал голову, осматривая ее с разных сторон. Затем громко крикнул по-шведски, и в комнату влетел испуганный слуга. Все дни, что мы провели вместе, король в основном молчал, впрочем, как и я. Иногда мы пели. Слуга с удивлением уставился на голову короля, но Карл что-то ему сказал, и тот исчез. Через какое-то время привели вельможу, который раньше переводил. Тот тоже с удивлением уставился на лысину короля. Опухоли не было, но лысина была. Король спросил: