Узники Бастилии - Цветков Сергей Эдуардович. Страница 20

Ришелье любил повторять, что следы чужой крови не заметны на его красной мантии. В его восемнадцатилетнее правление тюрьмы Бордо, Кайена, Дижона, Лиона, Амбуаза, Блуа, Венсена были переполнены заключенными, которых Ришелье старался разбросать по всей Франции. Но он стремился сохранить видимость правосудия: при нем в тюрьму заключали только по приговору суда; впрочем, приговор часто не имел под собой других оснований, кроме подозрений и страха.

Бастилия при нем окончательно превратилась в государственную тюрьму. Ришелье назначил комендантом крепости Леклерка Трамбле, брата «серого кардинала» – отца Жозефа [19]. В Бастилии содержалось наибольшее число арестантов (к временам Ришелье относится первый дошедший до нас список заключенных Бастилии). Поводом к их заключению могли быть самые различные обстоятельства, но вина у этих людей была одна – все они когда-то перешли дорогу кардиналу. Например, маршал д'Орнано, гувернер Гастона Орлеанского, брата короля, был заподозрен в том, что восстанавливает принца против Ришелье; его два раза арестовывали и сажали в Бастилию, умер он в Венсене. Графы Русси и Сюз подозревались в связях с гугенотами. Маркизы Равальяк, Озигье, аббат Фуа, братья Ланглуа выступали против осады Ла Рошели. Кавалеры Гольмен, Варикур и граф Крамай имели несчастье хранить преданность Марии Медичи. Маршал Бассомпьер, принц де Марийак, кавалеры Монтегю и Ла Порт, госпожа Гравелла, граф Шале, командор [20] де Жар были посредниками в связях Анны Австрийской с Испанией и Англией или участниками придворных интриг и заговоров против Ришелье. Наконец, маркиз д'Ассинье содержался в Бастилии «для охранения интересов семейства кардинала», – как свидетельствует тюремный документ.

Даже иностранцы не миновали Бастилии – одно время в ней находился польский принц Казимир.

Может быть, существовала только одна категория бастильских заключенных, которая не затронула личные интересы кардинала, а именно арестованные за нарушение эдикта против дуэлей. Ришелье основывал запрещение дуэлей на том, что они лишают государство слишком большого числа слуг – примерно 220 дворян в год. Однако некоторые мемуаристы-современники указывают на то, что и данный эдикт стоял прежде всего на страже интересов кардинала: по их словам, противники Ришелье часто вызывали на дуэль его сторонников, из-за чего кардинал терял многих верных людей. Примером суровой расправы с нарушителями эдикта может служить судьба графа Бутвилля. Он прибыл в Париж из Брюсселя на почтовых для поединка с маркизом Девроном. Дуэль состоялась среди бела дня на Королевской площади; секундант Деврона был убит. Маркиз не успел бежать и был арестован. Парламент приговорил его к смертной казни. Ждали, что король помилует провинившегося, но Людовик не посмел пойти против воли кардинала, за что и получил насмешливое прозвище «Справедливый».

Заговоры против Ришелье следовали непрерывной чередой, начиная с 1626 года и вплоть до его смерти. Неизменным тайным или явным вождем всех их был брат короля Гастон Орлеанский.

Слабое здоровье короля и отсутствие у него мужского потомства заставляло заблаговременно подумать о престолонаследии (будущий Людовик XIV появился на свет только в 1638 году). Поэтому в 1626 году восемнадцатилетний Гастон был официально объявлен дофином. Вокруг него сразу же сплотились все недовольные кардиналом. Инициаторами первого заговора – так называемого «заговора Шале» – были воспитатель принца маршал д'Орнано, сводные братья короля герцоги Вандомы, принц Конде, граф Суассон, Анна Австрийская и ее фаворитка герцогиня де Шеврез, бывшая жена Люиня. Заговорщики планировали убить Ришелье, удалить Людовика XIII в монастырь и возвести на престол Гастона Орлеанского; брак принца с Анной Австрийской должен был придать необходимую законность перевороту. В случае неудачи было решено призвать французскую знать к оружию и просить военной и денежной помощи у Испании, Англии, Австрии и Голландии.

Кардинал почувствовал угрожавшую ему опасность. Однако на первых порах он, видимо, просто считал, что воспитатель принца настраивает своего подопечного против него. Ришелье добился ареста д'Орнано, не подозревая, что этим шагом ускорил созревание заговора.

Встревоженные заговорщики решили поторопиться с исполнением своих планов. Герцогине де Шеврез удалось найти человека, согласившегося взять на себя наиболее ответственную часть заговора – убийство Ришелье: им был двадцатисемилетний граф де Шале, главный гардеробмейстер короля. Шале было поручено убить кардинала в его летней резиденции Флери, около Фонтенбло, во время визита Гастона Орлеанского. В случае успеха граф рассчитывал на головокружительную карьеру и благосклонность госпожи де Шеврез.

Этим радужным надеждам не суждено было сбыться из-за болтливости самого Шале. Он позволил себе излишнюю откровенность со своим дядей, командором де Балансе, который поспешил передать разговор с племянником кардиналу.

Убийство было назначено на 11 мая 1626 года. Шале, прибывший в Флери со своими сообщниками, был изумлен и растерян, увидев усиленные караулы, расставленные по всему дворцу, и самого кардинала в окружении отряда телохранителей (до сих пор у Ришелье не было охраны). Удрученный неожиданным препятствием и терзаемый страхом, что заговор раскрыт, Шале покинул Флери.

Ришелье немедленно отправился к Гастону Орлеанскому в Фонтенбло, где застал его еще в постели. Принц не выдержал допроса, сознался в существовании заговора и выдал всех его участников. Шале на этот раз был прощен [21], а в тюрьму вслед за маршалом д'Орнано отправились братья Вандомы. Их содержали в Венсенском замке, который считался как бы филиалом Бастилии.

С этого времени Ришелье получил королевское разрешение на создание своей гвардии. Пятьдесят мушкетеров кардинала (впоследствии их число было доведено до 300) носили красные плащи, цвета кардинальской мантии, с нашитыми серебряными крестами.

Еще одним влиятельным противником Ришелье была Мария Медичи, раздраженная тем, что ее бывший управляющий совсем не считается с ней в политических вопросах. Дважды королева-мать едва не добилась от сына отставки кардинала.

Первая схватка между ними произошла в 1630 году. Тогда Марии Медичи удалось убедить Людовика в том, что кардинал влюблен в его супругу, королеву Анну Австрийскую (справедливость этого обвинения до сих пор остается спорной). После истории с Бэкингемом король болезненно переживал малейшее сомнение в супружеской верности королевы. Некоторое время казалось, что он готов был прогнать кардинала; он даже спросил королеву-мать, кого можно было бы поставить вместо него во главе правительства. Однако этот вопрос застал Марию Медичи врасплох, и она ничего не ответила сыну. Ришелье сумел воспользоваться ее непростительным промахом, чтобы рассеять подозрения Людовика.

«Вскоре после этого, – сообщает Ларошфуко, – король занемог, и настолько опасно, что все сочли его болезнь безнадежной. Королева-мать, видя, что он на краю могилы, задумала опередить кардинала. Она приняла решение арестовать его, как только умрет король, и заточить в Пьер-Ансиз…»

Однако опасения за жизнь Людовика оказались преувеличенными. «После выздоровления короля, – продолжает Ларошфуко, – двор возвратился в Париж, и королева-мать, переоценив свое могущество, снова ополчилась на кардинала в День Одураченных (10 ноября 1630 году. – С.Ц.). Этот день получил такое название из-за произведенных им внезапных переворотов и притом тогда, когда влияние королевы [-матери] представлялось наиболее незыблемым и когда король, чтобы быть ближе к ней и уделять ей больше заботы, поместился в особняке чрезвычайных послов близ Люксембургского дворца. Однажды, когда король затворился наедине с королевою, она опять стала жаловаться на кардинала и объявила, что не может больше терпеть его у кормила государства. Понемногу оба собеседника начали горячиться, и вдруг вошел кардинал. Королева, увидев его, не могла сдержать своего раздражения: она принялась упрекать его в неблагодарности, в предательствах, которые он совершил по отношению к ней, и запретила ему показываться ей на глаза. Он пал к ее ногам и пытался смягчить ее своей покорностью и слезами. Но все было тщетно, и она осталась непреклонной в своей решимости».