Бумажные города - Грин Джон. Страница 15
— Мне вообще-то очень понравилось, — признался я. — Даже если смотреть не на что.
Я сел на скамейку, Марго тоже. Мы оба смотрели на аквариум с котиками, которых там не было, а был один лишь пластмассовый необитаемый остров с кусками обнаженной скалы. Я вдыхал ее запах — пота, водорослей, шампуня с сиренью и дробленого миндаля от кожи.
Только сейчас я почувствовал усталость и подумал о том, как круто было бы завалиться вместе на траву где-нибудь здесь, в «Морском Мире», я бы лежал на спине, а она — на боку, обняв меня рукой, положив голову мне на плечо и глядя на меня. Мы бы ничего не делали — просто лежали вдвоем под бесконечным небом в парке, где все настолько хорошо освещено, что даже не видно звезд. Может быть, я чувствовал бы тепло ее дыхания на шее, может, мы могли бы валяться так до утра, а потом в парк пришли бы люди и ходили мимо нас, думая, что мы тоже туристы, и мы могли бы слиться с толпой.
Но нет. Нам надо было посмотреть на однобрового Чака, рассказать всю историю Бену, сходить на уроки, а еще меня ждала репетиционная, Дьюк и все остальное — одним словом, мое будущее.
— Кью, — сказала Марго.
Я посмотрел на нее, не сразу осознав, почему она вдруг назвала меня по имени, но потом очнулся от своего полусна. И услышал. Музычка в динамиках стала погромче, только это уже была не обычная ерунда, которую ставят в таких местах, а настоящая музыка. «Звезды падают над Алабамой» — старый джаз, мой папа любил эту песню. Даже через такие плохонькие динамики было слышно, что этот певец может взять сразу тысячу нот.
И я почувствовал, как будто от самых наших колыбелей, через того мертвеца, через наше знакомство и до этой минуты шли какие-то особые нити. Мне захотелось сказать ей, что для меня главное удовольствие — не планирование, не то, что мы сюда пришли или уйдем отсюда, а то, что наши ниточки пересекаются, расходятся, а потом снова сходятся — но прозвучало бы это, наверное, пошловато, да и она уже встала.
Марго смотрела на меня, моргая, и в тот миг она была просто невероятно красива: голубые глаза, мокрые джинсы в облипку, лицо блестит в сероватом свете.
Я встал, протянул ей руку и спросил: «Можно пригласить вас на танец?» Она сделала реверанс, подала мне руку и ответила: «Можно», и моя ладонь легла на крутой изгиб между ее талией и бедром, а ее — на мое плечо. И потом шаг вперед-вперед-в сторону, вперед-вперед-в сторону. Танцуя, мы обошли вокруг аквариума с котиками, а песня о падающих звездах все продолжалась. «Медленный танец для шестиклашек», — объявила Марго, и мы сменили позиции — она положила руки мне на бедра, а я — ей на плечи, локти в замке, расстояние между нами где-то два фута. Мы еще немного потанцевали, пока не кончилась композиция. Я сделал шаг вперед и дал Марго прогнуться, как нас учили в школе танцев. Она откинула назад одну ногу и навалилась на меня всем телом. Она либо мне доверяла, либо хотела упасть.
9
Мы купили кухонных полотенец в «Севен-Элевене» и постарались стереть вонючую слизь с тела и одежды; еще я налил в бак столько бензина, сколько там было до начала наших разъездов по Орландо. К утру, наверное, сиденья еще не совсем просохнут, но мама у меня очень рассеянная, и я наделся, что она не заметит. Родители были уверены, что я у них совершенно беспроблемный и никак не склонен вламываться среди ночи в «Морской Мир», ведь моя психическая уравновешенность — гарантия их профессионализма.
Домой я не спешил, выбирая, где возможно, дороги поуже вместо шоссе. Мы включили радио, пытаясь понять, на какой станции крутили «Звезды над Алабамой», но через некоторое время Марго его выключила, констатировав:
— Короче, думаю, в целом у нас получилось.
— Ага, — согласился я, хотя уже начал переживать, что принесет мне день грядущий. Появится ли Марго перед школой в репетиционной, чтобы потусить с нами? Пойдет ли обедать со мной и Беном? — Интересно, что сегодня будет, — сказал я вслух.
— Да, мне тоже. — Эти слова на некоторое время так и повисли в воздухе, но потом она продолжила: — Кстати, насчет того, что будет: в качестве благодарности за твой тяжелый труд и самоотверженность, которую ты продемонстрировал этой ночью, я хотела бы преподнести тебе небольшой подарок. — Марго принялась шарить руками по полу и протянула мне фотоаппарат: — Возьми себе. Но распорядись властью, данной тебе над Крошечной Писькой, мудро.
Я рассмеялся и положил фотик в карман.
— Я дома скопирую фотку, а когда встретимся в школе, отдам тебе камеру, — сказал я.
Я хотел услышать: «Ага, в школе, теперь-то все будет по-другому, мы будем дружить в открытую, к тому же я уже однозначно свободна».
Но Марго ответила:
— Ага, или еще когда-нибудь.
В 05:42 я въехал в Джефферсон-парк. Мы проехали по Джефферсон-драйв, миновали Джефферсон-корт, потом оказались на нашей улице — Джефферсон-вэй. Я уже в последний раз за сегодня выключил фары и на холостом ходу подъехал к дому. Я не знал, что сказать, и Марго тоже молчала. Мы собрали мусор в пакет из «Севен-Элевен», стараясь придать машине такой вид, словно в последние шесть часов ничего особенного не произошло. Марго дала мне еще один пакет — с остатками вазелина, краски и последней баночкой «Маунтин дью». Колесики в мозгу крутились от усталости с неистовой скоростью, но вхолостую.
Держа в каждой руке по пакету, я остановился возле машины, глядя на Марго.
— Крутая была ночка, — наконец сказал я.
— Подойди-ка, — велела мне Марго, и я сделал шаг вперед.
Она обняла меня, а мне из-за пакетов обнять ее было сложно: их нельзя было бросить — я мог кого-нибудь разбудить. Я почувствовал, как она встала на цыпочки и поднесла губы к моему уху. А потом очень отчетливо произнесла:
— Мне. Будет. Не. Хватать. Твоей. Компании.
— Ну, это же легко исправить, — ответил я, стараясь скрыть разочарование. — Если тебе старые друзья разонравились, — добавил я, — можешь тусоваться со мной. У меня, в общем, хорошая компания.
Марго все еще стояла, прижавшись к моему уху, и я почувствовал, что она улыбается.
— Боюсь, это невозможно, — услышал я ее шепот.
Потом она сделала шаг назад, еще один и еще, но все смотрела на меня. Наконец она вскинула брови и улыбнулась — а я поверил и в эту улыбку. Я смотрел на нее, а она влезла на дерево, с него — на крышу и пробралась в свое окно.
А я вошел в дом через парадную дверь — она была не заперта, на цыпочках пробрался через кухню в свою комнату, стянул джинсы, бросил их в угол платяного шкафа рядом с оконной сеткой и лег в постель, думая лишь о том, что скажу ей в школе.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ТРАВА
1
Проспал я, наверное, минут тридцать, в 06:32 зазвенел будильник. Хотя я его сигналов не замечал целых семнадцать минут, до тех пор, пока меня не начали трясти за плечо и издалека не послышался мамин голос:
— Доброе утро, соня.
— М-м-м, — ответил я.
Я чувствовал куда большую усталость, чем в 05:55, и мне хотелось пропустить школу, но у меня была стопроцентная посещаемость, и хотя я понимал, что это никого не впечатляет и гордиться тут вообще нечем, статистику портить не хотелось. К тому же мне интересно было посмотреть, как теперь при мне будет вести себя Марго.
Когда я вошел в кухню, папа что-то говорил маме — они вдвоем завтракали. Увидев меня, он прервал свой рассказ и спросил:
— Как спалось?
— Отлично, — ответил я, и это было правдой. Очень мало, но отлично.
Он улыбнулся.
— А я как раз рассказывал, что меня мучает неприятный повторяющийся сон, — сообщил папа. — Я в колледже. На уроке иврита, только преподаватель его не знает, и в тексте какая-то околесица. Но все ведут себя так, будто этот вымышленный язык и этот вымышленный алфавит и есть иврит. И мне приходится сдавать экзамен, писать на языке, которого я не знаю, я даже алфавит разобрать не могу.