Пятый постулат - Орлова Анна. Страница 41

Но ведь они тоже воровали! Они Зорьку увели, телегу украли, так что же выходит, она, общевистка, на самом деле ничем не отличается от всех остальных людей? С другой стороны, она ведь участвовала в краже вынужденно, что ей еще оставалось? Но, может, другие люди тоже воруют не ради удовольствия, вдруг им еды купить не на что? Или это все отговорки? Можно ведь заработать, а не красть…

Маша поняла, что окончательно запуталась, и решила последовать совету Веся и вспомнить слова песен, которым учил ее Раххан-Хо, да так увлеклась, что прозевала прибытие белобрысого.

— Поехали, — скомандовал он, не тратя лишних слов. — Повезло нам. Сегодня и завтра ярмарочные дни, заплатим сколько надо, — пару медяков я наскребу, — и можем выступать. Что трясешься? Бери вожжи, и поехали! Я постоялый двор нашел подешевле, где в долг пустят. Оставим там лошадей и пойдем, делом займемся!

— Но я… — начала было Маша, но Весь не дал договорить:

— Что, голоса лишилась? Ты не фордыбачь, не то ночевать на конюшне будешь!

Маша подавила желание запустить в хама молотом и подогнала Зорьку. Силой ничего не докажешь, а разговорами с Весем ничего не добьешься, такой уж человек… трудновоспитуемый! Наверно, Вождь или хотя бы Второй секретарь смог бы достучаться до закоснелого в феодальных предрассудках разума Веся, но Маше это явно было не по силам. Говорят, любовью и лаской даже свинью воспитать можно, но белобрысый был намного упрямее любой свиньи, к тому же будто глох, стоило Маше начать говорить.

После тихой дороги городок оглушал. Узкие улочки, множество народу, телеги и подводы тянутся одна за другой еле-еле, толчея та еще! А уж запах… Маша с трудом подавила желание зажать нос. Как можно существовать в таких антисанитарных условиях? Она видела, как из окна второго этажа кто-то выплеснул помои прямо на улицу, чуть не на головы прохожим!

А Весь, такой утонченный, — запах пота ему не нравится, видите ли! — вроде и не замечал этого безобразия. Конечно, он на коне повыше над мостовой будет, чем Маша на телеге, но все равно, вонь стоит просто отвратительная, аж глаза слезятся! «Интересно, в столице у них так же живут?» — невольно задумалась Маша. Ее потянуло обратно в деревню, где хозяйки соревновались, у кого двор да улица перед воротами чище выметены!

На постоялом дворе оказалось шумно и неуютно, сновали туда-сюда подозрительные типы с бегающими глазками (Весь ткнул Машу локтем в бок и велел присматривать за пожитками как следует), пахло прогорклым маслом и капустным супом. Словом, ничего общего с чистеньким и опрятным заведением в Перепутинске!

Вещи пришлось перетаскивать наверх: оставлять их на телеге было попросту нельзя. Весь, кажется, опасался поутру недосчитаться и телеги с лошадьми, потому что сунул сторожу еще монету и приказал охранять хорошенько, если тот не желает лишиться какой-нибудь важной части тела. Вид у белобрысого был достаточно грозный, бородач-сторож закивал и клятвенно пообещал присмотреть за лошадками самолично.

— Клоповник! — констатировал Весь, осмотрев тесную душную комнатенку.

— Зато в долг верят! — не удержалась Маша. — А что, мы в одной комнате жить должны?

— Если тебя это смущает, марш на конюшню, — распорядился Весь, — заодно за лошадьми приглядишь, нет у меня доверия к этому сторожу.

— Вот ты и ночуй на конюшне, — возмутилась девушка, — раз так беспокоишься!

— Пожалуй, так и поступлю, — сморщил нос Весь, — там почище будет. Но это мы попозже решим. Давай-ка переодевайся в чистое, пора! Сейчас как раз самое время.

— Выйди, пожалуйста, — попросила Маша.

— Не императрица, поди, — хмыкнул Весь, без малейшего стеснения стаскивая пыльные штаны, чтобы заменить их на другие, поярче и почище. — Давай, что стоишь?

Маша краем глаза увидела Веся совсем без одежды и предпочла отвернуться сама. Ну что за человек?! Это же просто некультурно — так себя вести! Нехорошо малознакомым мужчине и женщине переодеваться в присутствии друг друга, не принято! Но разве ему объяснишь?..

— Готова? Пошли, — велел он. — И книгу свою оставь. Не бойся, не сопрут, тут читать-то мало кто умеет…

Пришлось послушаться. Маша, правда, спрятала драгоценный том под подоконник, нашлась там ниша, будто нарочно для того предназначенная. Весь только фыркнул на это.

Но девушка стала особенно дорожить книгой после того, как выяснилось, что это не просто память о родине и сборник мудрых мыслей Вождя, а живая помощница. Правда, гадать Маша пока больше не рисковала — это интересно, но ведь и страшно. Можно спросить, к примеру, вернется ли она в свой родной мир. А вдруг Книга ответит, что нет? Девушка предпочитала неизвестность обреченности, а потому все откладывала на потом новый сеанс гадания.

Маша, оказывается, совсем отвыкла от шумной толпы, да еще такой бесцеремонной: толкнут, на ногу наступят и даже не подумают извиниться, на тебя же и наорут, и ладно, если не матерно! А вот Веся почему-то стороной обходили: то ли из-за его острых локтей, то ли благодаря надменному выражению лица. Маша заметила: таких наглых тут опасались, не угадаешь ведь, благородный или бандит какой, зачем нарываться?

Добравшись до рынка, они попали в такую круговерть, что Маша едва не отстала. Весь уже успел сунуть кому надо пару мелких монет, а теперь выглядывал место поудобнее.

— Тут в самый раз будет, — кивнул он в сторону, где ярмарочная площадь вплотную подступала к жилым домам. Глухая стена какой-то постройки показалась Весю хорошей заменой театрального задника. — Пошли!

Ухватив Машу за рукав, он потащил ее мимо лицедеев. Маша только диву давалась: один глотал огонь и выдыхал его прямо в проходящих мимо (наверно, именно поэтому к нему никто не подходил настолько близко, чтобы бросить монетку), другой жонглировал, да так ловко, что оторопь брала. Третий показывал фокусы с живой курицей, у четвертого были дрессированные собачка и кошка, пятый разговаривал сам с собой разными голосами, так что публика хохотала и щедро сыпала монеты, шестой представлял кукольный театр…

«Да разве у нас получится с ними соревноваться? — расстроилась Маша. — Они вон какие ловкие и опытные, а мы?.. Именно что самодеятельность!»

— Что нос повесила? — заметил Весь перемену ее настроения. — Гляди веселее! Отработаем — семечек тебе куплю, будешь шелухой в конкурентов плевать!

— Нужны мне твои семечки, — буркнула Маша и встала к стенке, будто плененная бандитами общевистка перед расстрелом.

— Да улыбнись хоть! От твоей кислой физиономии куры нестись перестанут! — прошипел Весь, взмахнул широкими рукавами и вдруг завел неожиданно звонким голосом, какого Маша у него никогда не слыхала: — Подходи, честной народ, потешиться! Весь Сторож и Маша Звонкая все свое мастерство покажут, ничего не утаят, вам на радость, на потеху, себе на пропитание!..

— Откуда?.. — удивилась Маша, увидев в руках у Веся несколько коротких ножей. Он ведь говорил, что…

— У разбойничьей лошадки в переметных сумах много чего полезного нашлось, — широко улыбаясь, ответил Весь. — Не стой столбом, давай, продолжай вместо меня! У тебя голосище — не дай боги, всю ярмарку оглушишь!

— Подходи, честной народ! — прокашлявшись, начала Маша, дала петуха, но быстро справилась с собой. — Подходи, будешь семечки кушать да песенки слушать! Уж душеньку вам распотешим, сказочкой утешим, острым словцом уколем, доброй шуткой…

— Да у тебя талант, — хмыкнул Весь. Ножи в его руках взлетали выше и выше, сверкая бритвенно острыми лезвиями на солнце. Сколько их? Раз… два… Маша насчитала шесть штук, но Весь управлялся с ними легко. — Валяй дальше, вон народ потянулся!

— Смотрите-ка на Веся Сторожа! — затянула Маша во весь голос. — Много лет был в дальних странах, ходил с караваном! Обучился разному, всякому прекрасному. Ножи в руках пляшут, видят радость вашу! Подходи, народ, не скупись, да немножко расступись — не ровен час, ножик сорвется, кому в грудь вопьется!

— А это ты зря, — прошипел Весь, когда собравшиеся заметно отпрянули назад, и принялся бросать ножи как-то хитро, с подвывертом, через плечо, через локоть, а то и вовсе через колено.