Пятый постулат - Орлова Анна. Страница 8

Едва Маша прошла в дом, как ее сразу окутало блаженное тепло.

Бородач уселся за стол, Маша опустилась на лавку напротив него.

Тот достал откуда-то толстенную книгу (почти такую же внушительную, как избранные сочинения Вождя, чем девушка невольно восхитилась), открыл ее посередине и поднял взгляд на Машу.

— Ты чего это расселась? — неприязненно буркнул он. — Ишь, расположилась, как благородная!

— Но ведь вы сели, не стоять же мне? — удивилась Маша.

— А и постоишь, не переломишься! — возмутился тот для порядка, разглядывая пришелицу. По правде сказать, девка была справная: статная, крепкая, кровь с молоком, хоть и господина графа тоже можно было понять — совсем простая на вид, ничуть не похожая на красавиц-аристократок. Фигуры не разглядеть толком, но на лицо вполне симпатичная, да и видно, что такая не помрет, дитенка рожая, как первая жена старосты.

«А и то, может, себе оставить?» — подумал он, задумчиво разглядывая Машу.

Даже не подозревая о матримориальных планах практичного старосты, та, в свою очередь, рассматривала его. Полный бородач больше всего напоминал откормленного борова, каких она видала в обхозе: вздернутый нос, маленькие глазки, лоснящееся нежно-розовое лицо, лишь борода и одежда являлись доказательством того, что он человек, да голос низкий, а вовсе не визгливый.

У Маши он сразу вызвал неприязнь, хоть это и нехорошо — судить о незнакомце только по внешности. Но она ничего не могла поделать — не располагал он к себе, и все тут!

Закончив играть в гляделки, бородач уткнулся в свою книгу и, видимо, приготовился что-то писать (раньше она видела такие странные письменные принадлежности только на картинках, кажется, они назывались «перья»).

Он больше не настаивал, чтобы Маша разговаривала с ним стоя, да и голос его как-то подобрел:

— Я староста тутошний, Ранеком кличут, по прозванию Три Забора. А ты кем будешь?

— Я Машинно-автоматическая швея номер триста семьдесят два, — послушно представилась девушка. Староста моргнул непонимающе, и она продолжила: — Ну Маша я, в общем.

— А, Маша! — обрадовался он, старательно записывая имя в свой талмуд. — А что ты умеешь делать?

— Я швея, передовик производства, между прочим! — гордо ответила девушка. Жаль, продемонстрировать значок не удалось (он так и остался приколотым к свитеру, а Маша сидела одетой, не рискуя снимать тулуп, хотя уже становилось жарко).

— Швея? — поскучнел тот. — Такого добра и у нас хватает, всякая баба или девка в шитье разумеет. Ну да ладно, определю тебя пока в помощь портному, посмотрим, на что ты годна. Вот тебе еще пять медяков на обзаведение. Ясно тебе?

Маше ничего не было понятно, и, помявшись, она спросила:

— А кто такой портной и что такое медяки?

Староста посмотрел на нее, как на блаженную, но объяснил:

— Портной шьет одежду, а ты, стало быть, помощницей ему будешь. Хорошо работать станешь — он сам решит, сколько тебе платить. А медяк — это деньга такая, значит.

Деньги?! Конечно, Маша читала в учебниках, что это такое, но ведь их давно отменили! Разве возможно, что тут есть господа и еще деньги?

— Куда я попала?! — воскликнула она в отчаянии.

Ранек вздохнул — сколько раз ему уже приходилось рассказывать пришлецам об этом — и в точности пересказал Маше ту же историю, что и всем до нее: про множественность миров и связь между ними.

Маша сидела, совершенно оглушенная свалившейся на нее информацией: им говорили на занятиях по политграмоте о борьбе за права трудящихся в разных мирах, но она даже предположить не могла, что сама очутится в одном из них, да притом в таком, где, по всей видимости, об общевизме даже не слыхали!

— Ну ладно, девка, некогда мне с тобой рассусоливать! — пробасил староста нетерпеливо. Он решил пока оставить Машу — пусть пообвыкнется, придет в себя, а потом, глядишь, и сойдутся поближе. — Ступай себе!

— А куда? — спросила девушка, послушно поднимаясь. — Скажите, где тут у вас общежитие, склад одежды, и еще мне столовая нужна!

Ранек нахмурился — странные вещи говорит эта девка, ну да ладно, пришлецы часто бывают не совсем нормальные, и немудрено.

— Топай в лавку Малуха, там тебе все объяснят! — велел он.

Маша удивленно смотрела на него: какая лавка, куда идти, она ведь на этой лавке сидит! И вообще, она ведь ясно сказала, что голодна, да и переодеться не мешало бы, а никакой одежды с собой у нее конечно же нет! Так что нужно, чтобы ей кто-то показал склад одежды и помог подобрать наряд по размеру (ей, наверное, придется теперь длинные юбки носить). Ну и еще всякие мелочи необходимы, вроде мыла и зубной щетки, где их взять?

В голове у девушки творился полный кавардак, она поняла, что ее занесло невесть куда, а вот что теперь делать — совершенно неясно!

Но отвечать на ее вопросы старосте явно было недосуг, так что он нетерпеливо кликнул мальчишку и, когда тот появился, буркнул:

— Отведи эту девку к портному, скажи, что подспорьем ему будет. Ступайте!

По-прежнему недоумевая, Маша взяла с лавки свою книгу, прижала ее к груди (не прятать же ее при Ранеке под одежду) и собралась уходить, когда староста ее окликнул:

— Эй, девка, ты грамотная будешь, что ль?

Маша ответила, снова изумляясь:

— Конечно!

В школе ведь учат!

— А что это у тебя за книга? — уже уважительнее спросил он. Женщина, умеющая писать и читать, — большая редкость! Такая, глядишь, и приход с расходом свести подмогнет, и в хозяйстве пригодится — по всему видать, работящая. Староста даже размечтался, как будет не сам заносить все в книги, а девке диктовать — он видел, что благородные завсегда так делают.

— Это самая главная книга, — начала Маша тем временем. — В ней записаны слова Вождя и все-все объясняется: как жить нужно и что делать!

Ранек задумался — по всему выходило, что непростая это книга, раз в ней такие серьезные вещи пишут.

— А, так ты клиричка! — озарило его. Видя Машино недоумение, он пояснил: — Ну, по книге этой живешь и других учишь?

— Да! — обрадованно кивнула та.

— А как зовется твоя вера? — уточнил староста подозрительно. В их мире было многобожие, но имелся и список запрещенных культов, которые надлежало искоренять всеми возможными способами.

Маша не сразу поняла, о чем он толкует. Ах, ну да, он интересовался, во что она верит! Девушка гордо ответила:

— Я верю в общевизм и светлое будущее!

Староста облегченно вздохнул — такого верования среди недозволенных не числилось (а то жаль было б девку палачам отдавать, на нее другие планы имеются) — и разрешил:

— Ладно, можешь говорить о своем общевизме! А теперь иди!

Мальчишка нетерпеливо потянул Машу за рукав, и она послушно двинулась за ним, думая лишь о том, что этот странный Ранек, кажется, разрешил ей рассказывать всем об общевизме! Теперь она может провести митинг среди местного угнетенного народа и начать борьбу за права трудящихся! Сложная задача, очень ответственная, и Маша всю дорогу до лавки портного думала лишь о том, как правильно все сделать. Она волновалась, ведь никогда раньше ей не приходилось начинать все с нуля, но была готова защищать рабочий класс со всем пылом!

Призрак бродил по Перепутинску, призрак общевизма…

Глава 4

Новая жизнь

Мальчишка (он назвался Ливеком) привел Машу к двухэтажному дому. Далеко идти не пришлось — лавка (знать бы еще, почему дом называют так же, как мебель!) портного располагалась в центре поселка, в нескольких шагах от дома старосты.

Ливек уверенно распахнул дверь и бросил Маше:

— Ты проходи, только веди себя тихо — Малух дерзких не любит!

Та понятливо кивнула — конечно, она не станет грубить, в конце концов, ее всегда учили уважительно относиться к людям.

Удовлетворившись ее реакцией, мальчишка зашел в дом, а Маша последовала за ним. Перед ней открылась интересная картина: в просторном помещении (должно быть, под него был отведен весь первый этаж) была развешана одежда самых разнообразных фасонов и расцветок, и еще какие-то странные приспособления, назначения которых она даже представить не могла.