Снег на сирени - Цветкова Галина. Страница 4

Все в жизни словно изменилось, словно раздвинулись какие-то стены. Стало зачем ходить в школу. На тренировках Элька взлетала в прыжках и улетала далеко. Она уставала, но хотелось вернуться и еще раз испытать чувство полета птицей: поворот, толчок и летишь – и радость оттого, что можешь быть птицей. Она много рисовала – работала, оттачивала свои рисунки.

Но иногда все менялось. Ходила бледной тенью, пинала лед коньком. Падала – больно. «А ты не падай». И все выходило злее, хуже, деревяннее. «Этажерка», – шепотом ругалась она. Рисовала в такие дни чертика на полях – чертика, похожего на мышку. Не знала, что такое с ней. Смотрелась в зеркало и в большом зеркале видела только свое лицо – обыкновенное, нетонкое.

А рисунки оставались – везде был Усов, Усов, Усов, то сухой, графичный, с надменным ртом, то чертик с хвостиком и зубками, похожий на мышку.

Марина Рогозина почему-то не пришла в школу, но Элька знала, где она живет. Многие это знали. Марина открыла дверь, сказала: «Проходи» – и Элька чуть не споткнулась о ведро с водой: Марина Рогозина мыла пол. Элька не могла себе этого представить: Рогозина – царевна, принцесса – моет пол! Она терла половицы тряпкой, вытирала насухо, опять терла, и никто ее не заставлял – в квартире было пусто.

– Ты проходи, – повторила она, не оборачиваясь. – Я сейчас.

Элька шагнула в ее комнату и снова чуть не споткнулась – провода, провода. Почти всю комнату занимал рояль, у окна на полу валялись наушники. На пластинку была опущена игла, но звука не было, слышалось только шуршание. Элька не утерпела и взяла наушники. Она услышала очень чистый звук – скрипка. Вдруг иголка запнулась и заскакала. Элька вздрогнула и сдернула наушники.

– Это Джой в той комнате с дивана спрыгнула, – сказала Марина, входя. – Лентяйка. Даже не залаяла на тебя. Да ты сядь!

Элька устроилась на диванчике, а Марина села к роялю, потому что больше сесть было негде. В свертке, переданном тетей, оказались старые ноты, тяжелый том с тиснением, с кожаными углами переплета, и Марина сразу начала его листать. Концерт Баха фа-минор, который она хотела сыграть на экзамене, был для фортепиано с оркестром, поэтому она всюду искала переложение для двух роялей, а Лидия Николаевна, имея такое переложение, не хотела его Марине дать, считая, что менять программу перед самым экзаменом – дерзость. Тогда Марина пригрозила, что подберет по слуху и так сыграет на экзамене – как получится. «Счастливо, – хладнокровно сказала Лидия Николаевна, – Моцарт по слуху мессу записывал». Вот тут-то Марина и не выдержала и закатила скандал.

Марина задержалась глазами на странице и, не глядя, привстала и сунула Эльке какую-то книжку с полки. Это был альбом Дрезденской галереи. И, пока Элька разглядывала пейзажи и мадонн, Марина листала дальше. Потом она показала на полку: сама, мол, разбирайся. Элька увидела, что Марина успела распустить волосы и они почти касаются колен – такие длинные. Рогозина домашняя… Школьного высокомерия не было. Совсем другая. Элька не знала, как подошла бы к ней с нотами в школе, а сейчас ей было легко, она даже не чувствовала своего пластыря под глазом – опухоль там спала, но синяк цвел вовсю.

Элька машинально тронула пластырь.

– Тебя что, спортсмены ваши побили? – спросила Марина. Оказывается, она уже отвлеклась от нот.

– Нет, – нехотя сказала Элька. – Это я сама.

– Тогда объясни мне, что у вас за класс, – потребовала Марина. – А то эти спортсмены окружены такой таинственностью!

– Никакой таинственности нет, – с досадой сказала Элька. – Да и класса тоже нет. Как бы это сказать…

– Говори-говори.

– Рядом же спорткомплекс университета! Совсем рядом со школой. Вот кому-то и пришла в голову идея: посмотреть, что получится, если собрать всех ребят, мало-мальски способных хоккеистов города, в одном месте… А раз лед близко, то у нас…

Марина насторожилась:

– Они что, правда, все способные?

– Я в этом не разбираюсь, – честно призналась Элька. – Но клюшками они лупят здорово. Ну вот, собрали, переделали для них расписание, высвободили время для утренней тренировки…

– И что получилось?

– Наверное, получилось что-то, раз их пока не разогнали. И нас со Стекловой туда же – потому что мы «целенаправленно занимаемся спортом».

– А Усов? – спросила Марина. – И Горелов? Они не целенаправленно?

– Не знаю. – Элька растерялась. Она и вправду не знала. – Мы и в спортлагере вместе… Они, наверное, просто так…

– Да, – сказала Марина. – Не сладко вам, должно быть, среди стольких парней.

«Да нет, ничего», – хотела ответить Элька, но зазвонил телефон.

– Иди, – сказала Марина, послушав. – Это тебя.

– Ну? – спросила трубка голосом тети. – Ты уже отдала ноты?

– Отдала.

– Так почему же ты не идешь домой? Что ты там делаешь?

– Мы слушали музыку… Разговаривали…

– Светский вечерок, – холодно сказала тетя, хотя был еще день. – Ты скоро будешь приходить домой только ночевать. Мне это не нравится. Прощайся и уходи.

– Сердится? – спросила Марина. – Но я же не нарочно… Ну, не могу я играть ту штуку! Неинтересно! Думала, неужели не сыграю? Там трели, октавы – кисть можно вывернуть. А сыграла!

Это Рогозина просила прощения. «К черту!» – вспомнился ее резкий и заносчивый голос. Но разве так просят?

– Да нет, она как будто на меня сердится, – медленно сказала Элька. – Ой! Я же ключ сегодня унесла!

– У вас что, один ключ только?

– А второй я еще раньше потеряла! Можно, я возьму почитать? – Элька показала на полку. – У нас такой нет.

– Можно.

В соседней комнате Джой со вздохом слезла с дивана и вышла к дверям – провожала Эльку.

– Ты передай, что я уже завтра приду играть! – крикнула Марина в лестничный пролет.

Элька вышла из подъезда, но Марина осталась на площадке около своих дверей. Было холодно. Но она стояла. Дверь стукнула еще раз, тише – ее придержали. Марина ждала. Поднимался Андрей Усов – кончились шесть уроков.

– Здравствуй, Андрей, – сказала Марина, не давая себя не заметить.

Он не остановился и ответное «здравствуй» сказал ровно и безразлично, скользнул по ней невидящим взглядом, словно не хотел видеть.

Снег растаял, и ребята стали бегать кроссы в лесу: до столбика, до магазина, до второго километра – до него было, пожалуй, все пять, – до санатория и до сосны. Сосной называли неопределенной породы дерево – то ли тополь, то ли старую осину, – одиноко торчавшее посреди болотистой полянки. К сосне бегали охотнее всего: попрыгав по кочкам через кофейного цвета воду, все с хохотом висли гроздью на сухих крепких ветках. Тренер секции бегунов Катерина стояла на дорожке, глядя, как ее воспитанники штурмуют дерево. Элька тоже висла на сосне, хотя на ней был пояс с грузом. Тренер заставлял работать с отягощением и прыгать не вниз – вверх. Усевшись на ветку, она кидала пояс на выцветшую прошлогоднюю траву и прыгала, выпрямившись в воздухе, ощущая на короткий миг ставшее внезапно очень легким тело. Еще некоторое время все отдыхали – под деревом трава была относительно сухая – и, прыгая кузнечиками, выбирались на дорожку к Катерине. От сосны можно было сделать небольшой крюк и выбежать к озеру. Как раз наступал закат. В прозрачной воде плавали трубчатые куски льда. Метрах в пяти от берега лед лежал нетронутым пластом. Рыхлая стеклянная масса колыхалась, и под ней обнаруживалась черная глубокая вода.

В первый раз надев пояс, Элька сумела добежать только до леса. У нее закололо в боку. Думала, что задохнется, но, совершенно вымотавшись, неожиданно почувствовала себя свежее, сбегая на обратном пути с горы на мост. Мост над железной дорогой был огромен. Открывался вид на весь город. С ревом шли потоком самосвалы. Под мостом шумели поезда. Эльке понравился город, лежащий далеко внизу. Она добежала до стадиона почти весело. Все были грязные, перепачканные, и Андрей Усов тоже.

Потом лес становился суше, чище; то там, то здесь торчащие груды камней днем прогревались солнцем. Элька была рада лесным пробежкам – лучше, чем те же километры кружить по стадиону. Тем более что не существовало указания, где именно надлежит бегать. Стеклова бегает вокруг своего дома, Элька – с бегунами в лесу. И хотя никто у Эльки не спрашивал, почему она с этой группой бегает, она все держалась в хвосте и смотрела под ноги. Но не отставала. В конце концов она первая нашла подснежник. Все рассматривали лиловато-желтый цветок на мохнатой ножке и впервые обратили внимание на новую девочку. Потом стали говорить: «Те кусты, рядом с Элькиным подснежником», – хотя подснежник быстро вытянулся и опал.